Восстание на золотых приисках
Шрифт:
Томми схватил лампу и запустил ею в Шейна. Шейн отскочил в сторону — и лампа ударилась о стену сарая. Томми кинулся к наружной двери, распахнул её и исчез. Лампа разбилась и на мгновение стало темно, затем сразу же взвился столб огня. Пламя побежало по полу и охватило потолок.
— Выбирайся отсюда! — закричал Шейн и, схватив Дика за руку, потащил к задней двери.
Через секунду они уже очутились во дворе, вдыхая прохладный ночной воздух.
— Быстро! — скомандовал Шейн. — Сейчас здесь соберётся толпа. Нужно убраться подальше от этого проклятого места, пока пламя не выбралось наружу.
Они опрометью бросились бежать, и когда остановились передохнуть,
— Надеюсь, что продолжения не будет, — сказал Дик, которому стало лучше после того, как на бегу он наглотался чистого и прохладного ночного воздуха. — Не скажу, чтобы мне жалко было Макфая. Мне бы только хотелось, чтобы Томми тоже прикончили.
— Мои дорогие десять фунтов приказали долго жить, — сказал Шейн с грустной усмешкой. — Вот уж точно — исчезли в мгновение ока.
Затем он добавил уже серьёзно:
— Думаю, мы в сравнительной безопасности. Теперь я, конечно, не верю, что Макфай оставил у кого-нибудь письмо насчёт нас. Это он нас взял на пушку. Он хотел обделать дельце без ведома компаньонов. Я видел этого Томми прежде. Его прозвали Томми Китайцем. Макфай, как видно, всё время надувал его. До чего грязные свиньи!
Проводив Шейна и добравшись до дому, Дик остановился, чтобы перевести дыхание и стереть с лица пот, а затем с напускной беспечностью вошёл в комнату.
— Ну, Дик, я надеюсь, ты получил удовольствие, — сказала миссис Престон, поднимая глаза от шитья. — Слышал ты какие-нибудь новые матросские истории? Ведь ты их так любишь.
— Для него было бы лучше… — сказал мистер Престон, считавший своей обязанностью делать предложения, которые явно не имели шансов на успех у Дика, — да, для него было бы гораздо лучше, если бы он хоть один вечер посидел дома и занялся уроками, которые я ему задал, а не бездельничал у костров.
— Ну-ну, сказала миссис Престон. — Не можешь же ты требовать, чтобы он работал весь день и весь вечер.
— Думаю, что мне надо попробовать посидеть дома, — сказал Дик. — Я не прочь для разнообразия заняться уроками.
Глава 10. Уловка фараонов
Дик не мог не слышать постоянных жалоб старателей на произвол властей, но больше не проявлял интереса к этим жалобам и держался в стороне. Он всё время боялся, что расследование убийства Макфая и пожара приведёт ко всяким разоблачениям; но никто этим делом особенно не занимался. Полиция произвела поверхностное следствие, но так как она исходила из того, что в основе всего лежит простая ссора между преступниками, то эту историю вскоре вообще забыли. Что касается старателей, то они не раз говорили при Дике:
— Потеря невелика, этот Макфай был порядочной дрянью.
Дик успокоился, перестал бояться за будущее, но всё же твёрдо решил не вмешиваться больше в политику и вообще в дела, которые могут привести к столкновению с полицией.
Всё же он не мог не слышать, что говорили старатели. На холме Бэйкери состоялся большой митинг, участники которого потребовали освобождения заключённых и увольнения ненавистного старшины Милна, читавшего вслух закон о мятежах, а также заявили о правах народа на полное представительство в парламенте, всеобщее избирательное право для всех мужчин, отмену имущественного ценза для депутатов, выплату им жалованья (чтобы в парламенте могли заседать и рабочие), частых выборов в парламент, упразднения комиссии по золотым приискам и отмены лицензионного сбора, ложившегося всей тяжестью на старателей и лавочников. Эти вопросы обсуждались, куда ни повернись; от них было не уйти.
Наконец,
правительство отстранило от исполнения обязанностей судью, который за взятку вынес приговор, послуживший толчком к волнениям, а содержатель гостиницы Бентли был вновь арестован. Его судили в Мельбурне, нашли виновным и приговорили к трём годам каторжных работ за непреднамеренное убийство. Трёх человек, обвинённых в бунте, также судили в Мельбурне и тоже нашли виновными.Дик продолжал упорно трудиться, либо под землёй, в шахте, либо у промывного корыта, а вечерами сидел дома и учился под наблюдением отца. Он не мог уклониться от случайных встреч с Шейном, но сторонился его, потому что Шейн вечно говорил о Лиге Реформ.
— Приходи, и я познакомлю тебя с Питером Лейлором, — сказал он как-то. — Помнишь, ты сам упрашивал меня об этом.
— Я передумал, — ответил Дик. — К тому же мне нечего сказать ему.
И как Шейн ни уговаривал, он отказывался пойти с ним.
Однажды Дик работал на своём участке и вдруг услышал справа от себя, за кучей породы, страшный шум. Увидев, что несколько старателей отправились узнать, в чём дело, он присоединился к ним. Два человека, в рваных, заляпанных глиной рубашках и штанах, вступили в перебранку с двумя старателями, которые, как было известно Дику, владели участком, где происходила ссора. Двое незнакомцев, с грубыми лицами, заросшими нечёсаными бородами, явились на участок и отказались его покинуть.
Участок этот не разрабатывался. С этого времени, как россыпные залежи золота истощились, приходилось углублять шахты до семидесяти футов, чтобы добраться до русла россыпи, до жилы, то есть до того места, где в древности протекал золотоносный песок. Пласты, расположенные в стороне от жилы, никем не разрабатывались; для этого потребовались бы механизмы, а старатели-одиночки были решительно против введения машин, так как это означало бы появление синдикатов и дельцов, имеющих капитал. С появлением же синдикатов старатели перестанут быть свободными людьми, действующими на свой страх и риск, и вскоре превратятся в наёмных рабов.
При таком порядке вещей только участки, расположенные непосредственно над жилой, представляли ценность. Время и труд старателей, которые, достигнув глубины семидесяти футов, обнаруживали, что не напали на жилу, пропадали даром. Поэтому старатели начали задерживать разработку участков, если не было уверенности в направлении жилы. Люди выставляли заявочные столбы на участке и располагались на нём. Если на участке оказывалась жила, он становился чрезвычайно ценным; если же нет, — его бросали. Теперь в Балларате были тысячи подобных «сторожей» своих участков, и так как они пока что не получали никакого дохода с вложенных в эти участки денег, то, естественно, к лицензионному сбору относились особенно неприязненно. Всякий раз, как раздавался крик «легаши!», они рассыпались по равнине и прятались в бесчисленных ямах, которыми она была изрыта; разыскать их там полиция не могла.
Дик видел, что двое бродяг, занявших участок, постепенно довели «сторожей» до белого каления.
— Вылезайте, а не то получите хорошую трёпку! — кричали старатели, поднимая лопаты.
— Это наш участок, — отвечали незнакомцы. — Вы его заняли обманом.
«Сторожа» обратились к собравшейся толпе.
— Послушайте, ребята, вы ведь можете подтвердить, что участок наш?
— Не слушайте их! — в свою очередь взывали незнакомцы. — Вы, может, и видели, что эти лживые псы разбили здесь свою палатку, но что с того? Они напали на нас на болоте Бахус и украли наши деньги и бумаги. Это настоящие акулы.