Вот пуля пролетела
Шрифт:
— А как он насчет карт?
— Мил человек, я на синицу уже наговорил, теперь мне к лошадям нужно.
— Ну, хоть намекни.
— Без карт, барин говорят, мы б до сих пор дикими людьми были, вокруг дуба бегали, — сказал кучер, и вышел из комнаты.
— Слышали? — сказал Честный Полковник.
— Как не слышать, — из смежной комнаты появились двое, Пожилой Помещик и Пылкий Юноша.
— И что думаете?
— Что ты зря потратил пять рублей, — ответил Пылкий Юноше. — В книге проезжающих он так и отметился: барон Магель, ротмистр в отставке, путешествует по собственной
— Э, что пять рублей, вздор пять рублей. Зато теперь мы знаем, что не чурается карт, не скуп, при деньгах, и не прочь предаться земным удовольствиям. Поверь, это стоит пяти рублей.
— Что не скуп — ясно и по повозке, и по лошадям, и по одежде, — возразил Пылкий Юноша. — А пять рублей — это пять рублей!
— Вот потому ты и в Пылких Юношах, хотя уже тридцать скоро. Не жалей денег на подготовку. Даже если раз-другой и зря потратишься, на третий окупится сторицей. Ты должен понять интересы человека, чего он хочет, чем он дышит.
— И чего он хочет?
— Самого лучшего. И потому тебе с ним говорить не нужно, лишнее. Ты за самое лучшее сойти не можешь. Смотри на Кугеля, и учись.
— Значит, так, — Пожилой Помещик, который очевидно и был Кугелем, подошел к мутноватому зеркалу, осмотрелся, стряхнул пару пылинок и обернулся к Пылкому Юноше. — Ты спускайся вниз, возьми, что ли, чаю, сиди в углу и скучай. Пойдешь пристяжкой. А работать будем мы, я и Шохтнин.
Пылкий Юноша с недовольным видом покинул комнату.
— Глуп он, — сказал Шохтнин. — И стареет. Какой из него юноша?
— Глупый тоже нужен, — ответил Кугель, — без глупого нельзя. А что стареет, то пусть. В двадцать нет ума, и не будет, это он и подтверждает. Кто опасается тридцатилетнего простака? Такое не сыграешь!
— Ладно, я начну, — Шохтнин спорить не стал. Что тут спорить, что сложилось, то сложилось. Карты сданы, нужно играть.
II
— Вы разрешите присесть рядом с вами, у окошка? — сказал Честный Полковник барону.
— Сделайте одолжение, — Магель поднял глаза от книги, раскрытой где-то на шестой странице.
— Позвольте рекомендоваться: полковник Шохтнин, тульский помещик. Еду в Санкт-Петербург, да вот коляска поломалась, требует ремонт.
— Барон Магель, ныне помещик, — ответил Магель доброжелательно.
— Где же ваше поместье, осмелюсь спросить?
— Пока нигде. Собираюсь купить. Без поместья как-то неуютно, знаете ли.
— И к какой губернии имеете склонность?
— В раздумьях. Хочется потеплее, чтобы лето — так уж лето, а не то, что в Петербурге. С другой стороны, забираться совсем уж далеко от столиц тоже не гоже. Душа требует культурной жизни, а она есть только в столицах.
— Совершено верно изволите заметить, без культурной жизни человек засыхает, как дерево без полива. Вот хоть бы тут, в дороге: встретить культурного человека удача, а без этого — тоска.
— Ну да, ну да…
Они обменялись полудюжиной банальностей: о погоде, о дорожных неудобствах, о грабителях-кузнецах, о видах на урожай, словом, о том, что занимает каждого русского помещика в промежутке между рождением и смертью.
— Шохтнин,
друг мой! Куда ты запропастился? — по лестнице спустился Пожилой Помещик. — Я тебя жду, жду…— Вот, повезло встретить замечательного человека! Позвольте познакомить: надворный советник Кугель, тульский помещик. Барон Магель, тоже помещик.
— Очень, очень приятно! У Шохтнина глаз-алмаз, уж если говорит — хороший человек, значит, так и есть!
— Замечательный человек, — поправил Честный Полковник.
— Ещё лучше! Вот чем хороша дорога: можно повстречать замечательных людей! Встреча перетекает в знакомство, а там, глядишь, и в дружбу! Как у нас с Шохтниным. Лет пять тому назад мы повстречались, а будто вчера. С тех пор нет-нет, а и сведет нас судьба, и что удивительно — в дороге.
— Ничего удивительного, Кугель. Ты едешь из Петербурга, я еду в Петербург, а дорога-то — одна! Вот и сводит нас дорога.
— Это справедливо, — после короткой паузы ответил Пожилой Помещик. — Но давайте поднимемся ко мне, там нам будет поспокойнее. Бутылки ждут! Разумеется, господина барона я тоже приглашаю. Ничего особенного, дружеская пирушка по случаю негаданной встречи, но от чистого сердца.
— С удовольствием, — сказал барон. — Эй, Мустафа! Прими книгу!
Мустафа, смуглый человек в причудливой одежде, с кинжалом на боку, подбежал и с поклоном взял книгу.
— И приготовь нам кофию. Мы будем в нумере… — барон вопросительно посмотрел на Пожилого Помещика.
— В седьмом нумере, — ответил Кугель. — Но зачем кофий, у нас будет вдоволь вина!
— Одно другому не помеха, а Мустафа готовит кофе так, что и в лучших кофейнях не умеют. Одно слово — турок!
— Эй, племяш! Идем с нами, ты прощен — по случаю встречи с господином бароном, — и, понизив голос, Кугель добавил:
— Это мой племянник, Пьер. Голова слабовата, но сердце хорошее. Сын моей сестры. Своих детей у меня нет, я старый холостяк, так что будет моим наследником. Приучаю к делу…
Из-за стола неподалеку выбрался юноша, нескладный, как это бывает в девятнадцать лет. Если не приглядываться: начало смеркаться, но свечей ещё не зажигали.
— И да, Пьер, прикажи подать нам свечей.
III
— За наше неожиданное знакомство! — поднял бокал Честный Полковник.
Вино было сносным. Мадера, но не губернская, а от Елисеева. И сыр на закуску.
Они расселись за круглым столом. Принесли свечей, числом три, стало светло.
Пошли разговоры о том, о сём. О поместьях, о мужичках, о том, что выгоднее, барщина или оброк.
— От мужика всё зависит! От мужика! Если мужик трезвого поведения, смышлен и активен, тогда только оброк. Мне мой Герасим сто двадцать рублей приносит оброка, будь все такие как он, я бы… Я бы… А глупого да ленивого — на барщину! Плохо работает, то и высечь! Вот вы, господин барон, как смотрите на практику сечения? — неожиданно спросил Пожилой Помещик.
— Мужик балуется, порядок нужно наблюдать. Коли за дело, то почему не посечь? Он потом спасибо скажет, — спокойно ответил барон.