Воспоминания Петра Николаевича Врангеля

Прежде чем откланяться, я спросил у генерала Деникина, кого он намечает моим преемником на должность командующего Кавказской армией.

– Этот вопрос уже решен. Командующим Кавказской армией назначается генерал Покровский, – ответил генерал Деникин.

Я заметил, что едва ли генерал Покровский как командующий армией окажется на высоте – ни опыта, ни достаточных знаний для этого у него нет.

– Ну, какая там армия, там и войск-то едва на корпус хватит. Да и у противника теперь там силы ничтожны. – Генерал Деникин помолчал. – Вот начальника штаба ему надо дать соответствующего. Как вы думаете, генерал Зигель [29] подойдет?

29

Генерал-квартирмейстер Кавказской армии.

Я ответил, что считаю генерала Зигеля прекрасным офицером, вполне к должности начальника штаба подготовленным.

– А что, он человек честный?

– Насколько я его знаю, ваше превосходительство, это в высокой степени порядочный офицер.

– Ну, прекрасно, по крайней мере он не даст Покровскому обобрать армию как липку…

Жутким недоумением отозвались в душе моей слова Главнокомандующего.

Вечер 24-го и весь день 25 ноября я провел в Ростове. Необходимо было повидать ряд лиц и разрешить в различных управлениях насущные дела. Вопрос о помощнике моем по гражданской части был разрешен весьма быстро. Начальник управления внутренних дел В. П. Носович горячо рекомендовал мне на эту должность воронежского губернатора С. Д. Тверского. Я и раньше слышал о нем неоднократно самые лестные отзывы. С. Д. Тверской как раз только что прибыл в Ростов и находился в управлении. Я с ним тут же познакомился, и было решено, что он выедет в армию вместе со мной. Вечером я через Новочеркасск – Лихую выехал в Харьков.

От самой границы Донской области, к северу, железнодорожные станции и разъезды были забиты поездами. Всюду сказывалась поспешная, беспорядочная эвакуация. Многочисленные поездные составы были заполнены войсковыми и частными грузами, беженцами, вперемешку со стремившимися в тыл, под разными предлогами, воинскими чинами. Среди них большинство было здоровых.

Огромное число составов оказались занятыми войсковым имуществом отдельных частей. На одной из станций я встретил поезд: большое число пульмановских классных и товарных вагонов охранялись часовыми Корниловского ударного полка. Из окон своего вагона я мог наблюдать, как в большом салон-вагоне первого класса, уставленном мягкой мебелью и с пианино у одной из стен, оживленно беседовали несколько офицеров-корниловцев. Я послал своего адъютанта выяснить, что это за состав, и с удивлением узнал, что это поезд Корниловского ударного полка. Такие поезда оказались у большинства воинских частей. Штаб армии, сложив с себя всякие заботы о довольствии войск, предоставил им довольствоваться исключительно местными средствами. Войска наперерыв спешили захватить побольше; что не могло быть использовано для непосредственных нужд частей, отправлялось в тыл для товарообмена и продажи. Огромное число воинских чинов находилось в тылу в длительных командировках по «реализации военной добычи». В войсках вырабатывался взгляд на войну как на средство наживы. Армия развращалась. Подвижные запасы частей, по мере продвижения на север, беспрерывно увеличивались, обозов не хватало, и, при благосклонном попустительстве свыше, под захваченное добро брались подвижные составы. Некоторые части занимали под полковые запасы до двухсот вагонов.

С началом отхода награбленное добро поспешно увозилось в тыл, забивая железнодорожные узлы, осложняя и нарушая графики важнейших воинских перевозок. Эвакуация велась самым беспорядочным образом; плана, видимо, никакого не было. Спешно отправляемые в тыл всевозможные управления и учреждения не получали никаких указаний о пути следования. Поезда забивали железнодорожные узлы, неделями стояли неразгруженными… Станции были наполнены огромным числом беженцев, главным образом женщин и детей, замерзающих, голодных и больных. По мере продвижения на север все ярче рисовалась жуткая картина развала.

На станции Змиев, куда я прибыл вечером, мне доложили, что штаб генерала Май-Маевского оставил уже Харьков. Через несколько минут штабной поезд подошел к станции с севера. Я прошел к генералу Май-Маевскому, которого застал весьма подавленным. Его отозвание было для него, видимо, совершенно неожиданным, и он горячо сетовал на «незаслуженную обиду», хотя убран был и он, и начальник его штаба [30] с «почестями» – зачислением в распоряжение Главнокомандующего.

30

Генерал Ефимов.

Не задерживаясь в Змиеве, генералы Май-Маевский и Ефимов проследовали в Таганрог.

Вечером я отдал армии приказ.

«ПРИКАЗ

Войскам Добровольческой Армии

№ 709

27 ноября 1919 г.

г. Змиев

Славные войска Добровольческой армии!

Враг напрягает все силы, стремясь вырвать победу из Ваших рук. Волна красной нечисти готовится вновь залить освобожденные Вами города и села. Смерть, разорение и позор грозят населению.

