Воспевая бурю
Шрифт:
– Ты что, оглох?
Епископ не желал повторять один и тот же вопрос до бесконечности. Он всегда был не особенно высокого мнения о Торвине, но в эту минуту мужчина, стоявший внизу, у помоста, казалось, совсем потерял рассудок. Медленно, отчетливо произнося каждый слог, как это делают, обращаясь к слабоумным, Уилфрид повторил свой вопрос:
– Что с мальчишкой? Торвин не мог скрыть враждебности, блеснувшей в его глазах; ему доставляло удовольствие еще разок досадить этому напыщенному болвану. Он лениво пожал плечами, ответив то, что и так было ясно, но чего так не хотелось слышать епископу:
– Там
– Но у них же был сын! – Этот надрывный, отчаянный вопль сорвался с уст человека, сидевшего по левую руку от епископа, почти такого же тучного, как и хозяин. – Я много лет следил за этой семьей и точно знаю, что у них был сын!
– Я не сомневаюсь в вашем утверждении, милорд. – Торвин, изобразив на лице почтение, повернулся к престарелому принцу Матру из Гвилла. – Я только говорю, что, когда мы обыскивали ферму, там не было никакого мальчишки.
Флегматичный, закаленный в сражениях король, сидевший от епископа по правую руку, был такого же нелестного мнения о епископе и его госте, как и его тэн. Этелрид разжал кулаки громадных, иссеченных шрамами рук и положил их на покрытый белой скатертью стол. Король Мерсии подавил раздражение. Он напомнил себе, как полезно было бы растравить ненависть этих болванов к тем, кого он, в свою очередь, тоже хотел унизить, – правда, из уязвленного самолюбия.
– Никакого мальчишки? Ну и что из того? – Оборвав себя на полуслове, Этелрид понизил свой, обычно громоподобный голос чуть ли не до шепота, как он делал в тех случаях, когда ему требовалось утихомирить взбунтовавшихся подданных. – У вас есть девчонка, и вы держите в плену илдормена. Разве этого не достаточно, чтобы отомстить?
И епископ, и принц затаили обиду – каждый свою, и с годами она только усиливалась, превратившись теперь в жгучий яд, разъедавший их души. Их планы отомстить за нанесенное зло, которое каждый их них считал направленным лично против него, строились поначалу в виде помощи делу короля Этелрида. Но коварный король ни на мгновение не забывал, что злоба, столь выгодная для него, может с таким же успехом оказаться опасной, если только выйдет из-под контроля. Однако он не допустит, чтобы кто-либо посмел сорвать его планы завоевания Нортумбрии, которые он так долго лелеял!
Уилфрид так и кипел от негодования. Этелрид не может не понимать, как нелегко будет успешно осуществить задуманное, если в руках у них будет только малышка уилей и саксонский воин. Яростные возражения жгли ему язык, но так и остались невысказанными, поскольку король Мерсии продолжал все так же тихо, но настойчиво и предостерегающе:
– Берегитесь! Не вздумайте вообразить себе, что я отдам моих воинов в полное ваше распоряжение, будто у меня уже нет никакой власти. Я не забыл и вам тоже не позволю забыть о плате, обещанной моим людям за надежную охрану ваших пленников, а они охраняют их.
– Но… – Голос Матру нерешительно дрогнул, когда Этелрид подался вперед, перегнувшись через дородного епископа, и пристально, властно взглянул на принца.
Не обращая больше внимания на престарелого принца, столь же слабого духом, как и зрением, и телом, Этелрид снова повернулся к епископу, которого хорошо понимал, чья алчность не уступала его собственной.
– Вы проявили удивительную способность командовать людьми, которые вам не принадлежат. Я охотно
предоставил вам эту возможность, но теперь мой черед отдавать приказания. Мне хотелось бы знать, что вами сделано для выполнения ваших клятвенных заверений. Когда вы собираетесь исполнить данное мне обещание?– Король Кадвалла в последнее время был занят подавлением мятежа на своих землях, так что у него не было времени обдумать наше предложение. Но завтра я отправляюсь в Уэссекс, мы с ним встретимся и обсудим возможности этого союза. Оттуда я пошлю вам известие и только после этого вернусь в монастырь в Экли.
Этелрид кивнул головой. Ему не по душе были новости о восстании, из-за которого их дело откладывалось. Однако он испытывал и некоторое удовлетворение при мысли о том, что столь тщательно и глубоко продуманные им замыслы вскоре осуществятся полностью, что он одержит-таки победу в этой, пожаром заполыхавшей войне, разгоревшейся от крохотных искорок мелких вылазок и набегов.
Уловив удовлетворение во взгляде короля, Уилфрид понял, что может без опаски еще раз допросить Торвина. Он повернулся к сухопарому тэну.
– Где воин по имени Рольф? Торвин предчувствовал этот вопрос и со злорадным удовлетворением ответил:
– Рольф остался, чтобы и дальше наблюдать за той местностью, где мы наткнулись на лошадь спутников друида.
– Спутников друида?!
Уилфрид был поражен до глубины души, что с ним не часто случалось. Этого просто не могло быть, и он не замедлил выразить свое убеждение вслух.
– С тех пор как старый жрец умер, молодой человек никогда не путешествует в обществе кого бы то ни было.
– Мужчин, может быть. – Кривая усмешка скользнула по губам Торвина. – Но, как вы изволили заметить, он действительно молодой человек. И он не чужд таким слабостям, как очаровательная красотка под боком.
– Женщина!
Изумление Уилфрида сменилось глубокой тревогой. Если у жреца вдруг появятся сыновья, им, без сомнения, передадут тайные знания друидов – и так будет продолжаться до бесконечности. Этого нельзя допустить.
– Женщина уили?
Епископ обращался с вопросом к Торвину, но смотрел он на валлийского принца. Разве тот не утверждал, что он него ни в коем случае ничто не укроется, буде возникнет такая угроза?
– Нет, – с затаенным злорадством ответил Торвин.
При этом загадочном ответе внимание Уилфрида вновь обострилось.
– Что ты хочешь сказать?
– Именно то, что говорю. – С большим трудом сдерживая смех, молодой воин не мог подавить улыбки и продолжал, выражаясь высокопарно, словно внезапно лишился рассудка: – У этой девушки волосы, словно льющийся лунный свет, а глаза, как сияющие смарагды, потонувшие в дымке вечерних сумерек.
Уилфрид, стиснув зубы, нахмурился. Но не от ярости. Скорее от глубокой задумчивости. Он размышлял, как ему лучше использовать это неожиданно возникшее обстоятельство, обратив его в свою пользу. Минуты текли, собравшиеся молча, в ожидании, смотрели на епископа. Наконец он произнес:
– Схватите ее! Во что бы то ни стало. Схватите и доставьте ко мне в Экли.
Этелрид сидел неподвижно, он даже не изменился в лице, но Матру негодующе прищелкнул языком, с горечью подумав, что епископ сошел с ума. Однако больше всех расстроился Торвин… и ему не очень-то приятно было это сознавать.