Вот так и живем. Сборник рассказов

Мышь, подождав, пока изба снова прогреется и наполнится новым запахом, выбежала на середину комнаты, повертела мордочкой, принюхалась и довольная разлеглась посередине комнаты лапками кверху, медленно вдыхая и выдыхая воздух. Старик успокоился, развалился на стуле и тихо курил одну сигарету за другой. «Угадал! Привыкла, значит, к этому дыму!» – думал он.

Были и ссоры – в какой семье без них?

Однажды он заметил, что мышь залезла в сковородку, и, разозлившись, вдруг быстро накрыл сковороду стеклянной крышкой. Мышь в панике металась внутри около часа, пока дед не выпустил ее. После этого случая мышь не показывалась несколько дней.

Старик очень скучал. «Сам виноват. Следить надо за своей посудой, а не наказывать неразумное дитя природы. Да, сам виноват!» – выговаривал он себе. Через некоторое время, когда лег спать, ворочаясь и не находя, как бы удобнее лечь, услышал звук, который сразу успокоил его: мышь что-то грызла на кухонном столе. Он улыбнулся, повернулся на бок и сразу же заснул, продолжая улыбаться во сне. Проснувшись, съездил на станцию и купил для мыши сыр, чтобы окончательно примириться.

Были и казусы. Как-то он нашел на табуретке рядом с кроватью обгрызенную таблетку снотворного и лежавшую рядом мышь, которая, как казалось старику, даже посапывала. Он соорудил из тряпок кроватку, положил туда мышь и накрыл ее тряпочкой, как одеяльцем. Только через три дня та очнулась и быстро убежала под стол.

В другой раз он купил корм для котят (другого корма для животных в продаже в тот день не было, да и не знал старик, взрослая у него мышь или нет; решил, что «для котят» и взрослой не навредит); уж очень ему понравилась фраза, написанная на коробке: «Шерсть у ваших питомцев будет шелковистая и пушистая». А тут еще и продавщица агитировала, что, мол, «с запахом мышей». «То, что надо», – решил он. Гордый и довольный – сюрприз, мол – приехал домой, насыпал корм в блюдечко и стал ждать. Вскоре появилась и мышь. Да-а-а! – шерсть и впрямь стала пушистой, но только потому, что встала дыбом. Мышь в панике бросилась бежать; так и не успел старик понять, стала ли шерсть шелковистой! Больше мышь к этому блюдцу не подходила, даже когда старик его прокипятил. Позже он так и не смог представить себе, как же выглядит мышь с шелковистой и пушистой шерстью.

Да мало ли что было – всего и не упомнишь.

Шло время. Раньше именно ночью он чувствовал себя старым и одиноким. Теперь же он спал днем, а работал по ночам; мышь на соседнем столе занималась своими делами. Настольная лампа освещала только небольшую часть письменного стола, оставляя комнату в полумраке.

В январе он попал в районную больницу – сердце; очень жалел, что не взял с собой Евангелие. Часто вспоминал и про мышь: «Как там она? Изба то промерзнет!»

Вернулся в поселок только в конце февраля. Он шел от трассы по проселочной дороге и с радостью вдыхал воздух, пропахший лесом, чистым снегом и дымком от изб. Он слышал родные звуки: щебетание птиц, лай собак, где-то кололи дрова. По всему чувствовалось: скоро весна. Вошел в свой дом, огляделся. Тарелочка, куда он насыпал перед отъездом крупу, была пуста; по всей комнате были видны следы от мыши. «Все обшарила, Хозяюшка! – подумал старик. – Видно, туго ей пришлось тут без меня!» Старик принялся за уборку, проклиная свою болезнь, а заодно и все болезни на свете.

Вечером (больница снова вернула его к дневному образу жизни), как и раньше, решил почитать из Евангелия, сунул руку под подушку и вытащил Святую книгу. Он оторопело смотрел на книгу несколько минут и не мог вымолвить ни слова, даже никакой мысли не появлялось в голове, только смешанное чувство удивления и… брезгливости, как будто кто-то обокрал или унизил его: книга была обгрызена по краям! Сердце снова дало о себе знать; рука потянулась к лекарству. Он вспомнил, что стопка газет, лежащая в сарае с давних времен, тоже вся давно обгрызена.

«Ну что же, ведь мог бы и вспомнить, что в голодные для мышей зимы те грызут все: мыло, свечи, клей, бумагу…» – рассуждал старик, но подавленность не оставляла его. Раздался звонок телефона – пришло сообщение: «Приеду завтра. Встречай. Дочь». Нитроглицерин выпал из руки на пол.

«Дочь! Евангелие!» – закрутилось у него в голове. Затем повернулся на бок и от бессилия тяжело заснул.

