Восьмой грех

Долго ждать не пришлось. У подъезда остановилось такси, из которого вышел пожилой мужчина приличного вида.

— Вам к кому? — вежливо поинтересовался он, когда Катерина выжидательно посмотрела на него.

— К синьоре Феллини, — честно ответила девушка.

— Я такой не знаю. Здесь не живет синьора Феллини. Видимо, вы ошиблись домом, синьорина. Это номер три!

— Да, номер три, я знаю. Я не ошиблась домом. Синьора живет здесь с недавнего времени.

— Как, вы сказали, ее зовут?

— Синьора Феллини, второй этаж!

Пожилой мужчина смерил Катерину долгим взглядом, в котором определенно читалось недоверие. Но когда девушка дружелюбно улыбнулась ему, он достал ключ и, открыв дверь, спросил:

— А вы уже позвонили?

— Нет, я хочу удивить синьору Феллини. — Катерина помахала букетом цветов.

— Ну тогда проходите, — сказал пожилой мужчина и распахнул входную дверь. — Половину пути нам предстоит преодолеть вместе, я живу на четвертом этаже.

Стены парадного были обложены зеленым мрамором, лифт, находящийся посередине, излучал богатство и ухоженность. Его двери из красного дерева и полированного стекла открылись почти бесшумно.

— После вас, — сказал мужчина, пропуская Катерину вперед. Потом он нажал кнопку II и кнопку IV и, взглянув на букет, поинтересовался: — Особый повод?

Катерина покачала головой:

— Нет, без особого повода. Просто так.

Лифт мягко остановился на втором этаже. Катерина учтиво попрощалась с пожилым мужчиной. Лифт поехал дальше.

Из-за двустворчатой двери доносилась громкая музыка, что не очень соответствовало тому благосостоянию, которое царило в этом доме. Катерина напрасно искала табличку с именем: в стене был утопленный звонок — и больше ничего.

Катерина позвонила.

Громкая музыка внезапно прекратилась. Девушка слышала, как кто-то ходил в глубине квартиры. Наконец она различила приближающиеся шаги. Дверь приоткрылась.

— Синьора Феллини? — спросила Катерина, хотя она уже давно знала, как выглядит бывшая консьержка. На хозяйке была розовая комбинация и безбожно дорогие туфли на высоком каблуке из «Prada». Между пальцев правой руки у нее торчала сигарета, женщина немного покачивалась. Она, без сомнения, была пьяна.

— Что вам надо? — спросила она охрипшим голосом и перевела взгляд на букет.

— Я хочу передать вам цветы, — ответила Катерина. — Они от господина Гонзаги.

Не успела Катерина произнести последнее слово, как дверь захлопнулась у нее перед носом. Свою встречу с Феллини журналистка представляла по-другому. Теперь же она чувствовала себя пристыженной. На такую реакцию она явно не рассчитывала и сердилась на себя. Она уже хотела развернуться и уйти, как дверь снова открылась.

— Проходите, — сказала синьора Феллини, успевшая за это время накинуть купальный халат.

Катерина была так ошеломлена, что поначалу стояла как вкопанная. Только когда Феллини, прищурив глаза, приглашающе кивнула, Катерина последовала за ней.

— Вы должны меня понять, — сразу затараторила синьора, пока они шли через темную прихожую, — я здесь недавно, а вокруг столько слухов об ограблениях. Становишься недоверчивым.

— Да, осторожность никогда не помешает, — с пониманием ответила Катерина, — хотя, признаться, я никогда бы не подумала, что меня можно принять за грабителя.

— Я даже не могу объяснить, почему у меня возникли подозрения. Простите.

— Да ничего.

В тускло освещенной гостиной Катерина вручила синьоре букет. Она специально выбрала лилии — именно эти цветы, вернее, их запах ассоциировался у нее с церковниками. Ни один цветок не изображали так часто в христианской иконописи, как этот. Поскольку мякоть его стебля пахнет молоком, лилию считают символом непорочного зачатия, а сам цветок означает «невинность».

— Так от кого, вы говорите, цветы? — спросила Феллини с плохо скрываемым безразличием.

— От господина Гонзаги, — ответила Катерина. — Я ведь уже сказала!

— Ах, Гонзага. Нуда, конечно! — Поведение женщины свидетельствовало о том, что ей очень редко дарили цветы.

— Я не хочу занимать ваше драгоценное время, — вежливо произнесла Катерина и сделала вид, будто собирается уходить. Ее план сработал.

— У меня достаточно времени, — ответила хозяйка. — Понимаете, я в этой большой квартире одна как перст. К тому же этот дом находится в респектабельном районе, а я только недавно сюда переехала и совершенно ничего здесь не знаю. По будням я хожу по рынкам города. Это помогает мне отвлечься. Раньше, когда я работала консьержкой, было веселее, всегда что-нибудь случалось.

— Консьержкой? — Катерина изобразила удивление. Она обвела взглядом огромную комнату, в которой терялись несколько безвкусных предметов мебели, и сказала: — Наследство? Вас можно поздравить!

Синьора Феллини кивнула.

— Нет, материальных проблем у меня нет. Но… — Женщина была в явном замешательстве. — Как же имя дарителя букета?

— Господин Гонзага, государственный секретарь! — Катерина заметила волнение Феллини.

Та была сильно смущена и, как плохая актриса, пыталась скрыть свою неуверенность:

— Да, вероятно, эти цветы действительно от государственного секретаря Гонзаги. Но разве такое может быть?

— Почему нет, вы же знаете государственного секретаря лично?

— В общем-то, пет… Это было лишь мимолетное знакомство. Нет, я его совсем не знаю.

— Должно быть, он отвратительный человек, жестокий, если речь идет об интересах курии.

— Да, вы правы.

— Значит, Филиппо Гонзага все-таки вам знаком.

Синьора бросила взгляд на букет, который она положила на старое потертое кресло.

— Конечно, я знаю Гонзагу, — вдруг сказала она, — я его знаю даже слишком хорошо! — Едва Феллини произнесла эти слова, как сама испугалась своей болтливости. — Ах, забудьте! — воскликнула она. — Я слишком много говорю. Мне не хотелось бы нагружать вас своими проблемами.

— Проблемами? Простите меня, синьора, вы живете в роскошной квартире, в лучшем районе Рима. Я действительно вам завидую! Из вашего окна открывается прекрасный вид на Энгельсбург и Ватикан! И вы говорите о каких-то проблемах? Кстати, меня зовут Маргарита Моргутта. — Катерина протянула хозяйке руку.