Воспоминания о С. Н. Рерихе. Сборник, посвященный 100-летию со дня рождения С. Н. Рериха

Святослав Николаевич был последним, кто старался передать память и дать представление о них людям, с которыми встречался и которым доверял. Своего отца Николая Константиновича он называл художником жизни и вкладывал в эти слова самый высокий смысл. Будучи связан с Николаем Константиновичем тесными сыновними узами, он время от времени заставлял себя как бы отойти на какое-то расстояние от его царственной фигуры, чтобы оценить величие, которое тот нес в себе как человек, художник, ученый и мыслитель. И эта отстраненность рождала у Святослава Николаевича точные и яркие слова, определяющие суть Великого человека.

«Пройдет еще много лет, – писал он, – прежде чем всесторонне будет оценен вклад Николая Константиновича в сокровищницу культуры человечества и его глубокое провидение в будущее. Его книги заключают в себе самые замечательные мысли, объединяющие мечты и чаяния всех народов всех стран. Но все это еще дело будущего» [14] . И в этой оценке нет преувеличения. Действительно, и Николай Константинович, и вся семья Рерихов работали на Будущее, на будущую эволюцию, на те процессы, которые еще только формировались в глубинах Космоса, чтобы потом проявиться на орбите нового витка Космической эволюции.

14

Рерих С. Н. Стремиться к Прекрасному. С. 74.

Осмысливая общечеловеческое значение творчества отца, Святослав Николаевич отмечал одну его важную черту – тесную связь с Россией, подлинный его патриотизм и непреходящую любовь к Родине. Он не принимал мнения ряда русских художников и искусствоведов, особенно распространенного в 1980–1990-е годы, что русским художником можно считать Николая Константиновича только до поездки его в Индию. После этого он таковым не считался. Помню, в один из моих визитов в Бангалор Святослав Николаевич пригласил в загородное имение и там показал мне удивительные, прекрасные картины отца. Многих из них я еще не знала. Мы сидели в мастерской, и двое слуг бережно ставили на мольберт одну за другой картины Николая Константиновича, написанные в Индии. Мне до сих пор трудно забыть то потрясшее меня впечатление от этих произведений, их глубокой красоты, именно глубокой, – другого слова для нее не было, – от озаряющих красок, музыки света, которая звучала с каждого полотна.

– Ну как? – спросил Святослав Николаевич.

И я поняла, что и он находился, не знаю который раз, под волшебным воздействием этих полотен.

– У меня нет слов, – ответила я.

– Вы знаете, и у меня не было слов каждый раз, когда я видел новую картину Николая Константиновича. А кстати, – загадочно улыбаясь, спросил он, – смогли бы вы, не зная, чьей кисти принадлежат эти картины, определить национальность художника?

Вопрос был столь неожидан, что я не смогла сразу на него ответить. Мне и в голову не приходило искать в этих картинах какие-то признаки национальности их автора. Святослав Николаевич, видя мое затруднение, пояснил:

– Это важный вопрос, по крайней мере для меня. Можно ли это считать русской живописью?

– А как вы думаете? – спросила я.

Он как-то задумчиво посмотрел на меня и сказал:

– Конечно, можно.

– Почему? – спросила я.

– Давайте посидим еще перед этими картинами и ответим на этот вопрос.

Мы посидели, и через какое-то время я поняла, что передо мной действительно картины русского художника. Кроме своеобразия стиля и формы, от картин шла эманация, если можно так сказать, неощутимая, но вполне реальная. Определить эту эманацию своими словами я не смогла. Но вдруг на память пришел Пушкин – «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет». И я сказала эти слова Святославу Николаевичу. И он как-то весь преобразился и, я бы сказала, засветился.

– Ах, как хорошо сказал Пушкин! – воскликнул он. – «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет». Ну, а теперь идемте ужинать, а после ужина продолжим.

Потом, некоторое время спустя, я поняла всю серьезность заданного мне Святославом Николаевичем вопроса. Осмысливая общечеловеческое творчество отца, он считал важнейшей чертой этого творчества тесную связь с Россией и непреходящую любовь великого художника к своей Родине. То, что Рерихи были русскими, тоже, по всей видимости, не было случайным: Русь – Индия встает огненным сполохом над их судьбой. Русь – Индия – не только как историческое и культурное понятие, но и как энергетическое, суть которого раскрывает эволюционную тайну такого сочетания. «Русь – Индия, два магнита, два устоя», – писал Николай Константинович, имея в виду их роль для будущего планеты. Культура той и другой страны носит синтетический характер и включает в себя самые различные элементы мировой культуры. Изначально обе культуры имели общий источник. И в течение ряда веков существовало малообъяснимое тяготение их друг к другу. Если Индия являлась как бы энергетическим полюсом древнего мира, где зародились новый вид человечества и его новая духовно-энергетическая система, то Россия, расположенная на соединении Востока и Запада, в преддверии нового эволюционного витка и формирования в нем нового человечества, принимает в наше время энергетическую эстафету от Индии. Без энергетического поля индийской культуры не сформируется новый энергетический полюс в России. Одно без другого не сложится, одно без другого существовать не сможет. Новая энергетика вырастает из старой, используя то необходимое, что было наработано старым центром.

Так же как и остальные Рерихи, Святослав Николаевич любил Россию, был очарован ее культурой, убежден в высокой миссии страны. Он всегда верил в ее будущее и всегда ощущал как свою Родину, которую он покинул двенадцатилетним мальчиком. Его высказывания о России глубоки и точны. Мне хочется привести несколько из них.

«Я всегда верил, – говорил он, – что России предопределена особая, исключительная роль. В России сошлись Восток и Запад. А потом ее размеры, географическое положение. Все это чрезвычайно важно» [15] .

