Воспоминания фаворитки [Исповедь фаворитки]

Эта ошибка, казалось бы, должна была умерить пыл судей, однако, напротив, она удвоила их рвение. Они постановили, чтобы трибунал заседал без перерывов, исключая лишь те, что необходимы для еды и сна.

Это происходило в то самое время, когда Британия, желая расквитаться за поражение в Тулоне, решила отправить военную экспедицию на Корсику. Сент-джеймсский кабинет уже давно пользовался услугами Паоли: было известно, что на этого человека, которого его соотечественники считали самым великим сыном своей родины, можно положиться.

Королева была предупреждена об этих планах сэром Уильямом Гамильтоном, а скорее мною. Речь шла о необходимости получить от нее — задача не из трудных — согласие на то, чтобы в соответствии с положениями договора между Великобританией и Королевством обеих Сицилии войска этих держав действовали совместно. Король тогда распустил слух, что на эту экспедицию он пожертвовал десять миллионов из своих собственных средств, а королева появлялась на прогулках и в театре в фальшивых бриллиантах, говоря, что настоящими она пожертвовала во имя нужд государства.

Нельсону было поручено возглавить осаду Кальви. Ядро, упав на землю в нескольких шагах от него, взметнуло в воздух целый фонтан гальки. Один из камешков, попав Нельсону в левый глаз, выбил его.

Тому, кто желает знать, какое закаленное сердце билось в груди этого сурового моряка, которого французские ядра калечили снова и снова, прежде чем наконец он расквитался под Трафальгаром за две разбитые эскадры, стоит прочесть письмо, отправленное им адмиралу Худу в тот самый день, когда он получил эту ужасную рану:

«Дорогой лорд,

в донесениях, что я посылал Вам о ходе сражения, я, кажется, не сообщил об одном факте, по сути малозначащем. Речь идет о легком ранении, которое я получил сегодня утром. В том, что оно легкое, вы можете убедиться сами, коль скоро оно не мешает мне Вам писать.

С искренним уважением Ваш неизменно преданный

Горацио Нельсон».

Мы, сэр Уильям и я, узнали о случившемся именно как о «легком ранении», понятия не имея, что речь идет не больше не меньше как о выбитом глазе.

Королева, хоть и была далека от того, чтобы предвидеть, какую службу сослужит ей Нельсон несколькими годами позже, тем не менее проявила некоторый интерес к происшедшему. Король же, услышав, что Нельсон лишился глаза, осведомился:

— Какого?

— Левого, государь, — отвечали ему.

— Отлично! — обронил он. — Для охоты это не помеха.

С тех пор как я поселилась в Неаполе, мне очень хотелось увидеть извержение Везувия. Смеясь, я упрашивала сэра Уильяма, поскольку он с вулканом накоротке, приказать ему устроить для меня небольшое землетрясение.

Мое пожелание было исполнено.

Вечером 12 июня сэр Уильям вернулся домой около одиннадцати и, так как я еще была у королевы, отправился за мной.

— Сударыня, — сказал он мне, обменявшись приветствиями с их величествами, — я только что из обсерватории. Вы выражали желание видеть извержение, сопровождаемое землетрясением. Если верить часам, вы сейчас получите все это, притом в полном блеске.

— Прекрасно! — вскричал король. — Нам только этого недоставало!

— Сударь, — заметила королева, — бывают времена, когда сама природа словно бы принимает участие в делах человеческих и подвержена приступам особого гнева. Вспомните, какие предзнаменования предшествовали смерти Цезаря.

— Право же, не припоминаю, сударыня. Кажется, однажды я слышал, как сэр Уильям толковал о чем-то вроде кометы, но кометы мне довольно безразличны, чего не скажешь о землетрясениях. Они меня, во-первых, пугают, как любая опасность, причины которой мне не вполне понятны, а во-вторых, разоряют, поскольку приходится тратиться на восстановление разрушенного. Вы помните, во что мне обошлось землетрясение тысяча семьсот восемьдесят третьего года?

— Надеюсь, — сказала королева, — что в смысле расходов вы избегнете тогдашних безумных трат. В нынешние времена мы можем найти своим деньгам лучшее применение, чем расточать их на восстановление хижин ваших калабрийцев.

— Возможно, было бы разумнее выложить их на это, чем потратить на войну с Францией. Это, сударыня, вулкан такого рода, что, если он начнет извергаться, рухнут не только хижины, но и дворцы.

— Вы боитесь, что парижские якобинцы отнимут у вас Портичи и Казерту?

— Э, полно!

Королева пожала плечами.

— Говорите все что угодно, сударыня, — продолжал Фердинанд, — а я парижских якобинцев опасаюсь все-таки больше неаполитанских. Какой черт, я ведь знаю мой Неаполь! Я здесь родился, и при помощи трех «F» могу делать с моими подданными все, что пожелаю.

— Что это за три «F»? — смеясь спросила я, обращаясь к королю.

— Как, моя дорогая? — вмешалась королева. — Вы не знаете любимой формулы его величества?

— Нет, государыня.

— Неаполем надобно управлять посредством трех «F»: Forca, Festa, Farina [41] .

— Таково и ваше мнение, государыня? — со смехом поинтересовалась я.

— Мое мнение, что здесь два лишних F: главное — Forca, этого вполне достаточно.

— А пока что, — напомнил король, — нам предстоит землетрясение. По крайней мере, вы так полагаете, не правда ли, сэр Уильям?

41

Виселица, праздник, мука (ит.).

— Боюсь, что да.

Король позвонил, и на пороге возник придверник.

— Закладывайте карету, — приказал король.

— Куда это вы собрались? — спросила Каролина.

— В Казерту, — отвечал Фердинанд. — А вы?

— Я? Останусь здесь.

— Вы тоже, сударыня? — обратился король ко мне.

— Если королева остается, останусь и я.

— Сэр Уильям, а вы?

— Ваше величество, я не хотел бы упустить возможность понаблюдать вблизи этот феномен.

— Что ж, изучайте его, дорогой друг, изучайте! К счастью, вы не толстяк и не астматик, подобно тому ученому римлянину, что задохнулся в Стабиях… как, бишь, его звали?

— Плиний, государь.

— Ну да, как же, Плиний! Э, сударыня, вы скажете, что я не знаю нашей античности?

— Ах, сударь, кто бы посмел упрекнуть вас в подобном грехе? Кто имел в отрочестве такого учителя, как князь Сан Никандро, тот знает все.

— Ну, сударыня, — парировал король, — знать, что ты ничего не знаешь, — это уже значит знать многое. Вот почему, если мне и не хватает ума, меня вывозит чутье. Всех благ, дорогие дамы! Желаю успеха, сэр Уильям!

А поскольку придверник снова появился на пороге, чтобы сообщить, что экипаж подан, король крикнул ему: