Воспоминание об Алмазных горах

— По болотам? Знаем. Проведем.

— Прекрасно. Я поведу Тальский полк в тыл противника, Канский полк выступает по второму парому — будет имитировать переправу. От этой операции зависит, пройдем или не пройдем в Урянхай. Сейчас очень важно оторваться от Бологова. Если мы захватим Сахарную Голову, Бологов не посмеет переправиться через Ус, а в болото он не полезет…

Клубился туман над рекой. На вершине утеса Сахарная Голова укрылся корнет Шмаков со своими казаками и добровольцами. Они зорко следили за противоположным берегом. Там показались конные разведчики партизан. Один из них довольно громко сказал:

— Гляди-кось, паром-то целехонький!

— А куда он денется? — отозвался другой. — Бологов-то в тылу где-то болтается, а перед нами — пустынь, никого. При до самого Белоцарска — живой души не встретишь.

Разведчик пронзительно свистнул. На берегу стали собираться подразделения партизан. Шум, звон котелков, хохот.

— Первому батальону грузиться на паром! Орудие, пулеметы…

Шла погрузка. Во всяком случае, так казалось Шмакову. На самом деле на пароме было всего несколько человек. Пулеметы партизаны спрятали в кустах, направили их на Сахарную Голову.

Паром медленно двигался к противоположному берегу. Вот он уже на середине реки.

Шмаков скомандовал:

— По десанту — огонь!

А паром все так же медленно двигался к утесу, с него не слышно было ответной стрельбы. Он плыл, как черный, безмолвный призрак.

В тылу отряда Шмакова, точно из-под земли, выросли цепи партизан. Крики «ура» слились с пулеметной и ружейной стрельбой. Под ураганным огнем бегали казаки по утесу, их постепенно прижимали к краю обрыва. Теперь им уже негде было укрыться. Несколько белогвардейцев один за другим бросились вниз со стометровой высоты и разбились о камни.

И все-таки и на этот раз Шмакову удалось уйти.

В столице Урянхая, или Тувы, царила паника. Сюда, в Белоцарск, идет партизанская армия! Купцы и чиновники, местные богатеи, казаки грузили имущество на плоты, надеясь по Енисею прорваться в Минусинск.

— Я не могу рисковать, — сказал Турчанинов Шмакову. — Ну а если красные вздумают перехватить плоты?..

— Лучше всего погрузить добришко на телеги — и с богом через Тоджу в Минусинск, — посоветовал корнет и задумался.

— Вы будете меня сопровождать, корнет? Я щедро заплачу.

— Это мой долг, — ответил Шмаков. — Никакой награды не надо. Кроме того, у вас охрана…

— Всего пятьдесят казаков.

— Маловато. Ну, ладно, рискнем.

Добро погрузили на четыре воза: сундуки, ящики, шкатулки. На одном из возов на подушках сидела жена Турчанинова. Шмаков подошел к ней, раскланялся.

— Рад видеть вас.

— О, вы так любезны, корнет.

— Вы позволите сопровождать вас?

— Буду очень рада, любезный друг. Веди себя разумно, — добавила она шепотом. — Он продолжает ревновать…

— Теперь это не имеет значения.

Появилась охрана на лошадях.

— Ну, с богом, — сказал Турчанинов. — Я рад, друзья, что в час испытаний вы со мной…

Обоз въехал в ущелье.

— Можно передохнуть, — сказал Турчанинов.

Возы остановились. Казаки спешились, закурили. Корнет о чем-то шептался с каждым из них. Те согласно кивали.

— Кто выполнит акцию? — спросил корнет у казаков.

— Поручаем вам.

— Хорошо.

Шмаков проверил револьвер, сказал Турчанинову:

— Кстати, я забыл передать вам кое-что. Оттуда…

Турчанинов понимающе кивнул:

— Тет-я-тет?

— Совершенно верно. Прогуляемся…

Они ушли в скалы. Вскоре раздался выстрел. Из-за скалы появился Шмаков с еще дымящимся револьвером. — Итак, господа, можете приступить к дележу добычи.

— Корнет, что случилось? — спросила жена Турчанинова.

— Ничего особенного, Вера Петровна, — хладнокровно отозвался корнет. — Вашего супруга убили красные бандиты.

Женщина упала в обморок.

— Не обращайте на нее внимания, — сказал Шмаков. — Приступайте! Всем поровну.

— Да здравствует наш атаман! Щедрый атаман…

— Тише, дьяволы! Красных накличете.

Казаки вскрывали сундуки, делили маральи рога, серебряную и золотую посуду, высыпали из замшевых мешочков золотой песок, золотые десятирублевки и пятирублевки, жемчуг, бирюзу.

— Тибетская бирюза…

Шмаков морщился, нетерпеливо прохаживался вдоль обоза.

— А теперь, казаки, мы сами себе господа и сами себе слуги. Колчак доживает последние дни. Куда двинем?

— Лучше всего на Баян-Кол. Там есть где пошуровать…

— На Баян-Кол — марш!.. Мадам я сам утешу.

6

И в маленьких юртах рождаются великие люди.

Монгольская пословица

Монгольский князь Максаржав носил почетное звание «Хатан Батор», что означает — «Несокрушимый богатырь». Звание получил еще в 1912 году за взятие города Кобдо — последнего оплота маньчжурской династии в Монголии. Маньчжуры владычествовали в Монголии почти триста лет, довели страну до крайнего разорения. Отдаленные и ближайшие предки Максаржава участвовали в восстаниях, которые поднимали монгольские князья и араты против иноземных захватчиков. Некто Доржи, простой пастух, прославившись в боях, первым из предков Максаржава получил княжеский титул. С той поры титул переходил в роду от поколения к поколению. Максаржав считался потомственным военным, ибо главная обязанность князя воевать с врагами. Да и сам он смотрел на войну как на тяжелую, трудную, но неизбежную, а иногда прямо-таки необходимую вещь, когда приходится драться за независимость страны.

Род обнищал до такой степени, что потомственный князь Максаржав перешел в категорию «хух тайджи», что значит — «неимущий дворянин». Чтоб прокормить семью и самому не умереть от голода, он вынужден был заниматься далеко не княжескими делами: выделкой овчин и мехов, шитьем одежды. Он оказался искусным портным и сапожником. Сеял хлеб, отвозил его на продажу в столицу. Водил караваны верблюдов, пас стада правителя хошуна. Женился Максаржав рано: шестнадцати лет. В жены взял свою землячку Цэвэгмид, дочь простого пастуха. После смерти отца Максаржаву пришлось заботиться не только о собственной семье (у них с Цэвэгмид было десятеро детей), но и о матери, младших братьях и сестрах. Нужда — лучший учитель. Когда его призвали на военную службу, дела совсем пришли в упадок…