Воспоминания советского посла. Книга 2

Но то было еще до Мюнхена. Теперь, после Мюнхена, британский премьер стал «мудрее». Помню, в разговоре с Галифаксом 11 октября я прямо поставил ему вопрос: считает ли британское правительство эвакуацию 10 тыс. итальянцев из Испании достаточной, для того чтобы ратифицировать англо-итальянский договор? Ответ Галифакса был двусмысленный и неясный. Он долго распространялся на тему о том, что к вопросу об эвакуации надо подходить с точки зрения более общих проблем, и и особенности с таким расчетом, чтобы поскорее вообще ликвидировать «испанскую проблему», являющуюся источником «острой международной тревоги». А под конец Галифакс сказал, что «это соображение (т. е. скорейшая ликвидация «испанской проблемы». — И. М.) много важнее, чем точные цифры эвакуации итальянцев или подданных какой-либо иной державы из Испании» [225] .

225

DBFP, Third Series, vol. Ill, London, 1950, p. 331.

Все было ясно. Правительство Чемберлена хотело возможно скорее задушить Испанскую республику и поэтому готово было закрыть глаза на жульничество Франко. Так оно в конце концов и поступило. Вывод 10 тыс. итальянцев был признан Чемберленом за выполнение плана «Комитета» со стороны Франко, и после этого жульнического трюка 16 ноября 1938 г. британское правительство ратифицировало англо-итальянский договор. Мне еще раз пришлось повторить себе: «Вот как Англия Чемберлена соблюдает свое слово!»

На рубеже 1939 года

Вступая в новый, 1939 год, я невольно подводил итоги своей шестилетней работы в Лондоне в качестве посла СССР. Невеселые это были итоги.

Ехал я сюда в 1932 г. с самыми лучшими намерениями и, на протяжении шести лет, выполняя поручение Советского правительства, прилагал огромные усилия к улучшению отношений между Англией и СССР. Это соответствовало также и моим личным чувствам и стремлениям: с самого детства я питал симпатию и уважение к английскому народу, к его высокой культуре, к его замечательной литературе. Мне так хотелось содействовать созданию прочного сотрудничества между обеими странами. Мне было хорошо известно, что того, чего хочет Советское правительство, хотят миллионы и миллионы советских людей. И вот сейчас, на седьмом году моей работы в Лондоне, я должен был с горечью констатировать, что все эти старания и усилия приносят более чем скромные плоды.

Да, между Советским Союзом и Англией заключено (после жестокой борьбы!) временное торговое соглашение. Да, в течение года после того англо-советские отношения носили такой характер, что могли считаться дружественными. Да, мне удалось найти в Англии немало умных, дальновидных и влиятельных людей среди господствующего класса и установить с ними доброе знакомство...

Это все было хорошо и полезно для СССР, для Англии, для дела всеобщего мира.

Но все-таки власть в этой стране прочно находилась в руках самых реакционных элементов консервативной партии. Все-таки премьер-министром Великобритании являлся Чемберлен, а министром иностранных дел лорд Галифакс. Все-таки «кливденская клика» определяла основные линии официальной политики правительства. Все-таки эта официальная политика была направлена против СССР и принципов коллективной безопасности, делала ставку на стравливание Германии и Советского Союза и жертвовала ради достижения своих целей различными странами и народами. Пример Австрии, Чехословакии, Испании был тут особенно показателен...

А что обещало будущее?

Европейский горизонт был окутан мрачными тучами. Предотвратить вторую мировую войну можно было бы только дружными совместными усилиями СССР, Англии, Франции, США. Практически особенно важно было сотрудничество Лондона и Москвы. На одном публичном собрании зимой 1938/39 г. я открыто заявил, что вопрос о войне или мире в конечном счете зависит от характера отношений между Англией и СССР. Но то, что я видел и наблюдал в течение моей шестилетней работы и Лондоне, то, что произошло в Европе в 1938 г., делало маловероятным тесное сотрудничество держав, не заинтересованных в развязывании войны. Меньше всего можно было рассчитывать, что на такое сотрудничество пойдет Чемберлен...

Конечно, даже и в столь неблагоприятных условиях я буду делать все возможное для сближения между Лондоном и Москвой, ибо это мой долг, это — надежда, если не на предотвращение, то хотя бы на известную оттяжку второй мировой войны...

Но все-таки мы вступали в 1939 год с мрачными предчувствиями и с тяжелым грузом глубокого недоверия к правительству Англии, и прежде всего к его главе Невилю Чемберлену. Таков был тот психологический фон, на котором писали свои узоры события этого проклятой памяти года...

Я так подробно остановился на своих тогдашних настроениях, мыслях и чувствах совсем не потому, что придаю им какое-то особенное, личное значение. Я остановился на них только потому, что они отражали думы и чувства советского народа.

Захват Чехословакии и маневры Чемберлена

10 марта 1939 г. министр внутренних дел и один из наиболее махровых «кливденцев», Самуэль Хор, произнес в Лондоне большую речь. В ней он в самых оптимистических тонах изобразил европейскую ситуацию, создавшуюся после Мюнхена, заявил, что Англия и Франция не хотят ни на кого нападать, подчеркнул, что Германия и Италия неоднократно заверяли в своей приверженности делу мира, и затем продолжал:

— Что, если бы в этой обстановке возросшего доверия был осуществлен пятилетний план, неизмеримо более великий, чем любой пятилетний план, который в последние годы пыталась реализовать любая отдельная страна? Что, если бы в течение пяти лет не было ни войн, ни слухов о войнах, если бы народы Европы могли отдохнуть от давящего их кошмара и от сокрушительной тяжести расходов на вооружение? Разве не могли бы они в этом случае использовать все поразительные открытия и изобретения нашего времени для создания золотого века, в котором бедность была бы сведена к крайнему минимуму, а общий уровень жизни поднят до небывалой высоты?.. Для вождей мира здесь открывается величайшая возможность. Пять человек в Европе (Хор имел в виду руководителей ^{29} Англии, Франции, Германии, Италии и СССР. — И. М.), если бы они были связаны единством цели и действия, могли бы в невероятно короткий срок перестроить всю мировую историю… Наш собственный премьер уже доказал, что он готов от глубины души и сердца без колебаний идти к этой цели. Не могу поверить, чтобы другие европейские лидеры не поддержали его в столь великом стремлении [226] .

226

«The Times», 11.III 1939.

Когда сейчас перечитываешь речь Самуэля Хора, трудно представить себе более яркий образчик лицемерия, тупости и полного непонимания того, что действительно творится в мире (впрочем, говорил же Галифакс после Мюнхена о наступлении 50-летнего мира в Европе!). Однако и тогда, в марте 1939 г., всем более трезвым и вдумчивым политикам речь Хора казалась нелепой и даже опасной, ибо она способна была убаюкивать широкие круги населения и психологически разоружать их перед лицом величайшей военной опасности. Реальная жизнь очень быстро обнаружила истинную ценность той золотой мишуры, которую с такой щедростью рассыпал министр внутренних дел.

Ровно через пять дней после речи Самуэля Хора, 15 марта, Гитлер молниеносно обрушился на Чехословакию, оккупировал Прагу и объявил Богемию и Моравию германским протекторатом, а из Словакии создал «самостоятельное государство». Европу потряс удар политического землетрясения. Мюнхенское соглашение было изорвано в клочки. Что же Чемберлен?

В тот же день, 15 марта, премьеру пришлось выступить по вопросу о захвате Чехословакии в палате общин. Конечно, на словах он вынужден был осудить поведение Гитлера, но не счел нужным рекомендовать парламенту предпринять какие-либо практические действия. Чемберлен продолжал упрямо твердить, что будет попрежнему^{30} стремиться к возвращению атмосферы взаимопонимания и доброй воли между всеми державами и к разрешению международных споров путем переговоров. Чемберлен также утверждал, что, несмотря на все происшедшее, он считает свою мюнхенскую политику правильной и уверен, что она пользуется сочувствием со стороны мирового общественного мнения.

Позиция Чемберлена вызвала бурную реакцию не только со стороны лейбористской и либеральной оппозиции, но даже и со стороны известных элементов консервативной партии. В частности, Иден выступил с резкой критикой внешней политики правительства и предостерегал, что за захватом Чехословакии последуют новые акты агрессии со стороны фашистских диктаторов. Иден энергично требовал создания коалиционного правительства всех партий с тем, чтобы оно поставило своей задачей эффективную борьбу с агрессией и в этих видах вступило бы в тесное сотрудничество с другими миролюбивыми государствами [227] .

227

«Parliamentary Debates. House of Commons», vol. 345, col. 435-462.