Воспитан рыцарем
Шрифт:
— Насчет Морева?
— Ух ты! Э, Снег, ты слышал? — вышедший из дверей Снег выставил к солнцу улыбку в седой бороде и с хрустом потянулся, очень даже молодецки.
— Ничего не слышал, похлебку грел.
— Парнишка, оказывается, тщательно впитывал все наши с тобою разговоры и теперь интересуется концом света!
— Все мы им интересуемся. Пойдемте в дом. Раньше попрощаемся — раньше день откроется — для всех из нас и для дел, которые предстоит совершить каждому из нас.
— Говоря проще — выпроваживает непрошеного и незваного гостя. Ну-ну.
— Я не выпроваживаю, а вношу
— А я и не… Но насчет парнишки я все-таки хотел…
— И его счет в твоих деньгах не нуждается. Не сердись, Зиэль, однако и не вноси лишней смуты в сию обитель, где только один закон — мои представления о сущем.
— Слышал бы тебя Император и его прево… Впрочем, как скажешь… — Зиэль притопнул одним сапогом, другим, заправил в них штанины, натянул свою черную рубаху… — Ты же знаешь — я человек покладистый.
— Трижды соврать в одной-единственной фразе! Аж завидки берут, я так не умею. Пойдемте, остынет.
— Вот ты книжник, Снег, ученый из ученых, мудрец из мудрецов, объясни мне загадку, которая столько трудных и горестных лет подряд не дает мне покоя…
— Ну?
— Зверский аппетит — он укорачивает трапезу или удлиняет ее? Вельми голодный человек ест — дольше или быстрее? А может быть — то выходит на то, и без разницы получается в итоге? А?
— Пустая болтовня ее удлиняет, это точно. И укорачивает жизнь. Но если тебе угодно знать мое…
— Угодно. Более того, мы можем взять противоположные точки зрения и защищать в споре каждый свою. А потом меняемся ими, позициями, и опять…
— Это твое любимое развлечение, как же, помню. Но так — долго будет, до вечера не управиться. Отложим. Однако, ты чуть-чуть меня не вовлек в пустопорожнее… Добавляй, может, хлеба другого? Еще мозговую?
— Хватит. Огромная тебе благодарность, дружище Снежище! За приют, за мальчишку, за славное общение. Авось — увидимся. Да, молодежь?
Лин молча кивнул, боясь выдать себя дрожащим голосом и вообще разреветься. Кивнул и Снег:
— Не исключаю.
— Вон как Сивка запыхтел, заскрипел, аж отсюда слышно. Почуял, бездельник, что овсяному счастью конец, и пора под седло, к скудным придорожным пастбищам… Пойдем, проводите нас до кустов хотя бы…
Лин протянул руку, чтобы погладить Сивку, а тот внезапно ухватил своими огромными теплыми губами его ладонь и бережно подержал так несколько мгновений…
— Видишь как — признал наконец за своего… Выдал себя. Ох, и хитрый у меня Сивка, лишний раз не проявит — кто по нраву ему, кто нет, о чем думает… — Зиэль вздохнул глубоко, а за ним и Сивка. — Пора.
Зиэль за руку попрощался со Снегом, с Лином, осторожно ткнул здоровенным, как дубинка, пальцем в Гвоздика, а тот немедленно оскалился в ответ, сидя у Лина на руках, грозно запищал, думая, что рычит…
И свершилось. Кустарник сомкнулся с тихим шелестом, и от Зиэля остался только удаляющийся голос, поющий песню про море и моряков, такую Лин ни разу от него не слышал… Впрочем и голос вскоре без следа растворился в утреннем шелесте трав и деревьев, в журчании невидимого ручья, в криках так же невидимых зверей и птиц…
— Сегодня пойдем в деревню, за хлебом,
ибо его я выпекать хотя и умею, но очень уж не люблю, пусто и хлопотно женское сие занятие. Иногда у меня Мотона тесто творит, но ее не будет в ближайшие дня три, прихворнула… Мотона — это моя приходящая помощница, порою гостит у меня день да другой… Что молчишь?— Так… не знаю. А далеко деревня?
— Туда почти полдня, да обратно столько же. По пути будем знакомиться, размышлять о будущем и сущем… Коренья и травы кое-какие подсоберем. Для еды, врачеваний… просто для интереса. Боюсь, погреб мой не выдержит этакого лета, вытечет весь ледник… Тоже надо будет что-то придумывать… Это хорошо, что мы вдвоем двинемся, собранному вольготнее будет.
Лин подумал, что дальше так молчать будет невежливым и решился еще на вопрос:
— Как это — вольготнее?
— Просто. Некоторые травы не любят, знаешь ли, соседства других трав, а также тесноты, но в двух заплечных мешках простору будет в полтора раза больше, чем в одном. Понял?
Лину показалось, что — да, понял, но выяснять поточнее — сколько это, полтора? — он постеснялся. Полтора — это один с половинкою… вроде бы… Но почему тогда в двух мешках…
— Ты что делаешь???
Лин смутился и выронил веник. В чужом доме любой окрик правильный, но ведь он хотел как лучше…
Снег поглядел на испуганного мальчишку и сбавил тон:
— Я не ругаюсь. Живя в одиночестве — отвыкаешь правильно и точно управлять силой голоса, поэтому иной раз тебе может показаться, что я кричу. Ошибочно показаться. Вот и сейчас я задумался и произнес слова громче, нежели собирался. Что ты сейчас хотел сделать с этим веником и палкой?
Лин мог возразить по впечатлениям вчерашнего дня, что на Зиэля Снег ни разу ошибочно не возвысил голос, но в этот миг он не нашелся об этом помыслить, его переполняла благодарность за то, хотя бы, что взрослый человек, во всех отношениях старший над ним, не кричит на него и объясняет свои оплошности.
— Я… подумал…
— Уже хорошо. Мыслящие сотоварищи, сотрапезники и соратники мне приятнее. Итак, о чем ты подумал?
— Если палка лишняя, то лучше бы ее на дрова не ломать, а засунуть в веник. И тогда получится метла.
— Как это? Покажи.
Лин показал. Для этого пришлось слегка ослабить натяжение сыромятного ремешка, которым был подвязан пучок ивовых прутьев, и осторожно просунуть в прутья конец палки, стараясь, чтобы палка вошла в самый центр пучка. И ремешок подтянуть покрепче…
— А можно, я еще возьму один шнурок?
— Да сколько угодно, вон их сотня лежит. — Снег указал на лавку возле смородинового куста, где лежала целая копна ремешков. Ими Снег зачем-то подвязывал ветки растений, живущих в углу дворика, в загончике…
Лин выбрал один, потоньше и подлиннее, и его приладил в дело. И все, и метла готова.
— Вот метла. Я так беру… за палку… и мету…
— Интересно! И что, так легче?
— Не знаю. Удобнее.
— Ну-ка, дай…
Невиданное приспособление, названное Лином — метла, из-за короткой палки пришлось взрослому высокому человеку не вполне по руке, но — все равно — так гораздо удобнее, чем подметать, согнувшись в три погибели.