Воспоминания советского посла. Книга 2
Шрифт:
«Челюскинская эпопея» сыграла немалую роль и в развитии той оттепели в англо-советских отношениях, которая началась с середины 1934 г. Она психологически облегчила многим недругам СССР переход на новые политические позиции.
В конечном итоге как результат всех вышеуказанных обстоятельств в правящих кругах Англии временно получили преобладание те элементы, которые стояли на позиции возрождения Антанты.
Здесь будет уместно напомнить, что в период между двумя мировыми войнами британский господствующий класс разделился по вопросу об отношении к СССР на две главные группировки — группировку «классовой ненависти» и группировку «государственного интереса» (См. выше стр. 39-40).
Каково было соотношение сил между двумя названными группировками?
Это соотношение, конечно, не представляло собой постоянной величины, в зависимости от различных событий и обстоятельств оно менялось год от года. Но все-таки в общем и целом «группировка классовой ненависти» (которую в дальнейшем я буду называть «чемберленовцы») была гораздо могущественнее, чем «группировка государственного интереса» (которую в дальнейшем я буду называть «черчиллевцы»). В середине и второй половине 30-х годов расстановка сил внутри господствующего класса Великобритании (консерваторы
Конечно, чемберленовцам приходилось считаться с лейбористами, которые к середине 30-х годов уже превратились во вторую основную партию Англии, вытеснив с этой позиции либералов [86] . Дважды, в 1924 и 1929-1931 гг., лейбористы даже образовывали правительства, правда, правительства меньшинства. Лейбористы официально находились в оппозиции к чемберленовцам и стояли за сотрудничество с СССР. В 1924 г. первое правительство Макдональда установило дипломатические отношения с нашей страной, а в 1929 г. второе правительство Макдональда восстановило эти отношения, разорванные консерваторами за два года перед тем; второе правительство Макдональда заключило также с Советским Союзом выгодное для обеих сторон торговое соглашение 1930 года. Английский рабочий класс, несомненно, хотел поддержания самых дружеских отношений с советским государством (как уже упоминалось выше, он это особенно ярко показал в 1920 г., сорвав попытку военной интервенции Англии против РСФСР во время советско-польской войны), однако лейбористская партия в своей деятельности далеко не полно отражала эти настроения масс. Хуже всего дело обстояло в ее верхушке; до 1931 г. Рамсей Макдональд, Филипп Сноуден, Джимми Томас и некоторые другие почти открыто стремились ориентировать партию против СССР, и после того как в 1931 г. они были исключены из ее рядов и, образовав эфемерную партию «национал-лейбористов», перебежали в лагерь консерваторов, среди ортодоксальных лейбористов, оставшихся в партии, всегда существовало определенное течение, в душе сочувствовавшее исключенным лидерам, но избегавшее говорить об этом открыто. В результате сопротивление лейбористской оппозиции чемберленовцам оказывалось значительно слабее, чем могло бы быть, и это открывало перед чемберленовцами достаточно широкое поле действия для саботажа англо-советского сближения.
86
Некоторое представление о тогдашнем соотношении сил между различными партиями может дать исход парламентских выборов в ноябре 1935 г. Он сводился к следующему:
| Правительственные партии | Количество поданных за нее голосов (в тыс.) | Количество полученных депутатских мест |
| Консерваторы | 10489 | 387 |
| Национал-либералы (группа Саймона) | 867 | 33 |
| Национал-лейбористы (группа Макдональда) | 340 | 8 |
| Прочие | 97 | 3 |
| Правительственная коалиция в целом | 11793 | 431 |
| Лейбористы | 8465 | 158 |
| Либералы (оппозиция) | 1382 | 21 |
| Коммунисты | 27 | 1 |
| Прочие | 275 | 4 |
| Оппозиция в целом | 10209 | 184 |
Приведенные цифры с несомненностью свидетельствуют, что к середине 30-х гг. консерваторы и лейбористы являлись двумя основными партиями страны, что либералы отошли даже не на второй, а на третий план и что «национал-лейбористы» Макдональда были почти пустым местом. Это значило, что три четверти консерваторов плюс половина либералов при известной пассивности лейбористской верхушки имели возможность эффективно саботировать англо-советское сближение.
