Восьмая тайна моря

— О чем ты?

Лобачев накрыл ладонью кучу фотографий на письменном столе:

— Чигорин прислал.

Такие же фотографии Еремин видел у начальника управления. Снимки были сделаны под водой. На всех фотографиях — изображение темного веретенообразного тела с тупой, обрубленной головой. Еремин перебрал снимки. Они ничего не говорили ему.

— Разве мало акул в океане, — осторожно заметил он, зная характер друга.

— Он еще сомневается, — Лобачев поднялся, высокий, стройный. — Да что с тобой говорить, профан ты эдакий! Человек, который сделал эти снимки, может быть, открыл новый вид акулы, если это акула, конечно. Понимаешь теперь?

— Интересно, что и говорить! Одной акулой в океане будет больше. Вы, ихтиологи, поднимете шум, напишете статьи в журналах, но…

— А известно ли тебе, что именно это животное — они там на острове называют его Чаком, то есть черной акулой, — беспощадно истребляет каланов в заповеднике?.. Таня Чигорина права, тысячу раз права.

Еремин более внимательно рассмотрел фотографии.

— Откуда видно, что именно этот… Чак похищает каланов?

— Вот, — Лобачев протянул фотографию, которую держал в руке.

Снимок был расплывчатый. Чак держал калана за задние лапы; голова зверька находилась почти под брюхом хищника.

— Куда Чак тащит свою жертву?

— Вот именно, куда тащит? — заложив руки за спину, Лобачев ходил по кабинету. — В океане насчитывается около двухсот тридцати видов акул. К разряду опасных относятся двадцать девять видов. Выходит, Чак — тридцатый. Впрочем, рассказы о кровожадности акул очень преувеличены. Человеку, например, куда опаснее переходить улицу или, скажем, играть в футбол, чем встретиться с акулой.

— Не акулы, а овечки, — засмеялся Еремин.

— Не овечки, конечно. Большинство акул либо чересчур малы, либо вялы, либо слабосильны, чтобы нападать на крупных особей и тем более на человека. А иные обитают так глубоко, что каланы, сивучи, котики никогда с ними не встречаются.

Еремин устроился поудобнее. Он любил слушать Лобачева.

— Парыгин пишет, что длина черной акулы пять метров. А китовая акула достигает в длину двенадцати метров и совершенно безвредна, хотя один мой знакомый капитан сомневается в этом. А сомневаться он стал после того, как год назад, вспоров живот одной рыбины, обнаружил тридцать семь пуговиц, пять кожаных ремней и семь женских туфелек. Меня это нисколько не удивляет. Подобно усатым китам, китовая акула плавает с широко раскрытой пастью, фильтруя планктон и прочую съедобную и несъедобную морскую мелочь. — Лобачев взял фотографию и начал уже в который раз рассматривать ее. — Обрати внимание, Алексей. У Чака даже пасть не раскрыта. Впечатление такое, будто лапы калана приросли к черной квадратной болванке головы. Совершенно необъяснимо.

«Вот именно, — думал Еремин, внимательно слушая рассуждения профессора. — Если каланов истребляет акула, то каким же образом шкуры попадают на черный рынок? Не является ли версия о Чаке удобной ширмой для браконьеров? Акула, очевидно, существует, но нам от этого не легче».

— Николай Николаевич, шкуры, которые мы тебе дали на экспертизу, действительно с острова Семи Ветров?

— Ты сомневаешься в моих познаниях?

— Я не сомневаюсь. Спрашиваю не ради любопытства.

— Понимаю. Еще раз подтверждаю, шкуры каланов — с острова Семи Ветров, — сказал Лобачев, возвращаясь на свое место. Извини. Этот случай выбил меня из равновесия… Панна еще не пришла? Черт знает что! — Лобачев стал шарить в ворохе бумаг. — На той неделе сыновья приезжают. Вот телеграммы. С семьями. Они возьмут Панну в руки.

— От души поздравляю, Николай Николаевич. У меня ведь тоже радость — еще один внук на свет появился. Лобачев вышел из-за стола и поманил Еремина. В столовой ярко горел свет. На столе — бутылка шампанского, графин водки, закуски. Еремин вопросительно посмотрел на хозяина:

— Выпьем, Алексей. За внуков.

Старинные часы на стене мерно отбили десять. Вернувшись в кабинет, они молча сели за шахматный столик.

— Чак… Акула… Загадка, — нарушил молчание Лобачев.

— Акула ли? — отозвался Еремин.

— Н-да… В природе существует определенная закономерность. Она обязательна как для животного, так и для растительного мира. Морской хищник убивает свою жертву, чтобы тут же ее съесть. Краб ежегодно откладывает сотни тысяч икринок, чтобы сохранить свой род. Он, конечно, не знает, что восемьдесят — девяносто процентов его мальков будут съедены рыбами. А рыбы — другими обитателями моря. Так достигается равновесие в природе. Н-да… Чак не пожирает свою добычу, а уносит куда-то — это подтверждают фотографии. Что-то противоречит естественным склонностям хищника.

— Может быть, добычу тащит маленьким акулятам? — не совсем уверенно спросил Еремин.

— Алексей, ты иногда говоришь такие вещи… — покачал головой профессор. — Да будет тебе известно: акулы, как и все рыбы, откладывают икру и в дальнейшем нисколько не заботятся о своем потомстве. Другое дело — морские животные…

— Какой же вывод?

— Рано вывод делать. Подождем до новых сообщений.

— Ждать! Сколько же можно ждать? — вздохнул Еремин, машинально перебирая фотографии.

Лобачев закурил свой «гвоздик».

— Попробуем применить антиакулин, — задумчиво сказал Лобачев.

Еремин вопросительно посмотрел на профессора.

— Да, да, есть такое средство, Алексей. Знаешь, как оно родилось? В годы второй мировой войны участились полеты американцев над Тихим океаном. Говорят, боязнь перед японцами была ничто по сравнению с опасением летчиков очутиться в воде в обществе акул, — Лобачев слегка усмехнулся. — Это опасение оказалось настолько деморализующим, что военно-морские силы США занялись тщательным изучением акульего вопроса. Как защитить летчика, оказавшегося в волнах океана, от коварного морского людоеда?

— Неужели американские летчики так часто плюхались в Тихий океан? — иронически заметил Еремин.

— Вам, военным, это лучше знать. Так вот, постепенно удалось решить проблему. Акулы, как правило, избегают спрутов и прочих моллюсков, выделяющих чернильную жидкость. Далее: акулы явно не переносят близкого соседства с дохлыми сородичами, особенно если те уже разлагаются. Выяснили, что у акулы вызывает отвращение уксусный аммоний. Итак, два компонента — аммоний и уксусная кислота. Испытали их врозь и установили — акула не выносит уксусной кислоты. Другие опыты показали, что примерно так же действует на нее медный купорос. Проверили на акулах соединение уксусной кислоты и медного купороса, иначе говоря, уксуснокислую медь. Так была решена задача.

— И боевой дух восстановлен, — засмеялся Еремин.

— Именно. Летчикам перед полетом вручали черную лепешку в марлевой оболочке. Она легко растворялась в воде и состояла из одной части уксуснокислой меди и четырех частей нигрозина, сильного черного красителя, создающего «дымовую завесу», которой может позавидовать любой спрут. Это средство, получившее название «антиакулин», применяется и сейчас.

— Значит, антиакулин, — задумчиво сказал Еремин. — А как же все-таки шкуры, Николай Николаевич?