Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)

Тогда я решил действовать самостоятельно. Я подумал: «Сэр Джон, вы хотите драки? Ну что ж, вы получите сдачи, да еще с процентами».

Я сел за стол и написал следующее:

«Декларация посла СССР

Ввиду декларации государственного секретаря по иностранным делам (т.е. британского министра иностранных дел. — И.М.), оглашенной в момент подписания временного торгового соглашения между Союзом Советских Социалистических Республик и Соединенным Королевством, Советское правительство желает напомнить правительству Соединенного Королевства, что когда британский меморандум по вопросу о долгах и претензиях был вручен советской делегации на втором заседании по торговым переговорам 9 февраля 1933 г., последняя заявила, что содержание меморандума не имеет отношения к торговому соглашению. Советское правительство целиком поддерживает эту точку зрения.

В то же время Советское правительство желает заявить, что оно поддерживает и подтверждает свои собственные претензии и претензии своих граждан к британскому правительству, вытекающие из участия Соединенного Королевства в интервенции и блокаде 1918–1920 годов.

16 февраля 1934 г.»

Затем я пригласил А.В.Озерского и, показав ему составленный, мной документ, сообщил, что хочу завтра присоединить его к тексту торгового соглашения как противовес декларации Саймона. Озерский полностью одобрил мое намерение.

На следующий день Каган отвез мою декларацию в Форин оффис с таким расчетом, чтобы передать ее Кольеру ровно за полчаса до подписания соглашения, назначенного на 12 часов дня.

В 12 часов дня я и Озерский приехали в министерство иностранных дел. В приемной Саймона нас встретил Каган и со смехом сказал:

— С Кольером чуть не случился удар, когда я передал ему нашу декларацию. Он почти лишился дара слова, а потом побежал как сумасшедший к министру. Сейчас здесь Ренсимен, Колвил, Видсон и другие сановники… Совещаются… Не знают, что делать.

Прошло минут десять — никто не появлялся. Никто не приглашал нас с Озерским в кабинет министра для подписания торгового соглашения. Прошло еще десять минут — никто по-прежнему не появлялся.

Это было потрясение канонов, установленных в Форин оффис.

Тогда я вызвал одного из служителей и попросил его навести справки у секретаря Саймона, состоится ли сегодня подписание. Если не состоится, то мы немедленно уедем.

Спустя несколько минут служитель вернулся и с хитрой миной шепнул мне на ухо:

— О, там сейчас настоящий сумасшедший дом!

Спустя некоторое время прибежал секретарь Саймона и стал вас успокаивать: совещание сейчас кончится и торговое соглашение будет подписано.

Прошло еще несколько минут. Было уже 12 часов 40 минут. Опоздание на 40 минут! Такого прецедента в анналах министерства иностранных дел не бывало. Мы ждали.

Вдруг отворилась дверь приемной, и в нее вошла длинная вереница темных фигур во главе с Кольером. Их было человек пять, и среди них я узнал некоторых чиновников министерства иностранных дел и министерства торговли. Ставши в позу, Кольер, заикаясь более обыкновенного, начал речь:

— Вы поставили господина министра, ваше превосходительство, в чрезвычайно затруднительное положение… Он получил вашу декларацию только за полчаса до срока подписания… У него было очень мало времени оценить создавшуюся ситуацию… Он не мог даже посоветоваться с премьер-министром… В результате совещания с министром торговли государственный секретарь предлагает выйти из затруднительного положения путем компромисса…

Кольер поправил воротник, точно он свыше меры сдавливал его шею, и вопросительно посмотрел на меня. Я спросил;

— А что это за компромисс?

Кольер еще раз поправил воротник и, страшно растягивая слова, заключил:

— Г-государственный с-с-секретарь… п-п-п-предлагает… из-из-изъять обе д-д-д-декларации.

И Кольер с опасением поглядел на меня.

Подумав несколько мгновений, я спокойно ответил:

— Эту неприятную историю накануне самого подписания соглашения начал не я, ее начал государственный секретарь. Мне пришлось только отвечать… Но, если государственный секретарь сейчас предлагает изъять из соглашения обе декларации, — что ж? В интересах улучшения англо-советских отношений я, пожалуй, готов пойти ему навстречу.

Кольер поблагодарил меня и крепко пожал руку.

Затем все мы цепочкой вошли в кабинет Саймона. Здесь были уже Ренсимен, Колвил и Вилсон. На столе лежали приготовленные для подписания тексты торгового соглашения.

Я холодно поздоровался с хозяином. О происшедшем инциденте не было сказано ни слова. Вслед за тем состоялась сама процедура подписания и приложения печатей. С английской стороны соглашение подписали Саймон и Ренсимен, с советской — я и Озерский. Все это заняло несколько минут. Я взял наш экземпляр торгового соглашения и, так же холодно простившись с Саймоном и Ренсименом, уехал вместе с Озерским домой.

Дело было сделано.

СССР одержал серьезную победу. «Правда» писала по этому поводу:

«Состоявшееся 16 февраля в Лондоне подписание торгового соглашения между СССР и Великобританией является несомненно, положительным фактом и крупным достижением в политике обоих государств. Это соглашение, которое явится необходимой базой для развития нормальных экономических отношений между Англией и СССР, в то же время сможет стать отправной точкой для улучшения отношений между пролетарским государством и одной из крупнейших капиталистических стран мира и послужить еще одним дополнительным фактором, способствующим делу мира» [72] .

72

«Правда», 17.111 1934.

Отклики и комментарии в Англии были, конечно, гораздо более разношерстны. Однако почти во всех суждениях чувствовался вздох облегчения. Интересно было сделать некоторые сравнения.

Вот, например, солидно консервативная «Таймс».

16 марта 1921 г. Л.Б.Красиным с советской стороны и министром торговли Робертом Хорном с британской стороны было подписано первое англо-советское торговое соглашение. По этому поводу «Таймс» 17 марта 1921 г. писала:

«Было бы интересно и поучительно услышать, как могут наши министры оправдать заключение соглашения с этим правительством бандитов и предоставление им возможности продавать в нашей стране плоды грабежа… Сейчас никто уже не сомневается, что из страны, находящейся под властью «диктатуры пролетариата», нельзя получить ничего, кроме украденного золота и коммунистических принципов».

Теперь, 20 февраля 1934 г., та же «Таймс» по поводу нового англо-советского торгового соглашения заявляла:

«Нельзя великую страну вроде России держать в состоянии изоляции. Бойкот мог бы быть эффективен лишь в том случае, если бы он носил всеобщий характер, но это немыслимо. И даже если бы всеобщий бойкот был осуществлен, он не принес бы никакой пользы».

Отсюда «Таймс» делала вывод:

«При наличии доброй воли с обеих сторон торговые отношения между обеими странами могут развиваться к взаимной выгоде, и это явилось бы существенным вкладом в дело общего оживления торговли и экономического восстановления».

Вот другая большая консервативная газета «Дейли телеграф».

17 марта 1921 г. по поводу первого англо-советского торгового соглашения она высказывалась следующим образом:

«Правительство скоро будет сильно сожалеть о заключении соглашения, подписанного вчера нашим министром торговли и г-ном Красиным от имени Советского правительства… Так называемое торговое соглашение, которое принесет мало или не принесет совсем никакой пользы, является для них (т.е. для Советского правительства. — И.М.) актом признания. Тем самым они сильно укрепляют свои позиции. Нельзя забывать также, что сделанный нами шаг должен вызвать негодование среди всех тех русских, которые ненавидят большевистскую власть и которые, бесспорно, составляют огромное большинство».