Восточный пакт

Лекции посвященные истории, географии и политологии этого мира оказались для меня весьма интересны, поэтому часы пролетели незаметно. И после окончания уроков, нагруженный новыми знаниями, я вышел из аудитории и направился на завтрак. В просторной столовой было достаточно многолюдно, но места хватало всем — так что даже толкаться плечами в час пик не приходилось. Набрав себе от души — как на ужине первого дня отдыха в турецком отеле, я занял привычное место в дальнем углу у панорамного окна.

Организм мне достался молодой, подготовленный, и усталость недосыпа давно ушла, не оставив даже привычной чуть сковывающей заторможенности. Так что смотрел на окружающий мир я сейчас вполне ясным взглядом. Единственное, хотелось отдохнуть от тяжелых дум, поэтому я бесцельно скользил взглядом по собравшимся в столовой гимназистам. Среди которых вскоре заметил тонкую статную фигуру Анастасии — княжна появилась в столовой с некоторым опозданием, когда основной поток студиозов схлынул. Наверное потому, что впервые уделял так много внимание внутреннему миру гимназии, а не своим мыслям и планам, я заметил довольно неприятную деталь.

Держалась Анастасия горделиво и отстраненно, как подобает настоящей сильной женщине. Вот только мне сейчас стало отчетливо заметно, что к ней даже подходить лишний раз опасаются — вокруг девушки словно образовалось пустое пространство. Да, ее точно избегают, утвердился я в своих догадках. Причем большинство присутствующих старательно делает вид, что не обращает на нее вовсе никакого внимания. Большинство княжну не замечало, но в достатке наблюдалось и злорадно-презрительных взглядов. Сохраняющая невозмутимость Анастасия между тем уже привычно подошла и устроилась за моим столом напротив, поздоровавшись коротким кивком.

Получается, кстати, что ведь это не ее жест доброй воли — как я думал сначала, когда она подсаживается ко мне за стол. Наоборот — она садится рядом, чтобы не оказаться в одиночестве под прицелом злорадных взглядов и пересудов. А так даже видимость приличий соблюдена — садится с нелюдимым гостем своей матери, и не подкопается никто.

Почувствовав мой заинтересованный взгляд, княжна вопросительно приподняла бровь.

— Это из-за того, что ты едва не убила Разумовскую? — поинтересовался я.

— «Это» это что? — подобравшись, напряглась Анастасия.

Ух ты, как ей тема-то неприятна, оказывается.

— Это… — произнес я и скользнув взглядом по залу, нашел компанию целительниц. Высмотрев среди них памятные зеленые волосы подруги Анастасии, которая помогала ей после дуэли, я выразительно показал на нее княжне взглядом. В тот момент, когда Анастасия обернулась, внимательно присмотрелся к зеленоволосой целительнице. Направленно присмотрелся, так что она даже вздрогнула и замерла, не донеся до рта вилку со шпинатом. Но несмотря на мой пристальный взгляд, щедро дополненный эмпатией, не обернулась. Подобное пристальное внимание считалось дурным тоном в обществе и требовало как минимум объяснений. Зеленоволосая целительница же сделала вид, что вообще ничего не почувствовала и не поняла.

— Вон та не желающая оборачиваться девушка после дуэли сказала мне, что считает себя твоей подругой, — перевел взгляд я на Анастасию. — Вот и спрашиваю, такие изменение последствия надругательства над Разумовской, или…

— Или, — поджав губы, произнесла Анастасия. Опустив взгляд в тарелку, она показала, что обсуждать эту тему более не желает. Ну да, арест княгини и сопутствующие обстоятельства дело такое — новым взглядом посмотрел я на княжну.

Понятно теперь, почему от нее шарахаются как от прокаженной: Разумовские юную княжну готовы уничтожить в любом случае — она ведь урожденная Юсупова. И если Анну Николаевну осудят, то участь ее дочери кажется незавидной — род подгребут под себя, Анастасию… выкинут на свалку истории, в лучшем случае. Непонятно, как к этому отнесутся соперники Разумовских Юсуповы, но вот то, что род Юсуповых-Штейнберг оказался между жерновами интересов двух влиятельных кланов, это очевидно. И сейчас на самом острие между сжимающимися шестеренками находится Анастасия. Такая юная княжна с ультрамариновыми глазам и волосом цвета воронова крыла — новым взглядом посмотрел я на девушку.

