Воспоминания и дневники. Дополнения к семейной хронике

1946 – Демобилизован в звании старший лейтенант. За войну награжден орденами «Красной Звезды» и «Отечественной войны» II ст. (позже получил «Отечественную войну» I ст.).

1946 – Работал в Бузулуке преподавателем в техникуме.

1947 – Встреча в Бузулуке. Татьяна, Александр (дети – М. К.).

60-е годы – работал экономистом на строительстве Тахтакульской ГРЭС. Бывал в командировках в Ташкенте, заходил к Виктору на Ал-Мазар и к Нине.

1968 – Был на свадьбе у Виктора младшего. Переезд в Кара-Куль Ошской области. Работа зав. вечерним филиалом строительного техникума. Постройка дома (ул. Энергетиков, 17).

1976 – выход на пенсию. Работа в школе Гражданской обороны. Активная работа в обществе ветеранов ВОВ.

1984 – Операция, потеря ноги.

1987–89 – Болел.

19 мая 1989 умер.

(Существуют воспоминания дяди Геры, которые тоже по возможности будут опубликованы. – М. К.).

Детство

Из раннего детства я помню довольно много. Жили мы в Бузулуке на улице Пролетарской, 75. Однако я еще в то время знал, что улица раньше называлась Льва Троцкого, а еще раньше – Степная. Последнее название говорило о том, что в свое время улица была последней в городе, а дальше был уже выгон.

Дом моего раннего детства принадлежал бабушке Агриппине. Она его купила у бывшего помещика Тарасова в 1920 году.

Мне казалось, что дом был большой, на самом деле это был добротный дом на одну семью, сруб из бревен стоял на каменном фундаменте. Дом был облицован досками и когда-то окрашен в синий цвет. Краска полиняла, но в целом дом облезлым не казался. Крыша была железная, красного цвета. Помню, как ее красили. Рабочие ходили по крыше, и она грохотала.

На улицу было 4 окна, которые закрывались ставнями. Взрослый человек с земли доставал до низа ставней.

Если смотреть на фасад дома с улицы, то справа было крыльцо с двухстворчатой дверью на террасу. С обеих сторон крыльца были закрытые скамейки. Крыльцо покрыто двухскатным козырьком. Железная крыша козырька на краю имела кружевной орнамент из кровельной жести. За крыльцом были двухстворчатые ворота, в одной из створок ворот – калитка.

План дома и двора я помню отчетливо и привожу. Моя кроватка (деревянная с загородками, которые были мне по грудь, когда я стоял в кроватке) была выкрашена в голубой цвет и стояла в проходной комнате, напротив большой тахты.

Моя сестра Нина была старше меня на 8 лет, и ранние детские воспоминания связаны больше всего с ней. Вспоминаю проблесками сестру в гимназической форме (хотя в то время форма еще не была узаконена в школах), то с ранцем, то с нотной папкой (сестра училась, хотя пианино в доме не было). Помню, что я часто изображал куклу, и сестра с подружками меня вечно наряжали. Цветных лоскутков и тряпочек было много. Позже я сам играл с девочками в куклы, а еще позже, но еще до школы, соседские мальчишки дразнили меня «куклятником» и «цаплей» (из-за худобы и нескладности).

В доме была кошка Мурка, вечно с котятами, и собака, конечно же Жучка (черная с рыжими пятнами, с фигурой низкорослого сеттера). Жучка жила в конуре у крыльца на террасу со стороны двора.

Во дворе у ворот был погреб-ледник с дровяным сараем. Двор делился пополам длинным сараем, который назывался «каретник». За сараем был «огород», а ближе к дому «сад». Огород не возделывался и весь зарос кустами лебеды, крапивы и татарника.

В саду было несколько деревьев – яблони, слива, сирень, кусты крыжовника и малины. Достопримечательностью сада было большое дерево привитой ранетки, причем на одном стволе плоды были желтые, крупные и сладкие, а на другом – мельче, с красным боком и кислинкой. Под ранетом стоял летний стол и скамья. Летом нередко под деревом устраивались вечерние чаепития, особенно когда приходили гости.

Электричество в доме появилось с поселением американцев, то есть в 1930 г. Я же помню керосиновые лампы разного размера. Самая маленькая называлась «семилинейная», а самая большая – «молния», кроме того были другие. Лампы стояли на кухне на специальной полке в углу. Полка всегда пахла керосином.

План дома и двора по ул. Пролетарской

В кухне была большая русская печка, но ее топили не каждый день, а дня через три или реже. Печь топилась обязательно, когда была стирка и перед всякими праздниками. Для повседневных надобностей применялись два примуса. Помню, что бабушка вечно воевала с примусом, а он то не горит, то пламя идет вбок.

Позже, уже в другом доме, я освоил примус. Делал сам прочищалки из струн, а позже даже сам разбирал насос, отвинчивал и чистил горелку.

Зимой наваливало массу снега. Помню, как-то с утра невозможно было открыть ни дверь из тамбура на веранду, ни калитку. Отец прочистил ход до калитки, перелез через ворота и очистил калитку и дверь на веранду с улицы. Вообще чистка снега (тротуара и во дворе ходы к сараям и уборной) была занятием постоянным. Я с самого раннего детства «участвовал» в этом мероприятии, для чего имел маленькую лопатку.

Помню, у нас – детей были деревянные салазки, одна пара лыж и один конек «снегурочка», из – за которого был вечный спор с сестрой. Конек привязывался к валенку сыромятным ремнем. Позже сестре купили пару коньков «нурмес» с креплением на ботинки, и она даже ходила на каток. Считалось, что именно на катке она простудилась до воспаления легких, которое перешло в скоротечный туберкулез. Нина умерла в начале 1929 г. На ее «нурмесах» (уже на валенках) я ездил до четвертого класса, когда мне купила мать «дутыши» под названием «чемпион-хоккей», причем на них я ездил, тоже на валенках, и на катке ГПУ, и за автомашинами на крючке.

Кататься на лыжах и санках ходили на Домашку, речушку в двух кварталах в конце улицы, которая пологой горкой спускалась к обрывистым берегам Домашки. Выбор крутизны склонов был довольно большой и постепенно осваивался по мере взросления.

Во дворе из первого снега обязательно делали снеговиков и «крепости», между которыми устраивались сражения снежками, если позволял снег.

К весне обязательным делом было набивание ледника, куда на салазках свозился снег со всего двора и даже сугробы с улицы.

В бабки играли почему-то только весной, когда сходил снег у стен. Бабки, или как мы чаще называли, козны, – это косточки овец. Большие (с палец) – назывались панки, маленькие (вполовину меньше) – собственно бабки или козобульки. В то время бабки стоили 0,5 копейки штука («на копейку – пара»).

Нижний конец и панков, и бабок имел костный шов. От высыхания и ударов нижняя часть иногда отделялась, – это был хрулёк, который в игру принимался, но стоил вполовину дешевле.