Как бы то ни было, но наличие в рядах господствующего класса двух указанных выше группировок и постоянная борьба между ними прошли красной нитью через всю историю англо-советских отношений между двумя мировыми войнами, причем то та, то другая группировка (конечно, с учетом удельного веса лейбористской оппозиции) накладывала свой отпечаток на практические шаги британского правительства в отношении СССР. С середины 1934 г. в силу указанных выше причин временное преобладание получили черчиллевцы, и это нашло свое выражение в целом ряде конкретных фактов.
Шаги к сближению
Первым из таких фактов были беседы между Ванситартом и мной, происходившие в июне-июле 1934 г. Беседы начались по инициативе Ванситарта, причем очень любопытна была форма, в которую он облек эту инициативу.
21 июня 1934 г. мы с женой были на завтраке у Ванситартов. Присутствовало человек десять и среди них сэр Джон Саймон. Завтрак был устроен в честь советского посла и его жены. Это явствовало из того, что, как полагается по английскому
этикету, я был посажен справа от хозяйки, а моя жена справа от хозяина, — стало быть, мы были старшими гостями. Саймон был посажен слева от хозяйки, — стало быть, он — гость № 2. Во время завтрака, когда за столом стоял перекрестный шум от говора гостей, леди Ванситарт, слегка наклонившись в мою сторону, спросила:— Ну, как вам нравится жизнь в Лондоне?
Что-то в тоне и выражении лица леди Ванситарт дало мне понять, что ее вопрос не является просто обычной светской болтовней, однако я осторожно ответил:
— Лондон — город хороший, но я встречаюсь здесь с большими трудностями.
Леди Ванситарт наклонилась ко мне еще ближе и полушепотом опросила:
— Эти трудности создает мой сосед слева?
Она имела в виду Саймона. Я утвердительно кивнул головой.
— Но почему бы вам не поговорить откровенно обо всем с Ваном? — так леди Ванситарт фамильярно звала своего мужа.
Я знал, что Саймон и Ванситарт политически не ладят, ибо являются представителями двух различных дипломатических линий, но все-таки я не ждал, что леди Ванситарт так откровенно даст мне понять о разногласиях, существующих между министром иностранных дел и его постоянным заместителем.
— При той атмосфере, которая создана вокруг советского посольства в Лондоне, — ответил я, — мне казалось неудобным проявлять в этом отношении инициативу.
— Ах, так? — воскликнула леди Ванситарт. — Если дело только за тем, кто первый начнет разговор, то такую трудность легко преодолеть… Я беру это на себя.
Для меня было ясно, что устами леди Ванситарт говорит сам постоянный товарищ министра иностранных дел. Однако меня не покидала известная доза скептицизма: женщины — существа эмоциональные, и я опасался, что в разговоре со мной эта миниатюрная, изящная женщина могла зайти дальше «инструкций», полученных от мужа.
Но нет, я ошибся! Посредничество леди Ванситарт имело практический результат: дня через два Ванситарт позвонил мне по телефону и пригласил в министерство для разговоров об англо-советских отношениях. 3 июля состоялась моя первая большая беседа с Ванситартом. 12 и 18 июля последовали еще две. Все они носили действительно очень откровенный характер и были проникнуты конструктивным духом. Мы рассмотрели все стоявшие тогда между СССР и Англией вопросы и пришли к выводу, что, хотя между обоими правительствами имеются в некоторых случаях расхождения во мнениях, это не может препятствовать серьезному улучшению отношений между ними.
