Восстание Ника

– Думаешь, Дасий не случайно напал на твоих родителей?

– Думаю – нет.

– Ну, вот! А ты его жалеешь.

– Я его не жалею. Мне страшно за тебя.

– За меня бояться не надо. Только для них уже поздно: твоё приданное записано за василевсом.

– Василевс взял, василевс может и вернуть! Пусть даже половину! Всё равно это много.

– Но ты не единственная наследница.

– Единственная. Братья уже бесправны!

– Возможно, ты права. Я поговорю с отцом по этому поводу. Может быть, что-нибудь придумаем.

2

В воскресенье 11 января 532 года на ипподроме всё было почти как обычно: люди следили за скачками, делали ставки. И только на трибунах зелёных царила тишина, чувствовалось напряжение, тревога и некоторое волнение, все знали, что должно произойти.

И вот димархи прасинов встали со своих мест и направились к ложу василевса. Впереди шёл Зенон Ситос.

Со своих мест венеты заметили шествие прасинов.

– Что бы это значило? – спросил, не к кому не обращаясь, сенатор Ориген, мужчина около пятидесяти лет, лысый, только на висках и на затылки виднелись седые волосы. Происходил он из старой римской знати. Его предки перебрались во Второй Рим два или три века назад. Он сидел на трибуне с сыном Проклом в окружении других сенаторов-венетов.

– Жаловаться идут – сказал сидящий рядом с Оригеном сенатор Фотий.

– Да, довели прасинов до отчаянья.

– Хорошо, что их, а не нас, Ориген.

– Рано или поздно и до нас доберутся – возразил Ориген.

– Не дай Бог – Фотий перекрестился.

– Автократор считает, что мы созданы только для того, что бы платить налоги. А налоги брать они умеют и новые придумывают с дьявольской изобретательностью. Вон Каппадокиец, что придумал? Новый налог – аэрикон – цинично окрестив его «деньги из воздуха». Он померил расстояния между домами и с одних берёт налог за то, что дома стоят слишком близко друг к другу, а с других, что слишком далеко. А дома-то не передвинешь!

– Ты прав, Ориген – сказал Фотий. – А налог диаграфи? Его по древнему обычаю взимали только в чрезвычайных ситуациях. А теперь – каждые полгода.

– Да-да – согласился Ориген. – А прасинов просто откровенно грабят.

– Потому что они ещё и еретики-монофизиты – сказал сенатор Аврамий, – не все, но большинство, а мы, венеты, как и нас августейший василевс, православные.

– Зато василиса Феодора благоволит монофизитам – сказал Фотий. – Вон их сколько в Город понаехало! Целый дворец Гормизды им отдали.

– Может быть и правильно, что благоволит. Во-первых, они её, как говорят, когда-то выручили. Как, кстати, и мы, венеты. А во-вторых, разница между православными и монофизитами не велика. Они во всём православные, кроме одного. Они считают, что в Христе есть только одна природа – божественная. И нет человеческой. И что? Мы тоже считаем его Богом!

– Нет, кир Ориген. Если в Нём нет человеческого, значить он не мучился на кресте и не искупил грехи человеческие. Тяжело умирать, не зная, что воскреснешь! А мы все воскреснем!

– Хорошо Богу было умирать, зная, что через три дня воскреснет – сказал Прокл.

Аврамий посмотрел на парня осуждающе, а Ориген сказал:

– Это богохульство, сын.

– Да я ничего – пожал плечами Прокл. – Я так.

– В прошлом году наш василевс – продолжил Ориген, обращаясь к Аврамию, – пригласил в Город монофизитских епископов, Фотий правильно говорит, целый дворец заняли, который, кстати, принадлежит Феодоре. Так ли он поддерживает православных?

– Поддерживает – твёрдо сказал Аврамий.

– Поддерживают – сказал Фотий. – Юстиниан поддерживает православных, а Феодора – монофизитов. Ортодоксы идут с жалобами к василевсу, а монофизиты жалуются василисе, а выгоду получают оба супруга. Это как если бы твоя супруга от какого-то бездетного дядюшки получила бы землю. И тебе бы с этого тоже была бы выгода, Ориген.

– Так же как и наоборот – согласился Ориген. – Но с другой стороны, монофизиты выручили Феодору в Александрии. Она им просто благодарна. Память у неё хорошая. А наш василевс к ней прислушивается.

– Ещё, какая хорошая память – сказал Фотий и перешёл на шёпот – Вы знаете, когда наша василиса ещё не была василисой, а торговала своим телом и выступала в театре, многие ею пользовались. Но сейчас вы не найдёте ни одного, кто мог бы этим похвастаться.

– Так не мудрено. Больше пятнадцати лет прошло с тех пор.

– Меньше – сказал Фотий, – но не в этом дело. Она их всех!

И он показал характерный жест.

– Наказание по грехам – назидательно сказал Ориген, – не надо было ходить в такой театр и глазеть на обнажённое женское тело. Сидели бы дома около жены и смотрели бы не её тело, если заняться больше нечем. Тем более что сейчас Феодора ведёт себя целомудренно.

Ориген посмотрел на своего сына Прокла и добавил:

– Вот сын, не греши смолоду, что бы в старости не каяться. А то вот не бреешься, хвост отпустил…

– Все так ходят, отец – ответил юноша лет восемнадцати.

Тем временем прасины поднялись по лестнице к воротам. По обычаю, сам василевс не разговаривал с народом. Его устами был специальный человек – мандатор. И просители к нему обращались как к самому императору. Мандатор доложил, кто стоит перед императорской ложей.

Прасины выстроились цепочкой, что бы передавать разговор с василевсом на трибуны.

Зенон, подняв вверх голову, начал:

– Многие лета, Юстиниан-август, да будешь ты всегда победоносным! Меня обижают, о, лучший из правителей! И видит Бог – нет сил терпеть. Я боюсь назвать обидчика, ибо он венед, а я – прасин, а суды все на стороне венедов.

– Кто он? Я не знаю его – устами мандатора ответили из императорской ложи.

– Моего обидчика, трижды августейший, можно найти в квартале сапожников.

– Вас никто не обижает!

В ложе императора находились ещё и его приближённые, и говорить мог кто угодно, а мандатор обязан был повторять всё, что слышал, поэтому отвечал он иногда невпопад.

– Он один-единственный, кто обижает меня. О, Богородица, ты единственная заступница моя!

– Кто он такой? Мы не знаем.

– Ты, и только ты знаешь, трижды августейший, кто притесняет меня! Кто желает зла мне и дому моему!

– Если кто и есть, то мы не знаем кто.

– Спафарий Калоподий притесняет меня, о, всемогущий – выдохнул Зенон.

– Какое отношение имеет к тебе Калоподий?

– Кто бы он ни был – его постигнет участь Иуды! Бог покарает его, притесняющего меня! – в голосе Зенона послышалась угроза не только Калоподию.