Воспаление колец

— Ты, конечно же, имеешь в виду кого-то из нас четверых? — уточнил Свэм.

— Вот именно, — кивнул Намудил. — А если конкретно, то того уродца, который только что спросил: «Ты, конечно же, имеешь в виду кого-то из нас четверых?»

— Серьезно, был такой вопрос? — удивился Свэм.

— Ну вот, видишь, — дернул плечом Намудил, — он опять что-то сказал.

— Разве? — спросил Свэм.

— Конечно, — кивнул Намудил. — А теперь двинули ко мне на хату... То есть я хотел сказать: направим наши стопы в мою обитель.

Пожав плечами и стряхнув пыль со штанов, хрюкки поплелись в кильватере Тома Намудила. Они шли, и Намудил казался им странным существом, лесным отшельником. Ясно, что в его байку о боге никто не поверил.

— Намазал башку фосфором и решил, что он — бог! — неприязненно прошептал Свэм.

— Я все слышу! — немедленно отозвался Намудил и погрозил Свэму пальцем.

— Вы лесной отшельник? — вежливо спросил Фордо.

— Отнюдь, — сказал Намудил. — Точнее нет. Нет и да. Больше нет, чем да. Сейчас да, а так нет. Вообще нет. Вы хотите услышать обо мне правду?

— Ну да, — подтвердил Фордо.

Намудил задумался, и по кряхтению, которое он издал, хрюкки поняли, что думы его не из легких.

— Я гуру, — молвил он вдруг, — Бог и Учитель, и мне все равно, где жить, хоть в поле, хоть в лесу, хоть в Калифорнии. В Калифорнии, конечно, лучше всего, но меня оттуда попер... Э-э, всемогущий рок распорядился так, что лес отныне — моя обитель! Неприхотливый по своей природе, живу я в единении с миром, и моя аура всегда в отличном состоянии!

— А что, она изнашивается? — осторожно полюбопытствовал Свэм.

— Чу! — вскричал Намудил. — Мне послышалось, или откуда-то опять завоняло навозом?

Раз-два, левой-правой, Ночью прем мы всей оравой: Три хрыча и Намудил, Да еще — навозорыл!

— Наверное, он имеет в виду тебя, — предположил Свэм, пихнув Марси.

— Хо-хо! — вскричал Намудил. — Этот говорящий навоз не только говорит, но и пихается!

За Намудилом все в ночь устремитесь, скорей! Вы, помесь розетки и кролика, эй!

— А вот без этих дурацких стихов можно? — озлобленно хрюкнул Свэм.

— А вот этим кулаком по морде можно! — предложил Намудил, поднося к физиономии Свэма кулак. — Эй, а мы уже пришли! Глядите: вот она, моя обитель!

В тусклом свете черепушки Намудила путники разглядели уродливое здание с зарешеченными окнами и плоской, густо поросшей бурьяном крышей. Хрюкки затруднились определить назначение этой постройки. Громадный курятник? Передвижная тюрьма? Или, быть может, тайный притон гомосеков?

Намудил повернулся к хрюккам, в его глазах блеснул огонек:

— Ну как? Великолепно, не правда ли? На одну позолоту я истратил пятьдесят тысяч! А мраморная лестница обошлась в триста тысяч! Колонны у входа — малахит! А купола? Они крыты червонным золотом! В очагах моей кухни никогда не затухает огонь! Вы слышите этот аппетитный запах жаркого?

Хрюкки обменялись испуганными взглядами. Где-то рядом воняла помойка.

— Э-э... Ну да, — ответил Фордо за всех.

— То-то же! — И Намудил обрушил на хлипкую дверь мощный удар кулака.

На стук долго не было ответа, но вот сколоченная из обрезков фанеры дверь распахнулась, и наружу высунулась женская голова.

— Пришел, бугай рогатый? — визгливо поприветствовала она Намудила. — Ты где столько шлялся, придурок?

Намудил улыбнулся и спокойно указал на незнакомку рукой:

— Моя супруга. Дочь болотного царя, женщина дивной красоты... Золотушка, прими гостей!

Я привел к тебе гостей, Дева дорогая! Накорми их, обогрей...

— Обогрей... э-э, — Намудил запнулся, подбирая рифму. Потом крякнул, и тут его прорвало, словно после длительного запора подействовало слабительное:

Колбаса, требуха, бренди, виски, кола, Мак я долго собирал; будешь ты здорова! Быстро накорми гостей, дева дорогая, А не сделаешь того, — будешь ты больная. Мака я тебе не дам, хоть вались ты в ноги; Ползай хоть ты по полу... Может, сдохнешь хоть к утру, Дева-недотрога! Красота как первоцвет, вот она какая! Краше девы в мире нет, Ты моя...

Намудил снова запнулся:

— Родная, дорогая, рогатая, уродливая... — Он сплюнул и потряс перед Золотушкой букетом:

— Ясно?

— Ясно! — рявкнула дева. Затем выпростала две необычайно длинные руки, сгребла хрюкков в кучу и затащила в дом.

— Не колитесь когтями! — пропищал Опупин.

Вместо ответа Золотушка ущипнула Опупина за филей.

— Жирненький... — прошептала она. — Их как сготовить, дорогуша? Целиком, или накрутим котлет?

— Я же сказал, они гости! — донесся с крыльца львиный рык Намудила. — Накорми их, я тебе серьезно говорю!

Бормоча ругательства, Золотушка подняла фонарь и взглянула на хрюкков красными глазами размером с чайные блюдца. На каждой руке дочери болотного царя было всего по шесть пальцев.

— Шмотки в угол! — приказала она. Хрюкки повиновались молча. От страха у них отобрало речь.

«Жаль, нет фотоаппарата, — огорчился Фордо. — Ее снимком можно было бы лечить от заикания. Правду же говорят — клин клином... Гм, это свет такой, или у нее и впрямь зеленая кожа?»

Фигура Золотушки напоминала макаронину, а вместо волос дева имела заплетенные в косу мохнатые водоросли.

— Чего уставился, шибздик? — окликнула она Фордо. — Коли жрать не хошь, вон дверь, вали отсюда на хрен! Что? Нет возражений? Тогда пошли! — Она схватила Фордо за воротник куртки и, сбив его с ног, поволокла вглубь жилища. Хрюкк начал протестовать, но получил чувствительный удар по уху и испуганно замолк.

Его товарищи двинулись следом, готовые в любой миг дать стрекача.

Убранство столовой было исключительно утилитарно: несколько табуреток и большой деревянный стол. Вся мебель покоилась на циновках, искусно сплетенных из водорослей и грязи. На стенах обильно росли поганки, дающие мертвенно-белый свет.