Восьмой грех

— Или вы уже забыли, какую кашу заварил несчастный монсеньор Пол Марцинкус из Чикаго, откуда родом сам Аль Капоне? Или мафиози Микеле Сидона из Пасти, что близ Мессины? А Папа Павел VI, который ненавидел золото как страшный грех и доверил отмывание такого количества денег нью-йоркскому клану Гамбино, что на них можно было разобрать и снова построить собор Святого Петра?

— Молчите, я не желаю больше вас слушать! — Гонзага нервно провел рукой по лысине, и в кабинете появился легкий запах нота.

— Вы хотите помешать мне сказать правду? — громко спросил Дука. — Ни для кого не секрет, что в Ватикане никогда не умели обращаться с деньгами. А те, кто это понимал, всегда выбирали негодных советчиков. После того как в семидесятых годах прошлого века Пол Марцинкус перестал сотрудничать с Микеле Сидоной, он доверил деньги курии не меньшему преступнику — Роберто Кальви, который возглавлял «Банко Амброзиано» в Милане и получил от Церкви один миллиард четыреста миллионов долларов инвестиций. Мы с вами прекрасно знаем, чем все это закончилось. Кальви нашли повешенным на лондонском мосту «Черные братья». Микеле Сидона почил после вкусного обеда в тюрьме городка Вагера, где его пасту приправили крысиным ядом. А монсеньор Пол Марцинкус? Его выдвигали в кардиналы. Но он так и не смог пощеголять в пурпурной мантии за стенами Ватикана, потому что на территории Италии его бы тут же арестовала полиция.

— Да, — согласился Гонзага, — это было смутное время, за которое я не несу ответственности. Но почему вы мне все это рассказываете?

Соффичи, с невозмутимым видом-слушавший банкира, энергично закивал.

— Потому что эта история, — Дука похлопал рукой по газете, — может воскресить в памяти события минувших дней! Вы помните, чем все закончилось? Помните, сколько людей отвернулось от Церкви? К тому же все это негативно сказалось на нашем финансовом положении.

Кардинал, не удостоив Дуку даже взглядом, обратился к секретарю:

— Монсеньор, составьте опровержение и разошлите его во все газеты, которые напечатали эту статью!

— Ради Бога, ваше преосвященство! — закричал Джон Дука. — Это только усугубит ситуацию.

— Усугубит? Каким образом? Газеты обязаны печатать все опровержения независимо от хода истинных событий, разве не так?

Соффичи подошел к Гонзаге и прошептал:

— Это значит, что вы будете отрицать все факты? Ваше преосвященство, есть свидетели, которые видели аварию и пакет с деньгами! Опровержению просто никто не поверит. Кроме того… это ведь грех по аподиктическим законам — нельзя давать ложных показаний.

— Избавьте меня от своей болтовни, монсеньор. Богословская теория морали принесла Церкви уже достаточно вреда. Напомню вам о смуте Мартина Лютера. Сам Петр не исполнил заповедей, когда трижды отрекся от Христа, прежде чем два раза пропел петух.

— Евангелие от Марка, 14, — не отдавая себе отчета, прошептал усердный Соффичи.

А Гонзага продолжил:

— И несмотря на это, Господь избрал его своим наместником на земле.

Джон Дука снова вмешался:

— Что это значит, ваше преосвященство? Насколько мне известно, в Святом Писании нет такого места, где бы поощрялась ложь наместников Господа на земле.

— Конечно нет. Я хотел только сказать, что слабый человек иногда попадает в такие ситуации, в которых он вынужден солгать. В первую очередь это касается моего случая, когда с помощью лжи можно избежать большого вреда для святой Церкви.

Банкир покачал головой. Затем, в бешенстве бросив газету на стол, он вышел из кабинета. Громко хлопнула дверь.

— Тсс! — прошипел в негодовании государственный секретарь. Потом он повернулся к Соффичи и пробормотал: — Он недостоин такой должности. Вы не находите, монсеньор?

Глава 17

Целые сутки Мальберг не мог понять, в каких отношениях состояла Катерина с этим Паоло. На следующее утро, за скромным завтраком, между Катериной и Паоло, как это принято в Италии, разгорелась жестокая перебранка.

Спор шел из-за денег. Паоло, по профессии автослесарь, из-за каких-то махинаций потерял место. Но парень не соглашался с этим и объяснял свое увольнение тяжелым финансовым положением фирмы. В пылу спора, за которым молча наблюдал Мальберг, Катерина бросило Паоло в лицо:

— Я бы тебя уже давно вышвырнула, если бы ты не был моим братом!

Сперва Мальбергу показалось, что он ослышался, хотя четко разобрал слово «fratello». Наконец он решил вмешаться в спор и спросил:

— Я вас правильно понял? Вы брат и сестра?

— Да, — резко ответила Катерина, — разве я вам не говорила?

— Я такого не припоминаю.

В один момент настроение Катерины поменялось, и она с улыбкой сказала:

— Принимая во внимание вашу ситуацию, это ведь несущественно? Не правда ли?

Мальберг кротко кивнул, а Паоло поднялся из-за стола и вышел из кухни. Через минуту они услышали, как захлопнулась входная дверь.

Словно желая извиниться за поведение брата, Катерина пожала плечами.

— Знаете, мои отношения с Паоло всегда были напряженными. Мы держимся за один канат, по тянем его в разные сто роны. Я — журналист криминальной хроники, правда, бывший, а Паоло… ну, скажем, мелкий жулик. Но он неплохой человек, можете мне поверить. Он только общается с дурной компанией.

Было видно, что Катерина переживает за парня.

— Вы не должны извиняться за своего брата, — примирительно произнес Мальберг. — Я надеюсь, что не доставлю вам больших хлопот.

— Не переживайте, — улыбнулась Катерина. — О своем пропитании вы будете заботиться сами. Здесь, на углу, есть замечательная пиццерия. Вот, держите ключ от квартиры. А сейчас извините. Я вернусь домой около шестнадцати. Это единственный плюс при моей новой должности. Теперь у меня строго нормированное рабочее время и я должна быть всегда на посту. Ну, до скорого!

Мальберг предпочел провести этот день в квартире Катерины. Не потому что ему было страшно выходить из дому, нет! Лукас чувствовал себя достаточно уверенно, поскольку ему казалось, что он не оставил улик, которые могли бы вывести полицию на его след.

У Катерины была двухкомнатная квартира с кухней и старомодной ванной, где в стенной нише помещался такой же старомодный душ. Окна зала и спальни Катерины выходили на улицу. А окна кухни и ванной — во двор, где до обеда сплетничали матроны, а после обеда играли шумные дети.