Проснувшись, он еще полежал немного с закрытыми глазами, затем решительно встал с кровати, нашел в шкафу мышеловку. Мышеловка была большая, раз в пять больше мышки. Он взвел мышеловку, положил в нее кусочек хлеба и пошел к столу: он хорошо знал основную дорожку, по которой бегала мышка. Но только он подошел к столу, чтобы установить мышеловку, как та вылезла на стол и встала на задние лапки. Так они стояли друг напротив друга и смотрели – глаза в глаза. Слов им было не надо, они все понимали. Казалось, оба осознавали безвыходность сложившейся ситуации и думали о судьбе, о несправедливости и об одиночестве, без которого никак не может существовать этот мир.

Вдруг старик почувствовал, как что-то обожгло его пальцы. Мгновение – и он понял, что захлопнулась мышеловка, которую он держал в опущенной вниз левой руке и сжал неосторожно. Он продолжал неподвижно стоять, преодолевая боль. Из глаз его текли слезы, и он не мог понять, от чего: от боли, от жалости к мыши или к самому себе. Он готов был поклясться, что видел, как и у мыши тоже потекли слезы. Старик освободил пальцы из мышеловки и со злостью швырнул ее в сторону.

Они еще постояли в тишине друг напротив друга некоторое время. Старик, вспоминая позже, уверял, что они мысленно перебросились парой слов:

– Ты за книгу-то прости. А что, скоро приезжает?

– Завтра!

Мышь медленно повернулась и уползла за стол, на прощание еще раз обернувшись.

«Может, хоть осенью, как похолодает, вернется?» – грустно подумал старик.

Когда на следующий день дочь вошла в дом, то сразу заметила на столе тарелку с горкой риса.

– Что, рис перебираешь?

– Да нет, мышей подкармливаю, – ответил старик.

– Шутник, – рассмеялась дочь.

– Пап, ты не обижайся, я проездом, всего на одну ночь: путевка у нас с мамой на курорт, – вдруг выпалила скороговоркой дочь – видать, долго думала, как отцу это сообщить. – Ты не обидишься?

– Ну что ты, дочка, конечно, поезжай; я и сам в свое время много по стране поездил – дело хорошее, – сказал убежденно старик, а с левого боку то защемило, ой как защемило!

Весело и беззаботно отзвенела весна птичьими свадьбами; степенно и с достоинством отшумело лето разнотравьем; созрел и был убран урожай всего, что родить могло; снова настало межсезонье: нет-нет да и затянет морось на весь день, а то вдруг набежит промозглый ветерок, норовя залезть под одежду. Снова с грустью смотришь на последние падающие листья – поздняя осень. И думаешь, что прошел еще один год.

Серое небо. Старик стоял у крыльца. А вдруг раздастся столь родной писк и мелькнет знакомый серенький комочек?..

Баня

Рыжик лизнул в лицо еще раз, и Тимофей с трудом открыл глаза: сильнейшая простуда. Одно радовало: не дошло до воспаления легких. Хорошо, друг довез на машине до дома. «И это после бани! Далась она мне, эта баня, век ее не видать, – думал лежа Тимофей. – Но ведь хотелось прогуляться в выходной, да и приятное другу сделать, уж так тот гордился, что новая она у него, только что построенная». Рыжик вертелся по комнате, нетерпеливо повиливая хвостиком, и то и дело подбегал к окну и глядел на улицу. «Не было печали… Придется пока соседку просить выгуливать его». Хотя-я-я?.. – в этом был и определенный плюс: Люся давно нравилась Тимофею, но как-то все не было случая зайти к ней, поговорить. Она тоже жила одна: муж уже несколько лет как в экспедиции пропал – только клочья рюкзака и нашли через месяц, как исчез. То ли с медведем на тропе не разошелся, то ли еще что случилось с ним, а уж затем зверье растащило все по косточкам – кто ж теперь знает? В общем, пропал мужик неведомо как, а жаль: знал его Тимофей, и семья их ему нравилась: они душа в душу жили. Может, оттого и не решался заговорить с Люсей после того, как она овдовела?

Тимофей с трудом натянул халат, вышел на лестничную клетку и позвонил в соседнюю дверь. Люся открыла не сразу, слышно было, что сначала посмотрела в «глазок».

– Тимофей Алексеевич! Да на вас лица нет, заболели? – ахнула соседка.

Халатик на ней не был застегнут на две верхних и одну нижнюю пуговицы, и Тимофей сразу же обратил внимание на высокую красивую грудь и пухленькие стройные ножки.

– Да, приболел слегка, а тут собачкой обзавелся… – виновато произнес он.

– Да не волнуйтесь вы, схожу погуляю с ней, и вечером схожу, а вы мне списочек напишите, что купить да приготовить, а нет… так лежите, сама соображу и вечером после работы все сделаю, – скороговоркой выпалила Люся. Видно, соскучилась женская душа по мужскому вниманию.