Воспоминания

Много уже было написано о декабристах и о Каменке, но нигде не найти того, что рассказывали мне эти живые свидетели. Ведь для них участники заговора были либо близкими знакомыми, друзьями, либо родными. Они знали не только их думы, но и их чувства. Они могли в своих рассказах передать то, чем горели их сердца и что было предметом их стремлений. Рассказы их были так живы и ярки, что сейчас, когда я говорю об этом далеком прошлом, мне кажется, что я сам был в Каменке, когда там собирались члены Тайных Обществ, среди которых были Волконский, Муравьев-Апостол, Якушкин, Поджио, Юшневский и другие, и Пестель читал написанную им "Русскую Правду", то есть проект конституции. Всех их хорошо знала и помнила моя прабабушка.

Вспоминая сейчас о ней и о ее детях, моих дядях и тетках, я вновь переживаю те теплые чувства, которые они оставили во мне на всю мою жизнь. Такой высокой нравственной чистоты, незлобивости и любви к ближнему, как у них, мне никогда больше не пришлось встретить ни у кого. Сохранившийся же навсегда в семьях Давыдовых и Трубецких культ (182) памяти декабристов рано убедил меня в том, что эти моральные качества отличали всю их среду. Из того же, что я слышал от прабабушки, я понял, что декабристов вдохновляла на подвиг глубокая любовь к ближним, к человеку, и стремление к его благу. Благо это они не представляли себе вне полной свободы его личности. К этому убежденью они пришли путем знакомства с тем, что тогда происходило в Европе, за пределами нашей страны. То было время, когда там, после векового порабощения народа, всходило солнце свободы. Декабристы принадлежали к самому образованному кругу тогдашнего общества и могли читать все, что писалось тогда на Западе о свободе и о новом государственном строе, способном эту свободу обеспечить. Будучи горячими патриотами и любя свой народ, они желали для него и для своего отечества тех благ, которыми уже пользовались западные народы. Отечественная война 1812 года и изгнание из нашей страны Наполеона, совершенное нашим народом, еще более укрепили их убеждения. Принимая участие в этой войне и деля с солдатами все ее невзгоды, они оценили высокие душевные качества русского народа и осознали, чего он достоин. Последовавшие за этой войной заграничные походы нашей армии, в которых тоже участвовали будущие декабристы, дали им возможность воочию узнать, какими благами пользовались и как жили люди в странах, где была осуществлена личная свобода человека. Это породило в них чувство гражданского долга. Долг этот они видели в том, что они обязаны добиться для своей страны и для своего народа, проявившего столько доблести, возможности пользования теми же благами.

Они ждали, что по окончании войн, в награду за все им совершенное, народ получит от царя освобождение от рабского гнета и права гражданства. Случилось другое. Царь, боясь за свое самодержавие, еще усилил этот гнет. Он отдал страну во власть своему временщику Аракчееву, который стал настоящим ее диктатором. С содроганием вспоминала прабабушка о том, как правил нашей страной этот бездушный и жестокий человек. У него была одна цель: во что бы то ни стало и всяческими средствами сохранить незыблемым самодержавный строй. Ему мало было ужасов крепостного права, он добавил к нему кошмар военных поселений. Если крепостной (183) крестьянин, будучи рабом помещика, все же пользовался в своем обиходе некоторой свободой, то военный поселянин был ее совершенно лишен. Но не только крестьяне испытывали на себе гнет тирании, ей были подвержены все классы общества. Все население должно было действовать и мыслить согласно воле правительства. Правительство следило за всем и вмешивалось во все проявления общественной жизни.

Такое положение не могло не вызвать возмущения у свободомыслящих людей, какими были будущие декабристы. Убедившись в том, что явными средствами нельзя добиться облегчения участи народа, они вступили на путь заговора.

Так родились Тайные Общества.

Моя бабушка, Елизавета Сергеевна Давыдова, была дочерью декабриста Сергея Петровича Трубецкого и жены его Екатерины Ивановны, первой из жен декабристов, поехавших за мужьями в ссылку. Я хорошо знал ее, она умерла в тысяча девятьсот девятнадцатом году. Родилась она в Сибири и, по окончании института в Иркутске, вышла там замуж за моего деда Давыдова, сына декабриста. Первоначальное образование она получила от отца. Он говорил ей о том, что привело его к участию в заговоре, об активной его роли в образовании и деятельности Тайных Обществ и, главным образом, о том, к чему стремились декабристы. Бабушка твердо помнила заветы отца и свято чтила его память. О многом, что она слышала от него, она рассказывала мне.

Мой прадед говорил ей, как он был возмущен, вернувшись в тысяча восемьсот восемнадцатом году из Парижа, где он жил среди свободного народа, царящими на родине порядками, всеобщим бесправием, рабством и явным неуважением к человеку. Своими мыслями он делился с товарищами, офицерами Семеновского полка. Беседы эти привели их к мысли о создании Тайного Общества, целью которого было уничтожение всех этих отрицательных явлений. Мысль эта после ряда видоизменений и привела позже к образованию двух Тайных Обществ Северного в Петербурге и Южного в Тульчине.

В основе мировоззрения членов Тайных Обществ лежали два чувства: любовь к человеку и любовь к свободе. Оба проекта Конституции, выработанные этими Обществами, - (184) проект Никиты Муравьева и "Русская Правда" Пестеля, всецело выражают эти чувства. "Личная свобода, - писал Пестель, - есть первое и важнейшее право каждого гражданина и священнейшая обязанность каждого правительства". Мой прадед, говоря дочери об этом утверждении Пестеля, объяснял ей, в чем, по мнению декабристов, - в каких главных правах человека и гражданина - должна была заключаться личная свобода.

Разумеется, в то время прежде всего это означало освобождение крестьян от крепостной зависимости. Затем всякий свободный гражданин должен был беспрепятственно пользоваться правом свободно выражать как устно, так и письменно свои мнения и свои мысли, то есть обладать свободой мнений и слова. В проектах Конституции указывалось, что: "За мнения и правила, в сочинении изложенные, отвечает каждый писатель на основании правил об обучении и проповедовании против закона и чистой нравственности и судится общим судебным порядком". Далее, свободный человек никоим образом не мог быть стеснен в своей вере и в своей религии, то есть должен был обладать свободой совести. В проектах Конституции было сказано, что "Свобода религии предоставляется полная по совести и чувствам своим, лишь бы только не были нарушаемы законы природы и нравственности". Наряду с этим все граждане могли свободно выбирать род своих занятий, передвигаться внутри страны и выезжать за ее пределы. В основе всех этих прав должно было быть совершенное равенство всех людей перед законом. Соответственно с этим должны были быть уничтожены все сословные и другие привилегии. Наконец, право собственности объявлялось священным и неприкосновенным.

Однако одного получения гражданами всех этих прав было мало. Надо было оградить эти права от возможных покушений на них, сделать так, чтобы никто не мог нарушить их ни силой, ни обманом. Только демократический государственный строй, или, как тогда говорили, народоправство, могло служить защитой против таких покушений. Пестель говорил:

"Суверенная власть принадлежит народу; .Русский народ свободен и независим; источник верховной власти есть народ, которому принадлежит исключительное право делать основные постановления для самого себя. Власть свою народ (185) осуществляет через свободно выбранных им представителей". Во избежание же возможного произвола со стороны представителей власти, личность гражданина объявлялась неприкосновенной. Для охраны неприкосновенности личности устанавливались особые законы, нарушители коих карались судом. Так, согласно проектам Конституций, никто не мог быть лишен свободы иначе как законным образом и законным порядком. В дом гражданина никто не мог войти без его согласия, а взят под стражу он мог быть только на основании письменного предписания власти с указанием причин. И, наконец, никто не мог быть судим иным порядком, как обыкновенным судом присяжных, и в том именно месте, которое законом определено и назначено; никаких чрезвычайных судов и комиссий не должно было быть.

Вот какими законами хотели декабристы обеспечить счастие и благоденствие своего народа и своего отечества.

Прабабушка моя, Александра Ивановна Давыдова, вдова декабриста, родилась в тысяча восемьсот первом году и скончалась, девяносто двух лет от роду, в тысяча восемьсот девяносто третьем году. Свою молодость, до восемьсот двадцать пятого года, она провела в Каменке и хорошо помнила, как все то, что происходило там перед восстанием декабристов, так и то, о чем в то время говорили и думали в русском обществе. Она любила делиться своими воспоминаниями со своими внуками и правнуками. Помню ее, маленькую старушку со сморщенным лицом, сидящую в глубоком кресле около круглого стола, за котором когда-то учился мой прадед. Сохранив до конца своих дней светлый ум и изумительную память, она говорила нам, детям и юношам, о тех вопросах, которые волновали людей, живших в начале прошлого столетия, и привлекали особое внимание членов Тайных Обществ. Среди этих вопросов первым, по ее словам, был вопрос об освобождении крестьян от крепостной зависимости. Как ее муж, так и его товарищи по Тайному Обществу страстно любили свободу. Естественно, что для них крепостное рабство являлось недопустимым явлением, подлежащим, в случае осуществления их замыслов, упразднению в первую очередь. Еще задолго до восемьсот двадцать пятого года они всячески старались (186) привлечь внимание общества к этому вопросу и вызвать в нем сочувствие к своей идее. Попытки их в этом направлении не были безуспешны. Освобождение крестьян стало, наконец, вопросом столь назревшим, что в насущности его сомневалась лишь небольшая часть тогдашнего обшества. Мера эта была только что осуществлена как в Европе, так и в соседней Польше и даже в принадлежащих тогда России Прибалтийских губерниях. Декабристы и сторонники освобождения приводили в пользу его прежде всего соображения нравственного характера. Они указывали на недопустимость существования права собственности на людей, как на скотов. Они считали возмутительным право помещиков распоряжаться своими крестьянами, как вещами, продавать их оптом и в розницу, разрушать и развращать их семьи, грабить их и истязать. С хозяйственной точки зрения, они находили, что крепостное право является невыгодным, так как рабский труд менее производителен, чем платный, свободный.

Несмотря на возражения влиятельных в правительстве и в его окружении лиц, веяния в пользу освобождения все увеличивались. Особенно усилились они после Отечественной войны тысяча восемьсот двенадцатого года, в которой крестьяне как сражавшиеся в армии, так и бывшие партизанами или просто защищавшие свои избы, проявили высшую степень патриотизма. Именно крестьяне были действительными победителями, изгнавшими Наполеона и его полчища из России. Крестьяне не послушались соблазнительных обещаний свободы Наполеона и умирали за свою страну, несмотря на свое рабское состояние и угнетение правительством и помещиками. Они умирали не за царя, а за отечество. Тогдашнее правительство этого не поняло и, боясь за свою власть, после войны еще более усилило свой гнет. Даже разговоры об освобождении крестьян стали считаться государственным преступлением. Понятно, что для членов Тайных Обществ освобождение крестьян стало основной целью их устремлений. В этом основном вопросе не было разногласия как между Северным и Южным Обществами, так и между отдельными их членами. Мнения декабристов расходились только в вопросе о наделении крестьян землей, вопросе, тесно связанном с их освобождением. Объяснялось это тем, что самое освобождение могло быть проведено быстро, без особых осложнений в хозяйственной (187) жизни страны, тогда как раздел земли между крестьянами требовал довольно продолжительного времени и значительно менял эту жизнь. Некоторые полагали, что по нравственным соображениям нельзя откладывать разрешение столь насущного вопроса, как освобождение крестьян. Ссылаясь на пример Англии, Польши и Прибалтийских губерний, они предлагали крестьянам немедленно в собственность лишь их усадебные участки, скот и сельскохозяйственные орудия. Другие, и их было большинство, находили, что такое решение было бы несправедливо, так как крестьяне, платившие большую часть государственных налогов, должны были обладать собственным доходным имуществом. Они настаивали на том, чтобы при освобождении крестьяне получили в полную собственность часть помещичьей земли. Были и такие, как Пестель, которые говорили, что земля должна принадлежать государству и лишь предоставляться в пользование крестьянам на общинном начале. Что касается мнения самих крестьян, то они твердо стояли на том, что земля должна быть передана им в полную собственность. Примером этому может служить случай с декабристом Якушкиным, который, желая немедленно прекратить рабское состояние своих крестьян, предложил им свободу без земельных наделов. Крестьяне отказались от свободы без земли. В конце концов, мысль об освобождении крестьян с наделением их землей в полную собственность была принята большинством декабристов и включена в проект Конституции Никиты Муравьева.

Настроения крепостных крестьян тогдашнего времени ярко были выражены в песне, написанной Рылеевым и распевавшейся солдатами:

"Ах, тошно мне,

И в родной стороне

Все в неволе,

В тяжкой доле

Видно век вековать.

Долго ль русский народ

Будет рухлядью господ

И людями,

Как скотами,

Долго ль будут торговать?"

До ссылки моего прадеда, декабриста Давыдова, в Сибирь, его жена, моя прабабка, Александра Ивановна, жила с мужем (188) в Каменке, Киевской губернии. Уехала она за мужем в ссылку в тысяча восемьсот двадцать седьмом году двадцати шести лет от роду и могла поэтому не только со слов мужа, но и самостоятельно составить себе мнение о порядках, царивших в нашей стране во время ее молодости. Вернулась она в Россию уже по воцарении императора Александра II-го накануне реформ, значительно улучшивших условия жизни нашего народа. Муж ее, мой прадед, не дожил до амнистии и скончался в Красноярске, в Сибири. Сама она дожила до девяноста двухлетнего возраста, и мне посчастливилось хорошо ее знать и слышать от нее о виденном и пережитом ею за ее долгую жизнь.