После, еще раз оглянувшись по сторонам, я оценил показательное отсутствие к нам интереса. И у меня возник вопрос — ведь мы сейчас в имперском городе, который окружен землями Вольницы национальных кланов. Юсуповы-Штейнберг род имперский, и судя по происходящему его скоро как минимум подомнет под себя кто-то более сильный. И это еще хороший вариант, потому что все идет к тому, что род вовсе уничтожат, поделят или вообще показательно втопчут в землю.

Род Юсуповых-Штейнберг был создан императорскими службами или даже самим Императором для того, чтобы вбить клин между влиятельными кланами Юсуповыми и Разумовскими, которые в случае сближения превращались в реальную силу не только в Конфедерации, но и во всей Европе. И сам возникший у меня вопрос собственно в чем — неужели Император будет просто наблюдать за происходящим? Или это его сакральная жертва, которую он приносит на алтарь имперской необходимости? Но если все так просто, последствия подобного непредсказуемы — когда власть начинает сдавать своих, лояльность подданных к такой власти теряется моментально.

Тяжело вздохнув, я поковырялся в тарелке, вдруг лишившись аппетита. Вокруг заворачивается раунд серьезной игры, а у меня нет даже крох информации для анализа. И если я начну сейчас барахтаться, не факт, что будет толк — мелькнула у меня пораженческая мысль. В прошлой жизни было такое — полгода сотни людей работали над поставленной задачей, а как потом оказалось еще до начала проекта было принято принципиальное решение о ликвидации всего направления. Я оказался одним из немногих, кто впоследствии узнал о том, что работа с самого начала была бессмысленной, остальные же остались в счастливом неведении. И вот сейчас, если Анна Николаевна сидит в камере, а род Юсуповых-Штейнберг приговорен к уничтожению или вовсе даже к показательному дерибану.…

— Привет, — прозвучал позади глубокий чувственный голос, и к нам за стол присела Эльвира. Поправив светлые локоны, валькирия пристально посмотрела на Анастасию и продемонстрировала кивком, что «привет» предназначался ей.

— Привет, — вполне обыденно поздоровалась княжна с так неожиданно появившейся Эльвирой, которая сейчас в непривычном одиночестве — за ее плечом я не видел обычно маячившего там Модеста.

Анастасия внешне сохранила полное спокойствие, и для других она была полностью закрыта. Но не для меня — наша связь после уничтожения тьмы по-прежнему сохранялась, и я чувствовал, как бушуют эмоции княжны. Эльвира непростая девушка — я помнил разнос, который нам устроил Андре после проваленного испытания. И помнил, как обозвав Валеру принцем, он говорил с Эльвирой в похожем уважительном ключе — уважительном к статусу, не к личности. Нас он всех тогда достаточно чувствительно повозил как котят мордой по своим ошибкам, безо всякой деликатности.

— Артур, подскажи… — начала было Эльвира, но оборвала фразу на полуслове, обернувшись.

Собравшееся вокруг чужое и очень густое всеобщее внимание я тоже почувствовал. Вот только, что неожиданно, смотрели совсем не нас — вспыхнувший при появлении за столом Эльвиры бикфордовым шнуром интерес пропал почти сразу, переместившись в другое место. Не сговариваясь, мы — Анастасия, Эльвира и я, обернулись и увидели Валеру. В сопровождении стайки гимназисток, с привычной расхлябанной вальяжностью замаскированный принц шествовал по залу. Впрочем, его принадлежность к высшему имперскому свету была для всех секретом Полишинеля, как понимаю.

Выглядел Валера как всегда идеально органично-растрепано, но судя по его серьезному лицу, разговор проходил довольно важный. Валера внимательно прислушивался к словам сопровождающих девушек и вдумчиво кивал в нужных местах. Гимназисток рядом с ним шагало четверо, и это явно члены какого-то комитета или клуба, ведущие с ним деловую беседу.

— Дамы, — оборвал Валеру одну из говоривших девушек на полуслове, обращаясь при этом ко всей группе. — Не смею больше вас задерживать.

Ошарашенная подобным поведением гимназистка так и осталась стоять с открытым ртом, когда Валера перестал ее слушать и развернувшись на сто восемьдесят подошел к нашему столу. В помещении на несколько мгновений воцарилась полнейшая тишина. Но здесь все же собрались те, кого держать лицо учили сызмальства, так что через мгновение помещение вновь наполнил привычный гул голосов, а четверо так бесцеремонно отшитых гимназисток сделали вид что все в порядке вещей и вообще отлично. Перегруппировавшись, четверо девушек уже удалялись.