Воспоминания. Том 1

Кроме этой меры для облегчения поставленных в бедственное положение семейств душевнобольных, я, считая, что власть, в силу своей священной обязанности оказывать каждому посильную помощь в нужде, не может относиться равнодушно к столь тягостному положению ни в чем не повинных людей, и имея в виду, что глава семьи обязан был по закону выдавать содержание детям своим и жене, я брал на свою ответственность выдачу лицам, близким к душевнобольному, обыкновенно его жене, частей капиталов больного, хранившихся в кредитных учреждениях, пенсий из казначейств и других средств. Действуя таким образом, я, конечно, сознавал, что совершаю превышение власти и могу ответствовать по гражданским искам, но другого выхода не было.

Губернское по промысловому налогу присутствие, на обязанности коего лежал разбор поступавших жалоб на неправильное обложение налогами, было для меня совершенно новым специальным делом. Первое заседание этого присутствия я только хлопал глазами, соглашаясь с мнением управлявшего казенной палаты, вернее, с докладчиками, и подписывал журнал. Но такая роль меня, конечно, удовлетворить не могла, я стал изучать обширный том о государственном промысловом налоге, но и это меня не удовлетворило. Я был как в лесу, тем более, что я заметил, что и управлявший в то время казенной палатой, милейший С. И. Урсати, недалеко ушел от меня, будучи плохо знаком с делом. А потому присутствие было всецело в руках докладчиков, так как хотя в качестве членов на заседаниях и присутствовали всегда представители плательщиков, но их мнение тонуло в праве управляющего казенной палатой заявлять протест на постановление присутствия, каковой протест приостанавливал решение, и дело шло на разрешение Сената. Другими словами — откладывалось в дальний ящик, а деньги, уже внесенные плательщиками, непроизводительно для них оставались в казне и в случае удовлетворения жалобы возвращались ему без всяких процентов, иногда по истечении года и более; между тем суммы дополнительного налога доходили иногда и до нескольких десятков тысяч рублей.

Промысловое присутствие ведало дела: 1) по основному промысловому налогу, делопроизводство коего велось в моей канцелярии помощником управляющего канцелярией А. В. Аврориным, и 2) по дополнительным налогам разных наименований, делопроизводство по которым велось в казенной палате — докладчиком по этим делам был И. А. Стефановский, начальник отделения казенной палаты.

Жалобы по основному налогу не представляли затруднений для меня, я очень скоро освоился с этим делом, и разрешение их протекало вполне нормально и своевременно; залежей, благодаря аккуратности А. В. Аврорина, не было, он очень хорошо знал дело и очень обстоятельно всегда докладывал.

Что касается дел по дополнительным налогам, то это было сложнее и серьезнее. Не будучи еще знаком с делом, я обратил внимание на совершенно невозможную постановку делопроизводства означенного присутствия в казенной палате, на огромное количество накопленных дел, на постоянные жалобы плательщиков, на медленность и вообще на полный хаос в этой части делопроизводства.

Чтоб явиться во всеоружии при восстановлении порядка в этой области и предъявлении требований к казенной палате, я решил подробно изучить это довольно сложное дело и в течение нескольких месяцев занимался с моим другом H. M. Бакуниным, бывшим податным инспектором, содержавшим податное бюро и отлично знакомым с промысловым налогом, и таким образом изучил промысловое дело, которое оказалось не столь уж хитрым. После этого я распорядился, чтоб все дела, подлежавшие рассмотрению присутствия, присылались мне за день или за два до заседания, чтоб иметь время с ними ознакомиться и на заседаниях быть в полном курсе дел. Что касается залежи бумаг, то к 1910 г. в казенной палате оставалось еще до 600 нерассмотренных жалоб. Я решил назначить ряд экстренных заседаний присутствия, продолжавшихся с утра и до позднего вечера, с перерывами только для обеда. Такая мера значительно сократила число нерассмотренных жалоб, а когда на место Урсати управляющим казенной палатой назначен был энергичный, требовательный и отлично знавший дело П. Н. Кутлер, в котором я нашел большую поддержку, то дела по рассмотрению жалоб пошли успешнее, особенно когда кроме Стефановского — этого несносного по медлительности и от которого веяло мертвящей скукой, чиновника — назначен был еще другой и более живой и энергичный чиновник казенной палаты Б. Н. Шрамченко.

Губернское правление с назначением вице-губернатором А. М. Устинова, как я уже говорил выше, и с такими выдающимися во всех отношениях советниками, как П. Д. Шереметевский и П. В. Истомин, понемногу стало приобретать характер образцового учреждения, но это им стоило большого труда и забот, особенно по некоторым отделам. Среди них, главным образом, строительное отделение находилось в хаотическом состоянии. Во главе его в первые годы моего губернаторства должность губернского инженера занимал старый, больной Грудистов; приверженец архаических порядков, он всецело находился в руках своих помощников, оставлявших желать много лучшего и в душе считавших, что строительное отделение создано для инженеров, а не инженеры для строительного отделения. При Грудистове было очень трудно что-нибудь сделать. По выходе его в отставку во главе отделения стал честнейший Вейденбаум. С ним удалось немного улучшить дело, а главное, поставить сверхштатных техников, которых при отделении было более 20-ти, в известные рамки, и несколько их обуздать. После него некоторое время был Н. Г. Фалеев, а затем был назначен А. С. Федосеев, человек очень хороший, но совершенно безвольный; это совпало как раз с назначением Устинова вице-губернатором, которому я и поручил упорядочить дело строительного отделения, влив в него и свежую струю в лице гражданского инженера А. А. Андреевского и удалив самого вредного из старых деятелей отделения Поздеева. Но поставить строительное отделение на должную высоту так мне и не удалось, а ведь на нем лежала весьма сложная и ответственная работа по строительной части в пределах всей губернии и в пригородных местностях столицы.

Служебная работа отделения носила исключительно сложный характер, осуществляясь в столичной губернии с ее сильно развитой фабрично-заводской промышленностью. Между тем для московского строительного отделения существовал обычный, как и для всех других губерний империи, штат должностных лиц, получавших притом крайне скудное содержание. Так, губернский инженер получал всего 2500 руб. в год, из коих на одну квартиру ему приходилось тратить не менее 1200–1500 руб. Естественно поэтому, что он должен был искать заработка на стороне, что отнимало у него и время, и внимание, а между тем для роли руководителя и начальника строительного отделения требовалось лицо, обладавшее обширными познаниями и безупречными личными качествами. В аналогичных условиях с губернским инженером находились и другие должностные лица штата строительного отделения. Что касается сверхштатных техников, то они состояли на службе без содержания и вынуждены были ввиду этого путем посторонних заработков снискивать себе средства для существования, а путевое довольствие при командировках (прогоны), благодаря их небольшим чинам, не окупало даже производимых ими при командировках расходов. Ввиду таких обстоятельств, требовавших коренных реформ, я и не мог упорядочить дело так, как бы мне хотелось.

Под надзором строительного отделения находилась и стена Китай-города. Стена эта относится к числу древнейших памятников города Москвы и была начата постройкой в XVI в. Связь этого памятника с выдающимися событиями истории России и представляемый им интерес в археологическо-художественном отношении, как образчика древнерусского зодчества, казалось, обязывали правительство к особо бережному и заботливому его охранению. К сожалению, этого не наблюдалось, и строительное отделение губернского правления равнодушно относилось к ее охранению от разрушения, а отпускавшийся на ее ремонт, правда ничтожный, кредит в размере 1188 руб. в год, оставался часто даже не использованным. Поэтому стена Китай-города от незаконных захватов частными лицами приходила в постепенное разрушение, в некоторых местах застраивалась многоэтажными зданиями, закрывавшими вид на многие ее части. Борьба с этим печальным явлением началась только с 1908 г., когда она возложена была на особую комиссию, образованную под моим председательством и по моей инициативе министром внутренних дел из чинов состава губернского правления.

Постепенное разрушение Китайской стены являлось, между прочим, особенно прискорбным потому, что в сороковых годах прошлого столетия были израсходованы крупные суммы на восстановление ее в первобытном виде. 16 февраля 1830 г. статс-секретарь Муравьев уведомил московского генерал-губернатора князя Голицына, что Государь император Николай I высочайше повелел: "Отныне впредь начать постепенное исправление Китайской стены, с худшей ее части, приводя ее в первобытный вид". При этом Николай I выразил, что "Древний памятник, столь известный в нашей истории, многоуважаемый, должно поддерживать всеми силами". Поэтому в то время ассигновывались ежегодно по высочайшему повелению по 25000 руб. на исправление стены, независимо от одновременного отпуска 4160 руб. на ремонт отдельных ее частей. Эта сумма постепенно, благодаря непонятному равнодушию бывших у власти, сокращалась и дошла до 1188 руб.

Принимая все это во внимание, и то, что стена Китай-города, один из древнейших памятников русского зодчества, приходит в упадок, я предложил комиссии прежде всего выяснить размер потребного для полного ремонта ее кредита, дабы испросить таковой к отпуску в законодательном порядке, но так как заранее можно было предвидеть, что необходимые для ремонта стены на всем ее двухверстном протяжении средства будут крайне велики и потому вызовут затруднение к отпуску их из Государственного казначейства, комиссия, стремясь выйти из этого положения, остановилась на способе, который являлся, по-видимому, наилучшим и наиболее справедливым.

Китайская стена в течение прошлого столетия, благодаря отсутствию надзора, во многих частях сделалась предметом безвозмездного пользования со стороны владельцев, примыкавших к ней своими земельными участками и строениями. Пользование это выражалось в самых разнообразных формах и в некоторых случаях, например, при занятии ниш, обыкновенно с целью торговли, не представляло опасностей для стен. Это безвозмездное пользование частями стены комиссия и решила перевести постепенно на арендное право, поскольку это оказывалось возможным при соблюдении главной задачи комиссии — всеми мерами охранять стену от какого-либо нарушения ее целости как памятника древнерусского зодчества. В течение года с разными лицами были заключены договоры в общей сложности на 32000 руб. Я и предполагал эти доходы зачислить в особый фонд, из которого черпались бы и средства на ремонт стены. К сожалению, контроль высказался против такой комбинации, находя необходимым испросить на сие разрешение в законодательном порядке, что и было сделано, но, конечно, потребовало много времени.

Тем не менее комиссии удалось много сделать для дальнейшего сохранения стены не только от разрушения, но и от посягательства на нее со стороны городской думы. В 1909 г. она возбудила ходатайство об изменении высочайше утвержденного плана урегулирования Театральной площади для обращения ее и прилегающей к бульвару Китайской стены и занятой самим бульваром в строительный квартал. Я был крайне возмущен этим и сообщил градоначальнику мое мнение, что едва ли может быть разногласие в том, что наиболее характерною частью Китайской стены, как по вольности ее, так и по художественности ее архитектурных линий, следует признать часть, выходившую именно на Театральную площадь. Не представило также сомнения и то, что простор площади значительно увеличивал силу художественного впечатления. Между тем проектировавшаяся городской управой постройка нового здания думы закрыла бы совершенно Китайскую стену на значительном протяжении и лишила бы Москву одного из красивейших ее видов, полного исторических воспоминаний. Императорское Московское археологическое общество всецело присоединилось к моим соображениям. А Государь император на моем всеподданнейшем отчете после высказанного мною по сему поводу мнения собственноручно написал: "Вполне согласен". Ходатайство Московской думы, таким образом, и было отклонено.