Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)

Черчилль остановился, подумал и затем вполголоса продолжал:

— «Я думаю, что существует лишь один путь выхода из такого положения: создать уже в этом году второй фронт где-либо на Балканах или во Франции, могущий оттянуть с Восточного фронта 30–40 немецких дивизий, и одновременно обеспечить Советскому Союзу 30 тысяч тонн алюминия к началу октября с.г. и ежемесячную минимальную помощь в количестве 400 самолетов и 500 танков (малых и средних). Без этих двух видов помощи Советский Союз либо потерпит поражение, либо будет ослаблен до того, что потеряет надолго способность оказывать помощь своим союзникам своими активными действиями на фронте борьбы с гитлеризмом» [191] .

191

«Переписка...», т. I, стр. 18-20.

Кончив читать, Черчилль передал послание Идену, который тут же его быстро пробежал. Потом Черчилль вынул сигару изо рта и, обращаясь ко мне, стал говорить, что он очень благодарен главе Советского правительства за откровенное изображение того положения, в котором сейчас находится Советский Союз, что он, Черчилль, хотел бы всей душой прийти нам на помощь, но что, к сожалению, вопрос о втором фронте во Франции или на Балканах в данный момент нереален. Англия не в состоянии этого сделать. Я стал возражать. Я говорил, что до сих пор Советский Союз по существу никакой реальной помощи со стороны Англии не имел, что никогда еще в истории нашей страны нам не приходилось выдерживать нашествия такой силы, как сейчас. Я не хотел бы прибегать к излишне драматическому языку, но все-таки, хладнокровно расценивая создавшуюся ситуацию, я склонен думать, что мир подошел к одному из поворотных моментов в своем развитии. Либо Гитлер будет остановлен на Востоке и в дальнейшем будет сломан хребет фашизма — тогда перед человечеством откроются широкие возможности прогресса и цивилизации, — либо Гитлер победит на Востоке, и тогда над человечеством опустится черная ночь самой изуверской реакции, и кто знает, сколько времени она может продолжаться. И если Гитлер победит, какова будет судьба Англии? Ее нетрудно себе представить… Поэтому долг каждого человека, каждого правительства, каждой страны, желающих прогрессивного развития человечества, именно сейчас напрячь все силы и оказать максимальное содействие СССР, чтобы облегчить и ускорить разгром германского агрессора. Конкретно это означает, что Англии следует в самое ближайшее время открыть второй фронт во Франции, Бельгии, Голландии, который отвлек бы с Восточного фронта хотя бы 30–40 немецких дивизий.

Все это я говорил горячо, взволнованно, почти вдохновенно, ибо мои слова только выражали глубокое чувство, которое тогда переполняло мою душу.

Черчилль слушал меня очень внимательно, но вдруг вскипел и воскликнул:

— Не забывайте, что каких-либо четыре месяца назад мы были один на один с Германией и не знали, с кем будете вы.

— Благодарите за это Чемберлена, — отпарировал я, намекая на срыв Чемберленом и Даладье переговоров 1939 г. о тройственном пакте взаимопомощи против гитлеровской агрессии. — Ведь вы сами были тогда против Чемберлена.

Черчиллю было явно неприятно это напоминание, он разгорячился и в резких выражениях стал доказывать, что мы не имеем права требовать от Англии отказа от своих интересов, а тем более требовать от нее невозможного, ибо открытие второго фронта в Северной Франции сейчас для Англии совершенно непосильная задача. Пролив, который мешает Германии перепрыгнуть в Англию, мешает также Англии перепрыгнуть в оккупированную Францию.

Зная темперамент премьера, я начал опасаться, что в пылу раздражения он может наговорить много лишнего и тем затруднит наши дальнейшие отношения. Поэтому я прервал его на полуслове и с улыбкой сказал:

— Меньше горячности, дорогой мистер Черчилль, больше спокойствия! Нам ведь надо прийти к каким-либо практическим результатам.

Мое замечание подействовало отрезвляюще на Черчилля, и он сбавил тон. Потом уже своим обычным голосом он повторил, что о немедленном открытии второго фронта во Франции не может быть и речи, но что с вопросами снабжения дело обстоит иначе. Здесь британское правительство максимально пойдет навстречу СССР и притом без всяких отлагательств. Он, Черчилль, сегодня же ночью созовет начальников штабов (армейского, воздушного в морского) и вместе с ними обсудит, в какой мере Англия может выполнить пожелания Сталина. Завтра утром Иден сообщит мне о принятых на этом совещании решениях [192] .

