Вот так мы теперь живем

Читатель уже знает, что мистер Мельмотт был грузный, с большими бакенбардами, жесткими волосами и выражением умственной силы на грубом вульгарном лице. Такая внешность неизбежно отталкивала, если вас не влекли к нему какие-нибудь внутренние соображения. Он был щедр в тратах, влиятелен, достиг успеха в делах, поэтому не отталкивал тех, кто его окружал. Фискер, с другой стороны, был худой лощеный коротышка лет сорока, с закрученными усами, лысеющими на макушке сальными темно-русыми волосами, с чертами лица приятными, если к ним приглядываться, но в целом невзрачный. Он шикарно одевался, носил шелковый жилет с цепочками и щеголял тросточкой. С первого взгляда люди обычно заключали, что он человек пустой, но после разговора обычно находили, что в нем что-то есть. Он не страдал робостью и щепетильностью, не отличался глубоким умом, но вполне умел думать своей головой.

Эбчерч-лейн – место для конторы коммерческого туза довольно скромное. Здесь на двери маленького углового дома помещалась маленькая бронзовая табличка с надписью «Мельмотт и К^о». Кто были эти «К^о», оставалось загадкой. В каком-то смысле мистера Мельмотта можно было назвать компаньоном всего коммерческого света, ибо не было дела, в котором он на определенных условиях не согласился бы участвовать. Однако он никогда не обременял себя партнерами в обычном смысле слова. Здесь Фискер увидел трех или четырех служащих за конторками. Ему сказали подняться на второй этаж. Лестница была узкая, с кривыми ступенями, комнатки – маленькие, неправильной формы. Здесь он некоторое время сидел в темном помещении с «Дейли телеграф», оставленной для развлечения посетителей, пока Майлз Грендолл не сообщил, что мистер Мельмотт его примет. Миллионер смотрел на Фискера мгновение-другое, прежде чем прикоснуться двумя пальцами к его протянутой руке.

– Я не помню джентльмена, который оказал мне честь вас представить, – сказал он.

– Не удивляюсь, мистер Мельмотт. У себя в Сан-Франциско я встречаю многих джентльменов, которых потом не помню. Кажется, партнер говорил мне, что был у вас в доме с другом, сэром Феликсом Карбери.

– Сэра Феликса Карбери я знаю.

– Вот и хорошо. Если бы я полагал, что этого мало, я представил бы вам любое количество рекомендаций.

Мистер Мельмотт кивнул, и Фискер продолжил:

– Здесь наши дела ведет «Акционерное товарищество Сити и Вест-Энда». Однако я только что прибыл, а поскольку моей первейшей целью было увидеться с вами и я встретился в Ливерпуле с моим партнером, мистером Монтегю, я попросил написать его и отправился прямиком к вам.

– Чем я могу быть вам полезен, мистер Фискер?

И мистер Фискер начал рассказ о Южной Центрально-Тихоокеанской и Мексиканской железной дороге, довольно ловко уложившись в сравнительно небольшое число слов. При этом он не скупился на цветистые выражения. Через две минуты он уже показывал мистеру Мельмотту проспекты и карты, стараясь, чтобы тот увидел, как часто повторяются в них фамилии Фискера, Монтегю и Монтегю. И пока мистер Мельмотт читал документы, Фискер время от времени вставлял словечко. Однако говорил он не о будущей выгоде железной дороги и не о ее пользе для мира в целом, а только о том, как легко будет создать ажиотаж вокруг их акций.

– Насколько я понимаю, вы считаете, что у себя нужного капитала не соберете.

– Нет никаких сомнений, что его можно собрать у нас. Наши люди, сэр, свою выгоду не упустят. Впрочем, мистер Мельмотт, не мне вам объяснять, как важна конкуренция. Когда в Сент-Луисе и Чикаго узнают, что тут зашевелились, там тоже зашевелятся. И то же самое здесь. Если узнают, что в Америке акции нарасхват, их начнут хватать и здесь.

– Как далеко вы продвинулись?

– Мы обратились в конгресс за концессией для строительства дороги. Землю под нее мы, разумеется, получим даром плюс тысячу акров вокруг каждой станции. Расстояние между станциями – двадцать пять миль.

– И земля станет вашей – когда?

– Когда мы дотянем пути до станции.

Фискер прекрасно понимал, что мистера Мельмотта интересует не сама земля с ее возможной стоимостью, а привлекательность проекта для биржевых спекулянтов.

– И что вам нужно от меня, мистер Фискер?

– Ваше имя вот здесь.

Фискер ткнул пальцем в пустое место, оставленное для фамилии председателя английского совета директоров.

– Кто будут ваши директора в Англии, мистер Фискер?

– Мы попросим вас их выбрать. Допустим, мистер Пол Монтегю и, возможно, его друг сэр Феликс Карбери. Кто-нибудь из директоров «Акционерного товарищества Сити и Вест-Энда». Однако это все на ваше усмотрение – как и количество акций, которое вы захотите себе взять. Если вы за это возьметесь, мистер Мельмотт, то не пожалеете! Мы выпустим столько акций!

– Вы должны обеспечить их некоторым оплаченным акционерным капиталом?

