Воспоминания для будущего
Шрифт:
В городе растут умопомрачительной красоты «пламенеющие» деревья. Я направляюсь к знаменитому каналу. Коренастые индейцы в белых соломенных шляпах поверх черных кос носят детей на спине. По каналу скользят пароходы. Их борта почти касаются берегов. Нас принимает консул и устраивает симпатичный импровизированный прием. У нас хватило бы времени выступить в Панаме. Сожалею о такой упущенной возможности.
Не здесь ли я посетил также и чудесное кладбище? Огромный парк на английский манер, там и тут цветущие кусты. Маленькие надгробия с газоном неприметно указывают на могилы, и всюду «бесшумно» звучит классическая музыка, словно перешептываются души. Поразительное впечатление!
Наконец мы летим дальше. В Лиме
Перу
Когда мы улетали из Франции, Перу не входило в нашу программу: казалось, там ничто не оправдывало присутствия французского театра. К счастью, незадолго до этого туда получил назначение новый посол Франции господин Леон Брассер — энергичный молодой человек, быстро принимающий решения. Он связался с некоторыми французскими промышленниками, проявляющими к Перу интерес на будущее (шоссейные и железные дороги), и собрал лепту, позволившую нам сделать крюк. Он оказался прав: было бы явной дипломатической ошибкой, посетив Эквадор, не остановиться в Перу, у его соседа!
Поначалу речь шла об одном-двух представлениях. Мы пробыли там девять дней и играли в Лиме не только в театре, но и в посольских садах, где, например, состоялся вечер, на котором присутствовал сам вице-президент Перу. Посольские сады — великолепные театры под открытым небом. Самшитовые ограды подстрижены так, что напоминают планировку итальянского театра. Мы давали «Амфитриона» Мольера. Деревья в этом саду разрослись настолько пышно, что я стоял на ветке на высоте семи метров с крыльями на ногах и с жезлом Меркурия в руке.
Посол распорядился построить огромный навес. Была приглашена вся перуанская gentry66 с духовенством во главе. Вечер затянулся до поздней ночи из-за обильных возлияний. Мы весело чокались с епископами — это было великое примирение церкви с театром.
Перу — великолепная страна. Дорога по берегу Тихого океана пролегает то через пустынные районы, то через узкие долины с пышной растительностью. Тут хорошо произрастает зелень, и сельское хозяйство процветает. В те годы Перу показалась мне оплотом кастильской аристократии. Именно здесь сохранились estancias — обширные поместья, где царит патриархат. Это как оы единая семья. Хозяин пользуется тут неограниченной властью. Он хранит военные билеты всех мужчин у себя в конторе. Раньше у каждого такого поместья была своя тюрьма. Но по вечерам «сеньоры» и «слуги» вместе танцевали и играли на гитаре. По крайней мере мы присутствовали на одной такой вечеринке.
Среди наших фанатиков путешествии Майен реагировала на все особенно экспансивно: бурно восхищалась каждой скалой, покрытой гуано, каждым поворотом дороги, каждой уходящей вдаль аллеей сада.
— О, какое странное животное! — как-то вскричала она.
— Но, мадемуазель, ведь это осел!
У восторженности свои миражи.
Как и в Мексике, я выделил труппе два «пляжпых» дня, что позволяло каждому немножко просветиться. Актеры использовали это время для экскурсии на Мачу-Пикчу, через Куско. Мадлен, которая неважно себя чувствовала и к тому же берегла силы для тиранической роли Химены, и на этот раз пожертвовав собой, осталась в Лиме.
Легкие самолеты оборудованы четырьмя моторами — им приходится преодолевать цепи высоких гор. Воздух на высоте свыше восьми тысяч метров разрежен, и пассажиры вынуждены дышать кислородом из баллонов. Несмотря на клаустрофобию, я не испытывал никакого страха — любопытство брало верх.
