Воспоминания детства

В. Никифоров-Волгин чувствует бесперспективность своего дальнейшего пребывания в Нарве и в самом конце 1935 или в первых числах 1936 г. переезжает в Таллинн. В Таллинне он становится домашним учителем и воспитателем внука генерала-эмигранта Ю. Штубендорфа, очень интеллигентного человека; лишь благодаря его финансовой поддержке смогла выйти в свет первая книга В. Никифорова-Волгина, которую он и посвятил Ю. А. Штубендорфу. В Таллинне писатель принимает участие в деятельности местного русского спортивного и культурно-просветительного общества «Витязь», избирается почетным членом Литературного отдела общества, сотрудничает в издаваемых обществам сборниках под тем же названием «Витязь».

В мае 1937 г. наконец-то выходит в свет первый сборник рассказов В. Никифорова-Волгина «Земля-именинница», встреченный положительными рецензиями в ряде зарубежных русских органов печати. Сохранились сведения, что умиравший в Италии А. В. Амфитеатров просил перед смертью почитать ему рассказы из «Земли-именинницы». Осенью 1938 г. в том же издательстве «Русская книга» в Таллинне печатается второй сборник В. Никифорова-Волгина – «Дорожный посох». В 1939 г. готовился к печати третий сборник – «Древний город. (Жизнь и нравы русской провинции после революции)», который, видимо, должен был быть посвящен Нарве 1920–1930 гг. Сборник планировалось выпустить в 1940 г., но этому помешали, по всей вероятности, события лета 1940 г. К этому времени сборник «Земля-именинница» уже был распродан и встал вопрос о его переиздании.

Установление советской власти в Эстонии 1940 г. губительно сказалось на русской культурной и литературной жизни в республике: были закрыты все русские общества, газеты, многие писатели и деятели культуры репрессированы. 15 мая 1941 г. состоялась свадьба В. Никифорова-Волгина и Марии Георгиевны Благочиновой, с которой он познакомился в доме Штубендорфов, а 24 мая писатель, работавший в это время ночным сторожем на судоремонтном заводе, был арестован органами НКВД. По воспоминаниям современников, он предчувствовал свой арест, ждал его. С началом войны В. Никифоров-Волгин был этапирован в город Киров, где в августе 1941 г. приговорен к расстрелу по 58-й статье – за «принадлежность к различным белогвардейским монархическим организациям», «издание книг, брошюр и пьес клеветнического антисоветского содержания». Приговор был приведен в исполнение в городе Кирове 14 декабря 1941 г. Официально реабилитирован В. Никифоров-Волгин был лишь в 1991 году…

По воспоминаниям хорошо знавших его людей, В. Никифоров-Волгин был удивительно добрым, сердечным, отзывчивым человеком, который почти ни с кем не ссорился, старался никогда никого не обидеть. Сестры рассказывали автору этих строк, как однажды в жестокий мороз Василий отдал на улице нищему свою шапку и зимнее пальто, а в оправдание дома говорил: «Жаль человека – он мерз, а я уж как-нибудь проживу».

Но, главное, В. Никифоров-Волгин был глубоко верующим человеком, и это прежде всего определяет его мировосприятие. По искреннему убеждению писателя, основой всей нашей морали может быть только религия, вера в Бога. На ней держится мораль, без нее люди превращаются в зверей. Только на вере, на христианском учении могут базироваться все теории и программы преобразования человеческого общества и личности индивида.

Отсюда важность Церкви и духовенства – носителей веры. Правда, современная Церковь и современное духовенство далеко не всегда удовлетворяли В. Никифорова-Волгина. В его статьях нередка суровая критика современного христианства вообще и Православия в частности. «Вся наша вера ушла в форму, в бездушное исполнение обрядов», и в то же время истинная, глубинная сущность христианства утеряна. Однако в художественных произведениях В.

Никифорова-Волгина критика духовенства и Церкви редка и, как правило, очень мягка. В повести «Дорожный посох», в рассказах и лирических миниатюрах В. Никифорова-Волгина Церковь и ее представители выступают в первую очередь как носители веры, защитники высоких этических принципов. Это страдальцы, мученики за веру, люди подлинных идеалов. Это те, кто не дают нам превратиться в зверей.

Революция же для В. Никифорова-Волгина – страшная, злая и всеразрушающая сила, жестоко и беспощадно сметающая старый мир, традиционную мораль, веру, даже первозданную русскую природу (рассказ «Старый лес»). Но, главное, революция и коммунизм – это разрушение личности, разрушение души человека, потому что душа – основа личности – держится на вере в Бога.

Спасение, как кажется В. Никифорову-Волгину, – в возврате к вере, к Богу, к религии. Главное – в «революции нашего духа», в нравственном совершенствовании, в преображении нашей русской души, в которой так много скверны. Все мы виноваты, и все нам надо покаяться. В. Никифоров-Волгин в своих статьях часто пытается пробудить угасшую совесть читателей, напоминая им об их нравственном долге.

По своим убеждениям В. Никифоров-Волгин был консерватором. Его любовь – это «лапотная, странная, богомольная» Русь, Русь «богатырская, кондовая», неразрывно связанная с Православной Церковью, с Царем (писатель был монархистом), с древними русскими национальными традициями, обрядами, обычаями. Она гибнет, уничтожаемая революцией, и В. Никифоров-Волгин горестно оплакивает ее гибель. Его надежды только на то, что все-таки большевикам не удалось уничтожить всю старую Русь, остатки ее сохранились, выжили. Писатель не верит ни в русскую интеллигенцию, ни в рабочую «массу», ни в привилегированные сословия императорской России – по его мнению, именно они и привели страну к революции своими безрассудными действиями, хотя исходили при этом из разных установок. Только остатки старой «кондовой» Руси, к которым относится и большинство духовенства, и верующая, не забывшая заветы дедов часть крестьянства, могут еще спасти Россию: «Тот народ спасет Россию, который глубоко сохранил в своем сердце образ тихого, ласкового и печального Бога-Христа!.. Эта Русь, этот народ-печальник, народ-богоносец спасет всех нас. Ни Троцкий, ни Луначарский, ни Горький, ни Маркс, ни иностранцы, ни Милюковы, ни социалисты и монархисты спасут Россию, а „глупая“, „наивная“ вера „выживших из ума“ стариков».

Однако, хотя В. Никифорову-Волгину ближе всего патриархальное крестьянство, в известном противоречии с этим он выступает за «личность», «индивида» – против «толпы». Революция, советский порядок, коммунистическая идеология уничтожают личность, индивидуальную свободу человека. Происходит насильственное «выравнивание людей», нивелировка их, всех людей хотят объединить в «разъяренную толпу».

Консерватизм приводил В. Никифорова-Волгина не только к отрицанию революции, большевизма, но и к отрицанию современной ему западной цивилизации с модой, сенсациями, конкурсами красоты, биржевиками, выборами, жаждой наживы.

Современный мир сверхполитизирован, политика в нем вытеснила мораль, нравственность, этику. В. Никифоров-Волгин, как, между прочим, и Игорь Северянин тех лет, глубоко презирает, даже ненавидит политику, причем всякую политику – и правых, и левых. Сам он, хотя и был членом Русского национального союза и монархического «Братства Русской Правды», никогда не принимал активного участия в политической жизни русских в Эстонии и вообще чуждался ее.

В. Никифоров-Волгин не был ни левым, «прогрессистом», ни мракобесом-черносотенцем, консерватизм и даже монархизм у него причудливым образом сочетались с демократизмом. Симпатии В. Никифорова-Волгина неизменно на стороне простых, скромных, тихих людей труда. Батюшку-царя писатель постоянно отделяет от придворных, чиновников, дворян, которые думали только о своих выгодах, пренебрегали интересами родины и более всего способствовали революции.

Точно так же В. Никифоров-Волгин резко критикует черносотенцев. Он с сочувствием цитирует И. Ильина: «Для того, чтобы одолеть революцию и возродить Россию, необходимо очистить души – во-первых, от революционности, а во-вторых, от черносотенства… Россия созидалась и крепла тихими Сергиями, утешными Серафимами, кроткими Алешами Карамазовыми и подобными им».

Консерватору В. Никифорову-Волгину был свойственен и искренний патриотизм, вера в русский народ, хотя это не мешало ему сурово и нелицеприятно критиковать свою нацию, которая не ценит собственных национальных традиций, часто оплевывает своих же героев-праведников. В. Никифоров-Волгин писал: «Нашим кумиром должна быть Россия, национальное единство, чистый, не искаженный „заграницей“ язык Аксакова, Толстого, Тургенева, своя песня, свои обычаи и своя культура. Мы мечтали о всемирном братстве, но совершенно забыли, что сперва надо создать великое русское братство… У нас свое историческое развитие, быть может, покрепче и посущественнее, чем отвлеченные принципы Запада». Писатель считал, что Россия не должна идти по пути Запада, где господствует формализм, рационализм, бездушие. У русского народа много недостатков, но в нем сохранилась теплота личного чувства. Это доброе начало у русских В. Никифоров-Волгин опять же связывает с Православием.

Мы сознательно отвлекаемся от вопроса, в какой мере оригинальны все эти суждения В. Никифорова-Волгина, как его мировосприятие соотносится со взглядами, например, русских христианских мыслителей 1920-1930-х гг. Этот вопрос заслуживает специального рассмотрения. Нам хотелось пока что обратить внимание на наиболее существенные стороны мировоззрения В. Никифорова-Волгина 1920-1930-х гг., которые наложили отпечаток на все его творчество.

Лучшая часть творческого наследия В. Никифорова-Волгина не отличается ни тематической широтой, ни подчеркнутой «проблемностью», ни стилевым и жанровым многообразием. Он как бы сосредоточился на немногих темах – это прежде всего судьба Православной Церкви, жизнь духовенства в прежней и в советской России, мир верующих, связанный со старой Русью. Даже когда В. Никифоров-Волгин обращается к своему детству – а рассказы-воспоминания о детстве составляют значительную часть его творчества, – он чаще всего рисует картины богослужений, церковных праздников, общения мальчика со «святыми людьми». Кстати, В. Никифорову-Волгину, как немногим другим русским писателям, удалось передать религиозное чувство ребенка, тот дух христианского просветления, внутреннего очищения, радости от праздника, который ощущает маленький герой.