Воспоминания о России
Шрифт:
В кружке быстро получил четвертый разряд по шахматам и уже в шестом классе – третий. Для второго разряда нужно было набрать соответствующие балы на соревнованиях, но я не успел это сделать, так как в седьмом классе меня заставили поступить в музыкальную школу. Впрочем, – это отдельный разговор.
В пятом классе меня приняла в свои ряды самая сильная группировка в классе. Я и сейчас помню фамилии этих ребят: Тескер, Евстратов, Шварцкройн, Коган и, кажется, Ляпин. Все они хорошо учились, и были поэтому любимчиками Неонилы Викториновны (кроме Когана). Евстратов, Тескер и Шварцкройн жили в одном многоэтажном доме, кажется, в «Доме грузчиков» на Рабоче-крестьянской улице. Это была центральная улица нашего района. А в «Доме грузчиков» (и в соседнем «Доме консервщиков») проживала элита
Тескер был всегда круглым отличником. Я его встречал и позднее, он учился в Москве, закончил МИФИ, и позднее стал руководителем крупного КБ в Волгограде. С остальными ребятами встречался позднее только иногда, в основном на пляже. Я уже сказал, что все они учились хорошо. Стыдно было учиться хуже, и мои оценки быстро поправились. Кроме русского языка, по которому продолжал получать только четверки. Мы разошлись после шестого класса. Я переехал с родителями в Центральный район и перешел в 9-ю школу. Они после седьмого класса поступили в 50-ю школу.
Собственно, про 38-ю школу мне нечего больше сказать. Там мы только мучились. Вся жизнь проходила во дворе или на нашей улице. Весной 1950 года мы переехали в другой дом, в том же квартале, но на другой стороне улицы. Генерал – командующий корпусом – освободил большой дом, и там разместили сталинградский Военторг. Одну комнату и кухню выделили нашему семейству. Папин кабинет имел три двери, собственно, это была раньше маленькая проходная комнатка. Одна дверь вела в спальню, вторая дверь через коридорчик – в прихожую и далее на кухню или во двор, через третью дверь можно было пройти в остальные помещения Военторга.
Дверь в спальню забили через пару месяцев. Потом, через полгода, заложили кирпичом дверь в коридорчик. И там образовалась маленькая изолированная комнатка длиной почти в два метра и шириной более метра. Там поселили меня. Так мы отгородились от Военторга, и теперь наша квартира стала включать две комнаты, прихожую с голландской печкой и кухню с большой печью, на которой мама готовила еду. Был и отдельный относительно теплый туалет. Эту роскошь я увидел впервые. Раньше я знал только туалеты на улице. Кроме того, на кухне был кран, из которого в любой момент можно было набрать воду. Да, я забыл грязный сарайчик, который был тоже под нашей крышей, рядом с туалетом. Мама сразу же поместила в нем кур. Позднее кур мы выселили в большой сарай на улице, сарайчик капитально отремонтировали, превратив его в очень симпатичную новенькую комнату, правда, с низким потолком. Там поселился Натан. В общем, получилась приличная, удобная квартира.
После того как Натан ушел учиться в спецшколу ВВС, в его комнате один год жила наша двоюродная сестра Нэлла из Ейска. Потом еще год у нас жил Изя, папин знакомый (или дальний родственник?) по Житомиру, весьма своеобразный человек. Молодой, обаятельный, пользующийся постоянным успехом у женщин. Это был неиссякаемый источник анекдотов. Он недавно женился, но нормальной специальности не было, работу в Житомире не мог найти и приехал попытать счастья в Сталинграде. Папа устроил его куда-то экспедитором, но зарплата была мизерная, в торговые аферы он влезать не хотел, да и папа строго предупредил его на этот счет. А может быть, у него уже был печальный опыт. Но жить нужно, и Изя два-три раза в неделю ходил в Дом офицеров играть в преферанс. Игрецкое счастье или умение, но он каждый раз был в выигрыше, и приносил домой 25–50, а иногда и сто рублей. Для него это была хорошая прибавка к зарплате, и он мог что-то отсылать в Житомир.
[Именно Изя научил меня играть в преферанс, играть уверенно, обращая внимание на поведение партнеров, пытаясь понять по их лицам, по поведению, какие карты у них на руках.]
Двор в Военторге был превосходный. Он тянулся от нашей Клинской улицы до Ковровской и в ширину был метров пятьдесят. Вокруг двора шел генеральский забор. Недалеко от дома размещалась отгороженная высоким сетчатым забором выгребная яма, куда происходил слив всех наших сточных вод, за ней – большой
сарай. В нем разместились и курятник, и очень теплый загончик для поросенка, и отделение для инструментов, кормов и инвентаря. Маме все это пришлось по душе. У нас каждый год подрастал очередной поросенок, было не меньше пятнадцати несушек. То есть яйцами и салом мы были обеспечены.Каждого поросенка мы очень любили, кормили с рук овощами, чесали ему пузо и за ухом. Радовались, когда он благодарно хрюкал. И не могли смотреть на него поздней осенью или зимой, когда приходящий резник завершал его бренное существование. Помню, что Натан однажды ночевал зимой вместе с поросенком в его теплом закутке – в очередной раз провинился и не хотел показываться дома. После визита резника у нас появлялась кровяная колбаса, великолепные отбивные и сочные котлеты. Отец не был верующим евреем и не помнил о запрете «есть с кровью».
Немного позднее у Военторга отрезали дальнюю часть двора и соорудили там склад для военных строителей с выездом на Ковровскую улицу. У нас тоже осталась калитка для выхода на Ковровскую и прилегающий к ней небольшой внутренний дворик. Правда, калиткой мы почти не пользовались. Через год в этот дворик провели летний водопровод, и он мамиными стараниями был превращен в прелестный садик и огород. Нам с Натаном тоже приходилось там работать и весной, и летом.
Летом, особенно ранним вечером, в садике было прекрасно, в нем был особенный микроклимат. Прохладно и не так сухо, как в любом другом месте. Я любил смотреть, как мама возится на грядках и ворчит, что я ей не помогаю. Но помогать летом и нечего. Все вскопано, овощи еще не выросли, нужно только выпалывать сорняки и складывать их в уголок на кучу, в которой они постепенно превращаются в прекрасный компост. Никакой химии мама принципиально не употребляла. Вредных жуков мы отлавливали руками, вместо удобрений использовали компост и разведенный куриный помет.
А зимой огород превращался в снежное царство. В Сталинграде зимой сильные ветры, с любого открытого места снег сдувается, но огород защищен с трех сторон высоким забором, а с четвертой его прикрывает сарай. В результате накапливаются сугробы, из которых удобно строить снежные крепости.
В оставшуюся у Военторга большую часть двора начали привозить пустую тару. Ящики громоздились, как небольшой городок с лабиринтом улиц и переулков. Прекрасное место для всевозможных игр. В крупных массивах ящиков мы с моим соседом и одноклассником Олегом Дьяконовым сдвигали один-два ряда, проникали внутрь массива, устраивали там штаб – то есть покрывали какое-то место досками, возвращали на них ящики, делали к штабу узкий и извилистый лаз. Получалось весьма потайное место, которое могло существовать неделями, пока массив ящиков в очередной раз не разбирали. А в ящиках можно было найти многое: яблоки, печенье, и даже конфеты. По-видимому, в спешке часть товара оставалась в ящиках. И нам это очень нравилось.
Во дворе было еще одно любимое мной место – летний душ, стоявший посредине двора. Над ним была бочка, к которой подведена вода. Вода в бочке нагревалась от солнца, и можно было летом купаться. Но меня интересовало не это. В душе можно было спрятаться и читать там почти весь день книгу. Начиная с третьего класса, я стал книгоманом. Мама записала меня в районную библиотеку, и я за четыре года прочитал, по-моему, все, что там было, по крайней мере, все, что библиотекарь разрешала мне брать. Это были бесконечные книжки про войну и партизан. Но позднее пошла русская классика.
Библиотекарем была худая дама неопределенного возраста, в очках и с волосами, закрученными на затылке в пучок, как у нашей Неонилы Викториновны. Она считала необходимым руководить чтением молодежи и пыталась регулировать мое чтение, предлагая сказки, которые мне абсолютно не нравились. После одной-двух таких книжек стал от сказок отказываться. Во-первых, они прочитывались слишком быстро, за час-полтора, во-вторых, они были просто неинтересны, нереальны и вызывали отторжение. Проблема была и в том, что библиотекарь отказывалась выдавать мне книги, если я приходил на следующий день. Не верила, что я уже прочитал, и дотошно выясняла, что запомнил. Кончилось тем, что библиотекарь разрешила мне самому лазить по полкам и выбирать книги. Но потребовала, что бы приходил не чаще, чем один раз в неделю. Не разрешала мне брать иностранную литературу.