Посадка в Куско на красной земляной взлетной дорожке на высоте примерно четырех тысяч метров над уровнем моря. Знакомство с первыми ламами. Куско — город из сказки: он наполовину относится к эпохе инков, наполовину к эпохе Великого века испанского владычества. Пересадка в небольшой железнодорожный
состав, который змеей ползет в гору. Легкий спуск. Далее нечто вроде грузовика поднимает нас к знаменитым руинам. Пока мы ехали, я все время поражался работе инков — огромные террасы на высотах Мачу-Пикчу (на память приходила замечательная поэма Пабло Неруды67); скопление колоссальных камней; а выше — склоны Анд в лианах и орхидеях; неправдоподобные каменные глыбы, обтесанные так, чтобы держаться, не распадаясь, без всякого цемента даже при сильнейших подземных толчках. Здесь ощущается работа гигантов. Что касается форм, Пикассо не сделал бы лучше.Спускаясь по каменистой тропинке, мы услышали пенье индейцев. Скоро они нам повстречались. То была похоронная процессия. Труп несли на носилках. Я и сейчас вижу, как ноги мертвеца раскачиваются в такт с теми, кто шел, весело распевая. В воздухе витала какая-то метафизическая радость.
Авария в Талара
И на этот раз Леонар и его подопечные уехали дальше — в Кито — раньше нас. Покидая Перу, мы были рады узнать, что Мольер, Клодель, Ануй и Мариво — а немного и те, кто играл их пьесы, — сослужили службу промышленникам, которые помогли нам приехать в Перу, — заказы на шоссейные и железные дороги, кажется, были подтверждены.
Над Лимой часто стелется густой туман. Самолет взлетает в «гороховом пюре», но пять минут спустя уже летит в чистом небе, п Анды при ослепительном свете выглядят белозубой собачьей челюстью.
Желая доставить нам удовольствие, наш пилот совершил слаломный полет между вершинами. Какое ошеломляющее зрелище! В небе все оттенки голубого и зеленого — от сапфира до изумруда. На земле темная зелень глубоких озер контрастировала с яркой зеленью лесов и ослепительными радужными переливами ледников. Зрелище было настолько красивым, что показалось мне «посягательством». Нельзя соперничать с богами!
Только я попросил летчика прекратить безрассудство, как самолет сильно тряхнуло. Один мотор вышел из строя. Будучи уже не в состоянии держаться на высоте, самолет начал скользить вниз. Держа со всей осторожностью курс на долины, мы сумели выбраться из пасти скал и льда, обходя клыки этого огромного зверя. Вот появилась узкая полоска земли, покрытая растительностью; вдали вырисовывалась бахрома океана. Темные линии нефтепроводов послужили нам ориентиром и привели в Талара, один из промышленных пунктов со сравнительно крупным аэропортом. Посадка прошла благополучно.
И вот мы застряли в Талара, на южном берегу залива Гуаякиль. Сам город того же названия расположен севернее, на его противоположном берегу. Знойная жара. Первое представление — «Мизантроп» — должно состояться вечером того же дня в Кито. Похоже, спектакль находится под серьезной угрозой. Катастрофа! Связываемся с Кито по радио. Нам отвечают;
— Посылаем вам ДС-3.
Тем временем механик нашего большого самолета пытается ликвидировать неисправность. Под палящим солнцем он полностью разобрал мотор, чем напомнил мне Шарло68, когда тот разбирает будильник. От нечего делать мы толпимся вокруг механика, который время от времени говорит нам по-французски:
— Таков жизнь!
Да услышь его бог!
Некоторые товарищи пошли охладиться в бассейне военного лагеря. И вдруг нас осенило: ведь двери ДС-3 меньше, чем двери нашего самолета. А в нем — главная часть багажа. Мы не сумеем перегрузить его с одного самолета на другой. Я принимаю решение вынуть все из ящиков. Рядом с механиком мы тоже принимаемся разбирать вещи — костюмы эпохи Людовика XIV, весь театральный реквизит — трости, парики, башмаки на красных каблуках и прочее. Пустые ящики отсылаем через Панаму в Каракас, где они будут нас ждать, и готовимся нагрузить ДС-3, как телегу сеном.