15

Рерих С. Н. Стремиться к Прекрасному. С. 117.

«России предопределена великая, по существу космическая роль на Земле» [16] .

И еще: «Россия – это пространство будущего» [17] . Он считал Россию страной эволюционной энергетики, сложившейся в течение многих веков на ее великих просторах. Ее избрала сама эволюция, не освободив ни от трудностей, ни от препятствий, ни от страданий, ни от всякого рода противостояний и конфликтов.

Живя многие годы в Индии, Рерихи работали на Россию, России они завещали свое творческое наследие. Младший из них, Святослав Николаевич, завершил эту работу и завещал похоронить себя в России, в городе, где родился, где ходил в гимназию и сделал первые свои рисунки. Город этот носил имя Санкт-Петербург, потом Петроград, Ленинград и теперь снова Санкт-Петербург. Его смерть и похороны были завершающей драмой его жизни. Воля последнего из Рерихов не была выполнена, ибо в последний момент оказалась в зависимости от нечестных и корыстных людей и чиновников, не способных принять смелое и справедливое решение. Я не буду подробно останавливаться на этих событиях, свидетелем которых была. Об этом есть немало публикаций, и сама я об этом уже писала и говорила. Все началось в Москве в конце января 1993 года звонком секретаря Рерихов и закончилось могилой Святослава Николаевича в Индии, в его загородном имении. Для меня это были дни, наполненные горечью утраты и отчаянием – нарушена воля покойного. Это были дни, когда я видела его в последний раз. Сначала в госпитале в бессознательном состоянии, а затем уже мертвым, лежащим на больничной каталке, в своем парадном светло-кремовом костюме. Лицо его, успокоившееся после боли, помолодело и стало каким-то ясным и казалось еще живым. Я коснулась его лба, он был еще теплым, как будто все, что с ним случилось полчаса назад, было неправдой. Казалось, что он сейчас откроет глаза и спросит: «Почему вы все здесь стоите?» Но этого не произошло. Через день была гражданская панихида в «Читракала Паришад», в Бангалорской академии художеств, которую создал и финансово поддерживал Святослав Николаевич. Гроб поставили в одном из выставочных залов. У изголовья повесили его картину «Господом Твоим». Индийский государственный флаг и Знамя Мира свешивались с гроба. Приехал главный министр штата Карнатака, присутствовало несколько наших чиновников, включая посла России. Несколько часов шла у гроба длинная очередь. Когда прощание закончилось и люди разошлись, Девику Рани приподняли над гробом, чтобы она простилась с мужем. Но она молча смотрела куда-то в сторону, прощаться не стала и попросила поставить на пол. У меня создалось впечатление, что у нее что-то сдвинулось и, возможно, она не очень понимала происходящее. Был уже конец дня, когда от «Читракала Паришад» отъехал катафалк в сопровождении целого эскорта машин. Все боялись, что не доедут до имения засветло. Катафалк увеличил скорость и несся, подпрыгивая на ухабах плохой загородной дороги. Потом гроб долго и неловко опускали в свежевырытую могилу. Я бросила комок земли, и на ладони остались красноватые следы от тропического краснозема. Отделение индийских солдат отсалютовало из старинных ружей, тем самым подтвердив государственный уровень похорон. На следующий день я улетела в Дели, чтобы захватить московский рейс. Уже в самолете я стала осознавать случившееся и поняла, что видела Святослава Николаевича в последний раз и что больше я ни живого, ни мертвого его не увижу…

16

Рерих С. Н. Стремиться к Прекрасному. С. 113.

17

Там же.

Людмила Шапошникова. 06.05.2004 г. Москва

Он верил во все Прекрасное

В январе 1984 года Национальная академия наук Индии отмечала золотой юбилей – 50-летие со дня основания. Мы с женою были командированы в Дели как представители Академии наук СССР для участия в торжественном заседании по этому случаю, вручения поздравительных адресов и памятных подарков.

Святослав Николаевич также прилетел на это торжественное заседание из Бангалора, и в Дели состоялись наши первые встречи с ним. Однако они носили беглый характер и происходили в присутствии других людей.

Запомнилась величественная осанка, умные выразительные глаза и чистая русская речь без каких бы то ни было вульгаризмов, свойственных современному русскому языку. Святослав Николаевич приглашал приехать к нему в Бангалор для переговоров о судьбе усадьбы в Кулу и об обработке коллекций, собранных его отцом в Тибете и в Гималаях.

Этим приглашением нам удалось воспользоваться в конце следующего 1985 года, когда мы с женой снова были командированы в Индию для установления связей с некоторыми научными учреждениями этой страны. Командировка предусматривала посещение Бангалора. В этом городе, в благодатном по климатическим условиям районе на юге Индии существует своя провинциальная академия наук с шестнадцатью институтами по разным разделам естествознания. Там же находятся независимый от этой академии крупный Физический институт имени Чандрасемара Рамана и Правление общества геологов Индии.

Святослав Николаевич имел в Бангалоре небольшой дом, но проживал не в нем, а в своем поместье в 18 км к востоку от города. На следующее утро после окончания переговоров в научных учреждениях мы созвонились с ним, он прислал за нами машину, и уже около 11 часов мы были встречены им и Девикой Рани, которую увидели впервые. Прежде чем что-нибудь показывать, Святослав Николаевич «набросился» на нас с расспросами о том, что происходит в России. К этому времени уже началась перестройка, и его очень интересовало, что это такое, что за человек М. С. Горбачев и что с Россией будет дальше. Боюсь, что мы его разочаровали, потому что сами были недостаточно компетентны для ответа на его вопросы, но тогда мы все надеялись на лучшее, и эту надежду старались внушить ему.