Особенно большое место в наших беседах занял вопрос о так называемом Восточном Локарно. В то время в целях укрепления европейской безопасности французский министр иностранных дел Барту энергично пропагандировал проект пакта взаимопомощи между СССР, Польшей, Латвией, Эстонией, Литвой, Финляндией Чехословакией. Франция должна была выступить в качестве гаранта Восточного Локарно, а СССР — в качестве гаранта Западного Локарно. СССР сочувствовал плану Барту. Англия занимала неясную позицию. В первом разговоре с Ванситартом я старался убедить его в необходимости поддержать проект Барту с британской стороны. 8 июля Лондон посетил сам Барту и вел переговоры о том же с английским правительством. Во время второй беседы, 12 июля, Ванситарт сообщил, что Англия выскажется за Восточное Локарно, если в него будет допущена Германия. Советский Союз и Франция приняли это условие. Тогда лондонское правительство выступило в пользу Восточного Локарно. Однако Германия, а за ней Польша отказались войти в проектируемое объединение. Тем самым был нанесен смертельный удар всему проекту. Но в моих разговорах с Ванситартом история с Восточным Локарно играла очень положительную роль, и согласие Советского правительства на включение Германии в состав этого объединения убедило Ванситарта в искренности мирных стремлений СССР.
М. М. Литвинов был очень доволен моими беседами с Ванситартом и усматривал в них первый шаг к разрядке напряженности в англо-советских отношениях. Действительно, как показали дальнейшие события, оценка М. М. Литвинова оказалась правильной.
Вторым по времени фактом, свидетельствовавшим о наступлении оттепели в англо-советских отношениях, была история вступления СССР в Лигу Наций. Как известно, при возникновении Лиги в 1919 г. Советская Россия не была приглашена в ее члены. Тогда и в течение последующих 15 лет Лига Наций являлась очагом вражды и всякого рода козней и интриг против советского государства. К 1934 г. мировая ситуация сильно изменилась по с равнению с 1919 г., и это нашло свое отражение в судьбах Лиги Наций. В 1920 г. американский сенат отверг ратификацию Версальского договора, в результате чего США не вошли в Лигу. В 1933 г. Япония и Германия, ставшие на путь активной агрессии, вышли из состава Лиги. В роли «хозяев» Лиги остались Англии и Франция, которым было явно не под силу поддерживать ее авторитет в обстановке все отчетливее нараставшей международной бури. Это заставило лидеров англо-французского блока подумать о привлечении в Лигу СССР. В свою очередь Советское правительство к концу 1933 г. пришло к выводу, что в сложившихся условиях СССР целесообразно войти в состав Лиги Наций: это (оставляло к его услугам важнейшую в то время международную трибуну для защиты мира и противодействия опасности второй мировой войны: это открывало также возможность (хотя значения ее Советское правительство никогда не переоценивало) возводить известные преграды на пути развязывания повой мировой бойни. В результате в сентябре 1934 г. СССР стал членом Лиги Наций с постоянным местом в ее совете.
Разумеется, это надо было подготовить. Очень большую роль в такой подготовке сыграл тогдашний министр иностранных дел Франции Барту. В первые годы после Октябрьской революции он являлся одним из самых ярых врагов Советской России и сыграл ведущую роль в срыве Генуэзской конференции 1922 года. Однако, будучи искренним (хотя и консервативным) патриотом своей родины, Барту позже понял, что с приходам гитлеризма к власти в Германии безопасность Франции в сильнейшей степени зависит от сотрудничества с СССР. Он с жаром отдался осуществлению этой задачи, и в частности пропагандировал идею привлечения советской страны в Лигу Наций. Барту встретил тут немало препятствий, но сумел их в конечном счете преодолеть. В Англии его соратником был Ванситарт. Оба они добились того, что в сентябре 1934 г. 30 держав — членов Лиги Наций обратились к Советскому правительству с предложением войти в ее состав. М. М. Литвинов но поручению Советского правительства весьма искусно провел все предварительные переговоры и оформление самого вступления СССР в Лигу. Когда это случилось, Ванситарт в разговоре со мной сказал: