Восточный рубеж(ОКДВА против японской армии)

Сталин получил перевод этого документа 23 августа с сопроводительным письмом, подписанным зампредом ОГПУ Яковом Аграновым. Первый раздел документа касался национальностей, входящих в состав Советского Союза, и являлся дополнением к донесению от октября 1933 г. — «Изучение национального вопроса в Советском Союзе». Подполковник давал свои характеристики украинцам, белорусам, грузинам, армянам, казахам, татарам. Любопытна его характеристика горных племён Кавказа: «…чеченцы, черкесы, осетины и другие горные племена весьма малочисленны и в политическом отношении серьёзного значения не имеют, но они отличаются высоким чувством национального достоинства и тягой к независимости; стойко сохраняют свою самобытность, находясь под властью того или иного правительства и государства, упорно придерживаются своих примитивных племенных традиций, весьма воинственны, до сих пор культивируя обычаи кровной мести» (64). Ёмкая характеристика — и не устарела до сих пор.

Военный атташе Японии занимался не только межнациональными отношениями и проблемами, но и пристально следил за внутриполитической обстановкой. В документе есть специальный раздел: «Политические враги Сталина». В этом разделе один абзац был отчёркнут генсеком. Ссылаясь на информацию, полученную от своей агентуры, Кавабэ писал: «По нашим агентурным данным, остатки троцкистов и оппозиционно настроенные в отношении Сталина продолжают подпольную деятельность и стремятся к тому, чтобы преодолев все препятствия связаться со своими единомышленниками за границей. Некоторые из них под лозунгом 4-го Интернационала ставят задачей свергнуть нынешнюю власть и поставить Троцкого. Хотя сила влияния Сталина сейчас достигла предельной степени, всё же если его политика хотя бы в какой-нибудь части в дальнейшем обнаружит свою несостоятельность, и начнутся перебои в проведении его политики, не исключена возможность, что немедленно возникнут антисоветские тенденции. Сталин имеет ряд достоинств соответствующих великому политику, но он имеет в то же время политических врагов. С точки зрения политико-стратегических мероприятий мы должны принять все меры к тому, чтобы наметить наиболее влиятельную группу его политических врагов и установить с ней контакт. Убеждён, что это вовсе не является невозможным» (65). Можно не сомневаться, что это был не единственный документ, в котором говорилось о том, что разведка потенциального противника, в данном случае Японии, пыталась установить контакт с политическими противниками Сталина. И это были не «признательные показания», полученные в лубянском подвале, истинную цену которых он хорошо знал, а свидетельство опытного профессионального разведчика, который, конечно, не догадывался, что его сверхсекретный доклад может быть прочитан в кремлёвском кабинете Сталина. И документальное свидетельство иностранного разведчика не прибавило доверия Сталина к политическим оппонентам, с которыми он боролся за власть в стране.

5 сентября поступила информация от политической разведки. В донесении сообщалось, что ИНО получило агентурное донесение «от серьёзного польского источника». Фамилия источника не указывалась даже в донесении, адресованном Сталину. В первом разделе донесения говорилось о польско-германо-японских отношениях. Судя по информации, полученной в Москве, намечался военный альянс трёх стран, направленный против Советского Союза, и это очень встревожило Сталина. Он внимательно прочёл донесение, отчёркивая основные абзацы. Перспектива возможного военного конфликта на Западе и на Востоке его не радовала, а развивающиеся контакты между Германией и Польшей вызывали тревогу.

По информации, которую источнику удалось получить у начальника главного штаба генерала Гонсиоровского: «Пилсудский нажимает на японцев (через министра иностранных дел Бека и Гонсиоровского), чтобы они провоцировали СССР возможно скорее и активнее, однако не для того чтобы немедленно ещё в этом году вызвать войну между Японией и СССР, а для того, чтобы ослабить просоветские настроения во Франции, напугать Францию возможностью войны на Дальнем Востоке и показать ей, что СССР для Франции не союзник» (66). Гонсиоровский, очевидно, в беседе с источником утверждал, что Пилсудский в июле получил письмо от генерала Араки. Генерал писал польскому маршалу, что японцы медлят начать войну только исходя из состояния японской авиации, для усиления которой Японии нужно ещё обождать с войной до марта 1935 г. Но если Польша и Германия, сообщал генерал, дадут Японии заверения в том, что они выступят против СССР на следующий день после начала военных действий между Японией и СССР, то Япония достаточно подготовлена чтобы начать войну немедленно. В донесении сообщалось также, что в октябре в Берлин приедет японская военная миссия для пересмотра польско-японского военного соглашения 1931 г. и для заключения нового соглашения. В Берлин для ведения этих переговоров должен прибыть Гонсиоровский также с военной миссией, столица Германии была выбрана для того, чтобы не «светиться» в Варшаве и не настораживать Москву (67).

Если судить по объёму донесения (16 страниц машинописного текста с подписью начальника ИНО Артузова к конце), источник был весьма солидным и обладал большими связями в Варшаве. В разделе документа о польско-германских отношениях Сталин подчеркнул то место, где говорилось о том, что 27 июля между Пилсудским и Гитлером заключено новое «джентльменское соглашение». Одним из пунктов этого соглашения была договорённость: «В случае заключения франко-советского военного союза или в случае франко-советского военного сотрудничества Польша и Германия заключат с Японией военно-оборонительные союзы» (68). Этот пункт в документе также был отмечен Сталиным. Осенью 34-го угроза союза трёх стран против СССР была достаточно серьёзной, и политической разведке удалось своевременно получить информацию о возможности такого союза.

В конце 1934 г., судя по немногим рассекреченным документам, порадовала Сталина и военная разведка. 9 сентября ему на стол положили перевод текста фотоснимка с копии доклада германского военного атташе в Токио полковника Отта. Доклад был датирован 30 июля, с ним был ознакомлен посол Дирксен. В документе рассматривался вопрос о влиянии морских кругов на внутреннюю и внешнюю политику империи. Извечный спор между армией и флотом о первенстве при определении внешнеполитического курса и направлении агрессии на Север или Юг интересовал не только советскую разведку, но и военного атташе будущего союзника по антикоминтерновскому пакту. Интересовались этим и в министерстве рейхсвера, и Отт, систематизировав всю имевшуюся у него информацию, отправил доклад в Барлин. С копией доклада познакомился Рихард Зорге, сфотографировал её, и плёнка была отправлена в Москву. Это был первый рассекреченный к настоящему времени документ Зорге, доложенный Сталину. Сопроводиловки на этот раз не было, и на первой странице рукой первого заместителя начальника Разведупра Артузова две надписи: «Тов. Сталину» и «Послано также тов. Ворошилову» (69).

Второй документ военной разведки (из рассекреченных), доложенный Сталину, был датирован 8 декабря. Это было приложение к морскому донесению, которое составил помощник военного атташе по морским вопросам. Документ был получен агентурным путём в германском посольстве в Москве. Немецкий военный дипломат встретился со своим японским коллегой — морским атташе капитан-лейтенантом Накаси, и тот сообщил ему свою оценку политического положения на Дальнем Востоке. По мнению японского дипломата: «Не приходится ожидать вооружённого конфликта между СССР и Японией ни зимой, ни будущей весной, если, конечно, не произойдёт какого-нибудь непредвиденного случая. Обе стороны нуждаются в мире…» (70). Он считал, что обе стороны видят друг в друге вероятного противника, и остаётся открытым вопрос, вызывается ли эта боязнь действительным незнанием положения и сил противника, или же какими-нибудь другими причинами. Капитан-лейтенант утверждал в беседе, что мир в этом регионе можно считать обеспеченным до весны 1935 г. А вот дальнейший ход развития событий остаётся неизвестным и ненадёжным. Оценка обстановки достаточно оптимистическая, особенно если учесть, что её высказал морской офицер. А интересы военно-морского флота лежали далеко от Владивостока, в зоне южных морей.