192

Рассказывая в своих мемуарах о нашей встрече 4 сентября 1941 г., Черчилль пишет, что он вспыхнул, когда ему показалось, будто бы в моих словах можно прочесть какую-то скрытую угрозу в отношении Англии. Это впечатление, видимо, настолько довлело над его сознанием, что он счел необходимым сообщить о нем Рузвельту. В телеграмме от 5 сентября, т.е. на другой день после нашего разговора, Черчилль писал: «Хотя ничто в его (т.е. моем. — И.М.) языке не давало основания для такого предположения, мы все-таки не могли исключать того, что, может быть, они (т.е. Советское правительство. — И.М.) думают о сепаратном мире... У меня такое чувство, что момент, пожалуй, носит решающий характер» (W. Churchill. The Second World War, vol. III, p. 406-409).

Разумеется, в разговоре 4 сентября у меня и мысли не было о возможности сепаратного мира с Германией. Черчиллю это явно померещилось, потому что совесть его в вопросе о втором фронте была не совсем чиста. Глядя ретроспективно на события тех дней, я думаю, что такое впечатление, создавшееся тогда у Черчилля от моих слов, может быть, было для нас даже полезно. Это заставило колеса британской политической и военной машины завертеться быстрее и, в частности, предоставить нам ленд-лиз.

Я пожал руку Черчиллю и Идену и отправился домой. Была уже полночь, луна скрылась, и на затемненных улицах царил глубокий мрак. Сидя в машине, я перебирал в уме детали только что состоявшейся встречи, и мне не давала покоя поднятая бровь премьера. Что это означало? Видимо, премьер был удивлен тем, что Сталин употребил слово «продать». Значит он ждал, что Сталин будет просить о снабжении оружием в каком-то ином порядке? В каком? В кредит, как это обычно делалось в прежних войнах? Или в порядке ленд-лиза, как англичане получали сейчас военное снабжение из Америки?..

Я терялся в догадках, но чувствовал, что тут имеется какая-то возможность или хотя бы некоторый шанс сделать что-то полезное для нашей страны.

5 сентября в 11 часов утра я уже находился в кабинете Идена. Он был не один. Здесь же за длинным столом сидели все три начальника штабов в сопровождении экспертов.

— Премьер-министр, — пояснил Иден, — решил, что будет лучше, если наш ответ на вчерашнее послание мистера Сталина буду давать не я один, а также наши военные руководители.

Затем Иден предоставил слово начальникам штабов, и каждый из них по своей специальности сделал весьма обстоятельные сообщения, смысл которых сводился к тому, что Англия в настоящее время не в состоянии открыть второй фронт во Франции или на, Балканах. Я прослушал внимательно эти сообщения и затем сказал, что передам их содержание своему правительству. Что другое можно было сделать? Ведь я был лишен возможности как-либо проверить слова начальников штабов, а свои сомнения в правильности их выводов я не мог обосновать конкретными данными и фактами.

Зато в вопросах снабжения мои собеседники — как Иден, так и начальники штабов, — были куда более оптимистичны. Они полагали, что смогут удовлетворить всю заявку Советского правительства, но с тем, что примерно половину этой заявки покроет Англия, а вторую половину — США. Англичане, однако, брали на себя все переговоры с Вашингтоном. Выполнение своих поставок англичане обещали начать немедленно, не дожидаясь московской конференции трех держав. Это звучало уже гораздо более обнадеживающе.

Затем начальники штабов удалились, и мы остались с Иденом одни. Я просил министра иностранных дел передать мою благодарность Черчиллю за быстроту и энергию, с которой он разрешил вопрос о снабжении, и затем, сделав нарочно маленькую паузу, спросил:

— А на каких условиях вы будете доставлять нам вооружение и военные материалы?

Иден несколько удивленно пожал плечами и ответил:

— Мистер Сталин в своем послании имеет в виду продажу…

Я мгновение помолчал, как бы собираясь с мыслями, и затем, выразительно взглянув на Идена, сказал:

— А не находите ли вы, что купля-продажа несколько устарелая форма для подобного рода трансакций?.. Есть более современные.

Иден, также выразительно взглянув на меня, спросил:

— Вы имеете в виду ленд-лиз?

— Да, я имею в виду ленд-лиз, — ответил я.

Иден подумал немного и продолжал:

— Этого вопроса я сам не могу решить… Я доложу о вашем желании кабинету и поговорю с премьер-министром.

— Если посмотреть на дело с точки зрения дальнего прицела, — пояснил я, — то применение в данном случае ленд-лиза в интересах самой Англии.

И я развил ту мысль, что если СССР в получении вооружения из Англии будет ограничен своими наличными платежными ресурсами, это может повести к неудачам на фронте, а победа немцев на Востоке Европы имела бы самые гибельные последствия для Великобритании. Иден согласился с моими соображениями и еще раз обещал дать ответ о ленд-лизе возможно скорее. Он сдержал свое слово. На другой день после нашего разговора, 6 сентября, Иден вновь пригласил меня к себе и сообщил: