Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890–1918

В ее гостиной мебель была скрыта под белыми чехлами, а на подоконниках стояли маленькие пальмочки. Стол был уже накрыт; кипящий самовар стоял среди чашек во главе стола, рядом были горячие вафли и варенье. Настоятельница, придерживая широкий рукав своей рясы, предлагала мне сесть. Тихие послушницы со смиренно опущенными глазами приносили и уносили подносы и шептали что-то в дверях. Иногда настоятельница посылала за матерью казначейшей и просила ее принести из мастерской какую-нибудь из только что законченных вышивок, которыми она особенно гордилась. И всегда перед окончанием чаепития она жаловалась на тяжелые времена, на высокую цену на муку и на бедность монастыря. Было ощущение, что целые поколения настоятельниц до нее говорили точно те же слова и думали точно так же.

Я собирала старинные иконы и возвращала им их прежний вид, сметая слои пыли и паутины, аккуратно, с благоговением несла свои находки в госпиталь. Один специалист научил меня, как надо очищать эти доски, потемневшие от дыма и времени. Медленно, очень осторожно я соскребала толстый слой грязи, и постепенно появлялись яркие цвета и позолота, и украшения, и группы святых.

Старинные предметы, казалось, не внушали людям духовного звания никакого благоговения или ощущения их ценности. Когда они не могли уже больше служить, их просто выбрасывали. Священники варварски обращались с этими драгоценными символами, часто портили их до неузнаваемости, ломали их совершенно или теряли их.

Отсутствие каких-либо систематических исследований псковских древностей и опасность их полного уничтожения заставили меня предпринять попытку составить каталог, иллюстрированный, где это возможно, фотографиями и моими собственными набросками. У местного епископа я получила разрешение и приступила к работе. Фотографии с икон и настенных росписей нужно было делать на месте особым образом и с величайшей осторожностью. Этим делом и проявлением фотопластинок занималась я сама. Вышивки и небольшие по размерам предметы я брала домой и делала с них наброски в своей комнате.

В конце моего временного пребывания в Пскове я собрала большое количество артефактов, но не имею сейчас возможности как-либо использовать их; они остались в России.

Вначале я была совершенно не подготовлена как археолог и испытывала трудности, но в Пскове имелось археологическое общество, куда я могла обратиться за помощью. До окончания своей работы я переписывалась с Петроградом и договорилась о периодических лекциях на исторические и археологические темы в местном археологическом обществе.

Теперь я ощущала, что мне не нужно беспокоиться о своем будущем. Здесь, у меня под рукой, было достаточно работы – и увлекательной работы! – которая могла бы занимать меня до конца моих дней.

Расширившийся круг моих интересов привел меня в еще один необычный новый мир – мир староверов. Эти люди были членами особой секты, в которой не было священников. Староверы контролировали почти всю торговлю пшеницей. Ее последователи жили по старинным обычаям, в покое и уединении.

В Пскове староверы составляли большую колонию. Узнав о моем интересе к иконам, местный церковный староста, богатый торговец пшеницей, пригласил меня посетить их молельный дом и его личную часовню.

Верования староверов относились к далекому прошлому. До того как в России появилось книгопечатание, церковные книги переписывались от руки, и это привело к ошибкам и неточностям. Кроме того, эти книги в течение веков неоднократно переводились с греческого, и переводы никогда не совпадали. В середине XVII века Патриарх Московский Никон поручил греческим и русским богословам сверку переводов и исправление всех ошибок в церковных книгах.

Мера показалась части населения прямым святотатством. Это были фундаменталисты, придерживавшиеся буквы, а не смысла слова. Когда же исправления, несмотря на все протесты, были, наконец, приняты, многие остались верны старым версиям. Эти люди, в свою очередь, разделились в ходе истории на множество меньших групп и сект; некоторые из них отказались признавать облеченных духовным саном священников. Но все разнообразные секты староверов тщательно хранят не только древние церковные книги, но и старые иконы и церковную утварь, большими знатоками которых являются.

Несмотря на все гонения, которым подвергались староверы со времени своего отделения от государственной церкви, что касается политики, они всегда оставались чрезвычайно консервативными и полностью преданными царской власти.

Псковский торговец пшеницей, о котором я упоминала, церковный староста, сначала показал мне общественный молельный дом. Здесь меня встретили низкими поклонами несколько благообразных бородатых купцов. Они были одеты в длинную верхнюю одежду, собранную на талии, а их волосы прикрывали затылок и были ровно подстрижены кружком. Их служанки были одеты в черные сарафаны с белыми рукавами, а головы покрыты белыми головными платками. Стена напротив входа была увешана иконами и напоминала иконостас. Но я не нашла среди них чего-то особенно интересного.

В частной часовне этого староверского дома все было совершенно по-другому. Здесь чувствовалось дыхание истинной древности. Весь этот дом с толстыми стенами и зарешеченными окнами имел вид убежища, но убежища, в котором люди поколениями привыкли вести праведную, зажиточную и в то же время созерцательную жизнь.

Вся семья собралась в гостиной, чтобы принять меня. На женщинах были тяжелые шелковые платья с узкими лифами, застегнутыми сверху донизу, и широкими юбками, собранными на талии. Их головы и плечи были покрыты старомодными шелковыми платками.

Часовня, небольшая сводчатая комната, была наполнена ароматом ладана, исходящего из древних курильниц. Некоторые иконы были поистине замечательные, написанные раньше XVII века знаменитыми московскими иконописцами.

Старые металлические светильники, в которых горело масло, на цепях свисали с потолка. Перед иконами горели свечи в самодельных подсвечниках, древних и низких. Стену украшали кресты и четки. Тут и там в тусклом свете свечей сияла церковная утварь. На почетном месте покоилась очень древняя рукописная книга в переплете из черной кожи с металлическими застежками.

Хозяин дома с любовью и благоговением показывал мне эти реликвии. Он сказал, что все это хранилось в его семье много поколений.

После посещения часовни подали чай, и во время чаепития хозяин дома не без горечи заговорил о политике и об отношении властей к своей общине. Несмотря на все гонения, они остались глубоко преданными царю, обвиняя в этих гонениях государственных чиновников.

За несколько лет до войны в Пскове проходили большие военные маневры, и ожидали приезда императора. Своего монарха по русскому обычаю староверы хотели встретить хлебом-солью на великолепном серебряном блюде. Но губернатор, узнав об их намерениях, не допустил, чтобы их делегацию приняли. Блюдо не сослужило свою службу, и церковный староста, показывая его мне, умолял принять в дар. Я отказалась взять его для себя, но пообещала передать лично императору.