Когда знакомишься с документами политической разведки, положенными на стол Сталина, с его резолюциями, отчёркиваниями отдельных абзацев, видишь то, на что он обратил внимание, чем заинтересовался, что для него было важным в дальневосточных делах. И можно представить, что для него было главным во взаимоотношениях с Японией. Конечно, рассекреченных документов разведки явно недостаточно, чтобы сделать однозначные выводы, тем более что неизвестны аналитические обзоры Разведупра, касающиеся проблем дальневосточного региона. Такие обзоры, конечно, были и Сталину они докладывались. И из всего известного пока исследователям можно сделать главный вывод — для Сталина основной в эти годы была угроза войны с Японией. А в 1934 г. — угроза коалиции трёх стран (Германия, Япония и Польша) и возможность войны на два фронта. К такой войне на два фронта в первой половине 30-х страна ещё не была готова.

Может быть, поэтому Сталин во всех документах, которые ему докладывали, искал и, конечно, находил подтверждение своему убеждению о неизбежности войны с Японией. Конечно, Сталин думал о будущей войне с Японией. Ни о каком миролюбии с его стороны — политику на Востоке определял только он — не могло быть и речи. Возрождая былую славу и мощь Российской империи и смотря с вожделением на утерянные на Западе земли, которые он получил в 1939–1940 гг., диктатор не забывал и о Востоке. Но для того чтобы получить обратно всё, что было утрачено там после поражения 1905 г., нужна была новая победоносная война с Японией. А к такой войне в первой половине 30-х, особенно при абсолютном превосходстве японского флота, Советский Союз ещё не был готов. Нужно было создать такую стратегическую ситуацию, при которой мощный японский флот (третье место в мире) был бы оттянут далеко от советских берегов на Восток или Юг и втянут там в изнурительную борьбу с могучими флотами США или Англии. Только при таких условиях можно было бы свести к минимуму угрозу японских морских десантов на советское побережье в Приморье, на северном Сахалине и на Камчатке. Только тогда мощная дальневосточная группировка могла успешно действовать против Квантунской армии. Япония, особенно высшее офицерство армии, подойдя вплотную к советским дальневосточным границам на огромном протяжении и пользуясь превосходством своего военно-морского флота, могла ввязаться в новую военную авантюру. Соблазн был слишком велик.

В Москве тоже внимательно следили за обстановкой на Дальнем Востоке. Штаб РККА держал руку на пульсе событий, внимательно исследовал всю информацию, поступающую из разных источников, и регулярно информировал руководство страны через наркома обороны. 28 декабря 1934 г. начальник штаба Егоров отправил очередное письмо Ворошилову. Сообщение шло с грифом: «Весьма срочно. Сов. Секретно», что уже говорило о его важности. Он сообщал наркому о том, что по имеющимся сведениям японцы перебросили из Южной Кореи на Север в район Пограничная-Мишаньфу два полка 20-й пехотной дивизии Корейской армии с очевидной целью усилить группу войск предназначенных для охвата правого фланга Гродековского УРа и усилить район Саньчжоу против Полтавского УРа. Это усиление в Приморском районе, по мнению Егорова, достигает 10–12 000 человек. Кроме того по информации, очевидно агентурной разведки ОКДВА, японцы усилили и Благовещенское направление примерно на 6—8000 человек. Таким образом, по мнению штаба, за период ноябрь — декабрь 1934 г. японцы усилили Квантунскую армию якобы на 15–20 000 человек.

В этом же докладе отмечалось, что на основании последних сведений достаточно определённо устанавливается: «что немцы имеют полную договорённость по линии генштабов с финнами и поляками о совместном выступлении против нас. Срок этого нападения — весна 1935 г. При этом японцы, входя в блок с ними, упреждают этот срок, нападая первыми». Вот такая информация по агентурным каналам пос поступала от военной разведки из Европы и Азии.

Не было у Германии мощного вермахта в 34-м (он начал создаваться только в 35-м), не собирались финны в 35-м нападать на СССР, и не готова была Япония весной 35-го двигаться на Север, пытаясь захватить нашу территорию от Байкала до Владивостока. Так что все предположения военной разведки и начальника Штаба оказались блефом. Но это ясно теперь, спустя десятилетия после разгрома Германии и Японии. А в 34-м подобная информация принималась за чистую монету и воспринималась достаточно серьёзно.