Восточный пакт
Шрифт:
Еще вчера ничего подобного не было. Минус мне с занесением в личное дело — потому что не подумал об этом недавно в классе. Решил, что интерес ко мне связан с выборной ролью старосты. Брать себя в руки уже надо, чтобы не получилось потом как у Талейрана: «Это хуже, чем преступление, это — ошибка».
Оглядевшись мельком по сторонам, насчитал не менее двух десятков человек. Юноши и девушки самых разных годов обучения разбились по небольшим компаниям. В основном расположились на соседних скамьях и мягкой траве поодаль. Самая крупная группа, не менее пяти человек, двигалась в мою сторону по гравийной дорожке. В этот
У меня оставалось не больше десятка секунд, пока кампания подойдет ко мне. Но бег времени приостановился, и я оказался словно среди подернутого лоскутами мглы пространства. Вновь в состоянии полной собранности мне получилось ускориться, замедляя бег времени. Растянутые мгновения тянулись густой патокой, а я думал о том, что послужило причиной столь заметного ко мне интереса.
Арест Анны Николаевны? Но почему тогда именно я? Нет, здесь что-то другое. Причем очень важное, иначе не стали бы гимназисты кучковаться вокруг меня столь массово. Человек двадцать сейчас точно есть в пределах видимости, плюс еще одноклассники, которые также глядели с интересом, причем скрытым и болезненным. Значит, что-то из трех «С» — скандалы, смерть и секс — темы, исстари волнующие людей сильнее всего.
Скандал? Легко, если информация о моем происхождении стала явной. Но настолько сильный показательный интерес? Не верится.
Смерть? Можно вспомнить убийства в поезде монорельса, хотя… три убитых жителя протектората совсем не то, что может заинтересовать золотую одаренную молодежь.
Секс? Вот это более вероятно, особенно если вспомнить наш недавний выход в свет с Зоряной. И получается, что вот этот интерес связан с тем, что я гулял по городу в компании бывшей проститутки? Да нет, не особо вариант — вряд ли моя фигура столь значима, чтобы акцентировать вообще на ней внимание, тем более по этому поводу.
Значит, что-то еще. И что именно, сейчас узнаю — подумал я, вновь возвращаясь в русло обычного течения времени. За те мгновения, что у меня оставались до подхода компании, успел открыть ассистант и многозначительно уставиться в сохраненный рисунок девичьего силуэта. Подходящие все ближе гимназисты вдруг громко засмеялись, как по команде. Смех предназначался явно для меня, при этом в нем чувствовалось некоторое напряжение. Напряженное ожидание, скорее.
— Ахах, вот это каламбур! Да уж действительно, инцест дело семейное… как считаешь, Артур? — проговорил один из гимназистов.
Тип нордический — говорят про таких. Светлые волосы — не как у меня, с пшеничным желтоватым отливом, а почти белые. Редкие, практически незаметные брови, бесцветные глаза. А нет, не бесцветные — светло-голубой, даже серый магический отсвет. Адепт воздуха, причем довольно слабый.
Я смотрел гимназисту прямо в глаза, не моргая. Но боковым зрением заметил и перстень на пальце, и эмблему на рукаве — щит воздушника, третий курс. Явно совсем недавно прошел инициацию, овладев силой стихии.
Гимназист немного приостановился — потому что взгляда от него я не отрывал. Он же, глядя мне в глаза ожидал ответа. С толикой легкого беспокойства, но больше с предвкушением — так бывает, когда слабый действует под крылом сильного. И когда понимает, что может себя вести в непривычно широких рамках безнаказанности.
Догадкой
сверкнуло, что именно скандал и секс стал причиной интереса. Какой гимназист-воздушник все же молодец! Он нашел всего одну короткую фразу, которая все-все-все мне сразу объяснила: теперь окружающие знают, что я Алексей Петрович Юсупов-Штейнберг, а также наверняка и то, что голую Анастасию забирали утром из моей кровати.За несколько кратких мгновений в мыслях промелькнула пара вариантов нейтральных ответов и возможных действий. Но кто-то сумрачный и темный шепнул, что хорошего исхода для меня не будет. Смех оружие часто сильнее огнестрельного, и если я сейчас не сделаю то же, что совсем недавно сотворила на площадке Анастасия, мне будет только хуже. Причем времени на раздумья не оставалось — еще миг, и белобрысый гимназист насмешливо пожмет плечами, развернется и уйдет, удовлетворившись результатом. Вероятно, найдет еще пару шутеек уже только для друзей, оставив меня обтекать.
— Прости, ты что-то сказал? — сморгнул я, нацепив на лицо приветливо-наивное выражение.
Вопросом поставил гимназиста в тупик. Парень явно ожидал от меня смущения, но никак не подобной реакции.
— Я… — едва-едва замялся белесый воздушник. Мне же этого хватило, чтобы перехватить инициативу.
— Что ты? Сопли не жуй, скажи нормально, — негромко, но уверенно произнес я.
Лицо воздушника моментально покраснело, прием так сильно, что белесые брови стали видны гораздо лучше.
— Тебя манерам не…
— Сколько видел в жизни одаренных, но таких альтернативных в первый раз, — уже повысил я голос, нагло перебивая. — Сформулируешь мысль, приходи снова. Давай, до свидания! — помахал я рукой небрежно, словно крошки стряхивая. И показательно потеряв на краткий миг интерес, снова вскинулся, не давая гимназисту что-то сказать. Окинув его брезгливым взглядом, я произнес, чтоб уж наверняка: — Хамло… Господи, что за страшный век, какое вокруг быдло, — на фоне эха прошедшей лекции фон Колера смиренно и очень-очень тихо добавил я, возведя очи к небу. Сказал не для всех, но не настолько тихо, чтобы гимназист-воздушник не услышал.
Неприкрытое хамство вообще выглядит оскорбительно. А если хамить, при этом на голубом глазу еще и нагло обвиняя в этом оппонента, то это сверх оскорбительно-обидно. Но у меня не было другого выбора — из двух зол, как правило, выбирают меньшее, а иного варианта сохранить хоть как-то лицо и не стать объектом всеобщего смеха я просто за столь короткий срок не нашел.
Гимназист не выдержал. Фразу он еще не сформулировал, но сделал шаг ближе ко мне, глядя со злостью и сжав кулаки. Явно на дуэль хочет вызвать.
— Да иди уже, — снова небрежно махнул я рукой. — По средам не подаю.
Вот так вот дружище — мысленно я даже пожалел совсем немного паренька. Нашел с кем связываться — я вежливости в колпинских утренних электричках учился.
Несмотря на напряжение момента и всеобщее, направленное на меня усиливающееся внимание, я смог сохранить спокойствие и вернуться к экрану ассистанта. Даже не поменял непринужденную позу, так что по виду получалось, что гимназист-третьекурсник передо мной отчитался, а теперь стоит в ожидании. Ему это очень не понравилось, и он совершил ошибку, которую я ждал: парень резко шагнул вперед, и попробовал заставить меня встать.