В этот грозный час, волею Главнокомандующего, я призван стать во главе Вас. Я выполню свой долг в глубоком сознании ответственности перед Родиной. Непоколебимо верю в нашу победу и близкую гибель врага. Мы сражаемся за правое дело – а правым владеет Бог.

Наша армия борется за родную веру и счастье России. К творимому Вами святому делу я не допущу грязных рук.

Ограждая честь и достоинство армии, я беспощадно подавлю темные силы, – погромы, грабежи, насилия, произвол и пьянство безжалостно будут караться мною.

Я сделаю все, чтобы облегчить Ваш крестный путь – Ваши нужды будут моими. Ограждая права каждого, я требую исполнения каждым долга перед Родиной – перед грозной действительностью личная жизнь должна уступить место благу России.

С нами тот, кто сердцем русский, и с нами будет победа.

Генерал Врангель».

Поздно вечером были получены сведения об оставлении отрядом генерала Кальницкого Полтавы. Отряд отходил в направлении на Константиноград.

Главнокомандующим был отдан приказ:

«ПРИКАЗ

Войскам Вооруженных Сил Юга России

№ 2688

27 ноября 1919 г.

г. Таганрог

Семь месяцев тому назад тяжелая обстановка, создавшаяся в районе Задонья, заставила меня большую часть конницы перебросить на Царицынское направление и сформировать там Кавказскую армию. Высоко ценя кавалерийское сердце, знание конницы и опыт в руководстве ею, я назначил генерал-лейтенанта барона Врангеля командующим этой армией. Ныне в силу той же неумолимой обстановки, конница главной массой собирается на фронте Добровольческой армии, и, дабы она была в умелых и опытных руках, я вынужден отозвать генерал-лейтенанта барона Врангеля от командования созданной им Кавказской армии и назначить командующим Добровольческой армией и главнокомандующим Екатеринославской, Харьковской и Курской губерний.

Приношу свою горячую благодарность Вам, глубокоуважаемый Петр Николаевич, за ту трудную и блестящую работу, которую выполнила Кавказская армия под Вашим командованием за первые семь месяцев своего существования, и желаю Вам таких же успехов на новой должности командующего Добровольческой армией.

Генерал-лейтенант Деникин».

С оставлением штабом армии Харьковского узла телеграфная связь с войсками чрезвычайно затруднялась; я решил ночью перейти в Славянск, откуда представлялось наиболее удобным связаться с войсками генерала Мамонтова, Кутепова, Юзефовича и Кальницкого. В Харьков к генералу Кутепову был послан мною состоящий в моем распоряжении полковник Артифексов с приказанием удерживать возможно дольше город, дабы успеть закончить эвакуацию всех раненых и больных и главнейших воинских грузов. В Славянск прибыл я на рассвете и застал станцию совершенно забитой всевозможными эшелонами.

Вокзал и ближайшие постройки были заняты огромным количеством беженцев в самом плачевном положении. Санитарные поезда стояли более недели неразгруженными. В ближайшем к вокзалу здании фабрики оказался какой-то всеми забытый, оставленный врачебным персоналом лазарет; несколько десятков тяжело больных и раненых оказались в самом ужасном положении. Те, кто мог еще двигаться, разошлись в поисках крова и пищи; остальным грозила буквально голодная смерть. Под влиянием всего пережитого один из раненых офицеров за несколько часов до моего приезда покончил жизнь самоубийством, повесившись. Узнав как-то о моем прибытии, двое страдальцев нашли в себе силы кое-как добраться до вокзала, надеясь хоть у меня добиться помощи.

С помощью врачей и сестер стоявших на станции санитарных поездов и взятого из последних материала был оборудован в одном из ближайших зданий лазарет; в городе закуплено продовольствие. Через несколько часов все несчастные были устроены.

К вечеру удалось наладить связь с большинством начальников, не удавалось лишь связаться с генералом Мамонтовым. Генерал Кутепов вел жестокий бой к северу от города Харькова. Эвакуация шла полным ходом, чему в значительной мере способствовал широко развитый Харьковский узел и энергия заведующего эвакуацией инженера Филоненко. Штаб 5-го кавалерийского корпуса, как оказалось, помещался в поезде. Части корпуса, как я упоминал, были растянуты на огромном пятидесятиверстном фронте жидкой завесой. Я потребовал, чтобы штаб корпуса немедленно сел на коней, а части корпуса заняли сосредоточенное, удобное для действий маневром расположение.

Части генерала Кальницкого отходили под слабым давлением противника.

К вечеру 28 ноября части 5-го кавалерийского корпуса и Терская Волжская бригада сосредоточились уступом впереди левого фланга добровольцев. Штаб корпуса оставил поезд. Командир корпуса генерал Юзефович был отозван еще генералом Май-Маевским и выехал накануне в тыл. Во главе корпуса, сведенного в дивизию, временно стал генерал Чекотовский. Он был совсем болен и доносил, что если в ближайшие дни не оправится, то вынужден будет сдать командование командиру одной из бригад генералу Барбовичу.