– Мы на Западе, сэр, стараемся не слишком ограничивать коммерцию отжившими правилами. Посмотрите, что мы уже сделали, сэр, имея несвязанные руки. Посмотрите на железную дорогу через весь континент, от Сан-Франциско до Нью-Йорка. Посмотрите…

– Не приплетайте это сюда, мистер Фискер. Из Нью-Йорка в Сан-Франциско ездят многие, но я не знаю, поедет ли кто-нибудь в Вера-Крус. Но я посмотрю документы и сообщу вам ответ.

На этом разговор закончился. Мистер Фискер остался доволен встречей. Если бы мистер Мельмотт не собирался хотя бы подумать над предложением, он не уделил бы посетителю и десяти минут. В конце концов, от мистера Мельмотта требовалось только его имя, за которое мистер Фискер обещал ему две-три тысячи фунтов биржевой прибыли.

На исходе второй недели с приезда мистера Фискера в Лондон в Англии была создана компания с лондонским советом директоров под председательством мистера Мельмотта. В число директоров вошли лорд Альфред Грендолл, сэр Феликс Карбери, Самюэль Когенлуп, эсквайр, джентльмен иудейского вероисповедания и депутат парламента от Стейнса, лорд Ниддердейл, тоже член парламента, и мистер Пол Монтегю. Напрашивалась мысль, что совет получился довольно слабый и что лорд Альфред и сэр Феликс мало чем помогут коммерческому предприятию, но все настолько верили в силы мистера Мельмотта, что не сомневались – процветание компании обеспечено.

Глава X. Успех мистера Фискера

Мистер Фискер находил, что дела идут как нельзя лучше, но так и не сумел до конца успокоить Пола Монтегю. Мельмотт был в лондонском финансовом мире настолько непреложным фактом, что даже Монтегю не мог больше не верить в план. Телеграф позволил мистеру Мельмотту навести справки в Сан-Франциско и Солт-Лейк-Сити так же тщательно, как если бы они были пригородами Лондона. Он стал председателем лондонского филиала компании и получил – по его словам – акций на два миллиона долларов. Однако сомнения оставались, и Пол не мог забыть, что многие считают Мельмотта колоссом на глиняных ногах.

Теперь Пол, разумеется, дал окончательное согласие – вопреки советам своего друга Роджера Карбери – и перебрался в Лондон, чтобы лично заниматься делами железной дороги. Контора располагалась сразу за биржей, и там сидели два-три клерка и секретарь – эту должность получил Майлз Грендолл, эсквайр. Пол, как человек совестливый, остро сознавал, что не только входит в совет директоров, но и представляет фирму «Фискер, Монтегю и Монтегю». Он вбил себе в голову, что должен работать всерьез, и заявлялся в контору ко времени и не ко времени. Фискер, так и не уехавший в Америку, всячески пытался его урезонить. «Дорогой мой, вам решительно не о чем беспокоиться. В таком деле, когда оно пошло, дальнейшие хлопоты излишни. Можно работать до седьмого пота, чтобы его сдвинуть, и ничего не добиться, но это все за вас уже сделали. Заглядывайте по четвергам – этого будет больше чем достаточно. Вы же понимаете, такой человек, как Мельмотт, не потерпит серьезного вмешательства». Пол настаивал, говоря, что если он один из управляющих, то должен во все вникать, что в дело вложено все его состояние, о котором он печется не меньше, чем мистер Мельмотт – о своем. Фискер отмел и этот довод: «Состояние! Да какое у вас или у меня состояние? Жалкие несколько тысяч долларов, о которых и говорить не стоит, их еле хватило для затравки. И где вы теперь? Послушайте меня, сэр. Из такого дела, если оно прогорит, вы все равно получите больше, чем ваше или мое состояние приносило бы обычным порядком».

Полу Монтегю не нравился и сам мистер Фискер, и его коммерческие доктрины, но он позволил себя уговорить. «Когда и как я мог бы себе помочь? – писал он Роджеру Карбери. – Деньги потратили до того, как он сюда приехал. Легко говорить, что у него не было на это права, но ничего уже не изменить. Чтобы с ним судиться, пришлось бы ехать в Калифорнию, и все равно денег бы мне не вернули». И у мистера Фискера, при всех его неприятных качествах, было одно несомненное достоинство. Хотя он отрицал право Пола вмешиваться в дела, он вполне признавал за ним право получить свою долю от нынешней удачи. Об их истинном финансовом положении он говорить отказывался, однако сам Фискер был при деньгах и озаботился, чтобы Пол тоже не нуждался. Он выплатил все долги по обещанному доходу до сего дня и номинально передал Полу много акций железнодорожной компании с условием, впрочем, не продавать их, пока они не вырастут на десять процентов, и в случае продажи не трогать денег, помимо процентов. Что Мельмотту позволено делать с его акциями, Полу не сказали. Насколько он понял, Мельмотт был полностью всевластен. От всего этого молодой человек сделался несчастлив, беспокоен и расточителен. Он жил в Лондоне, располагал деньгами, но не мог отделаться от страха, что вся затея развалится, а его заклеймят как участника шайки аферистов.