Вовка Грушин и другие (сборник)
Шрифт:
Дудкин неслышно подошел к тумбочке с другой стороны и потрогал уголок салфетки.
…и на очи давно уж сухиеНабежала, как искра, слеза.– Дудкин! – громко зашептала Зина. – Дудкин, слышишь? Ты не вздумай…
Но Антон был далеко. Он не слышал. Он вернулся на свой стул и сидел теперь прямо, скрестив руки на груди. Лицо у него было решительное.
Аглая приподнялась и забубнила вполголоса:
– Антон! Дудкин! Ты давай не дури! Антон, слышишь?
Дудкин взглянул на нее и ничего не ответил. Вера Федоровна обернулась через плечо:
– Дорогая! Надо все-таки уважать исполнительницу!
После этого мы перестали шептаться. Мы сидели съежившись и ждали, что будет.
И умолк мой ямщик, а дорогаПредо мной далека, далека.Замолк ямщик, замолкла и Оля. Ей долго хлопали, потом Вера Федоровна объявила, что взрослые могут снова удалиться в кухню, что сейчас начнутся танцы. И тут Дудкин вскочил.
– Одну минуточку! – воскликнул он каким-то особенно резким голосом и подошел к тумбочке. – Какая интересная салфеточка!..
– Антошка! Не смей! – взвизгнула Аглая.
Но было поздно: Антон рванул салфетку. Может, он и выдернул бы ее, но тумбочка оказалась слишком шаткой. Она грохнулась на пол. Разбился поднос, графин и два стакана. Только третий почему-то уцелел.
Мертвая тишина стояла в комнате секунд десять. Побледневшая «Екатерина Вторая» во все глаза смотрела на неподвижного Дудкина.
– Ну, знаешь, уважаемый… – выдавила она наконец дрожащими губами. – После такого… после таких штучек… Ты, надеюсь, сам догадаешься, что надо сделать.
Она протянула указательный палец в сторону двери.
Приподняв плечи, держа руки по швам, Антон молча прошагал в переднюю. Мы услышали, как хлопнула входная дверь.
Вера Федоровна снова сходила за щеткой, снова принялась подметать. Взрослые о чем-то негромко говорили, но я не слушал их. Я думал о том, сколько теперь придется заплатить Антошкиным родителям за этот графин и каково теперь будет Антошке дома.
– Он что у вас – всегда такой? – сердито спросила Вера Федоровна Аглаю.
– Он не хотел разбить. Он хотел только фокус показать…
Вера Федоровна перестала подметать.
– Фокус?! Ничего себе фокус!
– Он хотел вот эту салфетку из-под нашей вазы выдернуть… – пояснила Зинаида. – А Ляля ее разбила. Вот он, значит, и… ну… вашу…
Словом, мы рассказали, как готовил Антон свой номер, как мы покупали вазу… А Васька закончил наш рассказ:
– Он хотел неожиданно фокус показать. Чтобы остроумно получилось.
Вера Федоровна посмотрела на взрослых:
– Слыхали?
Те негромко засмеялись. Вера Федоровна повернулась к Аглае:
– А куда он убежал? Небось плачет где-нибудь…
Аглая только плечами пожала:
мол, само собой разумеется.– Подите приведите его!
Мы не двинулись с места, только переглядывались.
– Идите, идите! Скажите, что я не сержусь. Мне никогда не нравился этот графин: безвкусица!
Мы побежали искать Антона, но нигде его не нашли. Потом выяснилось, что он до позднего вечера прошатался по улицам, боясь явиться домой. Но родители его так ничего и не узнали о разбитом графине.
Несколько дней подряд Антошка бегал от Двинских, а Вера Федоровна, встречая его, всякий раз звала:
– Эй, фокусник! Ну иди же сюда! Давай мириться!
Наконец Антон подошел однажды к ней, и они подружились.
Дудкин скоро забыл, что он остроумный, и его временное поглупение прошло.
1971 г.
Маска
Мы были в красном уголке. Сеня Ласточкин и Антошка Дудкин играли в пинг-понг, Аглая листала старые журналы, а я просто так околачивался, без всякого дела. Вдруг Аглая спросила:
– Сень! Что такое маска?
– А ты чего, не знаешь?
– Я знаю маски, которые на маскараде, а тут написано: «Маска с лица Пушкина».
Сеня поймал шарик, подошел к Аглае и взглянул на страницу растрепанного журнала. Мы с Дудкиным тоже подошли и посмотрели.
– Маска как маска. С лица покойника.
– Сень… А для чего их делают?
– Ну, для памяти, «для чего»! Для музеев всяких.
– А трудно их делать?
– Ерунда: налил гипса на лицо, снял форму, а по форме отлил маску.
– А с живого человека можно? – спросил Дудкин.
Сеня только плечами пожал:
– Ничего сложного: вставил трубочки в нос, чтобы дышать, и отливай!
Все мы очень уважали Сеню, и не только потому, что он был старше нас: он все решительно знал. Если мы говорили о том, что хорошо бы научиться управлять автомобилем, Сеня даже зевал от скуки.
– Тоже мне премудрость! Включил зажигание, выжал сцепление, потом – носком на стартер, а пяткой – на газ.
Заходила речь о рыбной ловле, и Сеня нам целую лекцию прочитывал: щуку можно ловить на донную удочку, на дорожку, на кружки, а жерех днем ловится внахлест и впроводку, а ночью со дна…
Управление машиной да рыбная ловля – дела все-таки обычные. Но отливка масок с живых людей… Мы до сих пор даже не подозревали, что такое занятие вообще существует. Узнав, что Ласточкин и в этом деле «собаку съел», мы только молча переглянулись между собой: вот, мол, человек!
– Пошли! – сказал Сеня и направился обратно к столу для пинг-понга. Дудкин пошел было за ним, как вдруг Аглая вскрикнула:
– Ой! Антон! Для выставки маску сделаем!
Антошка сразу забыл про игру.
– В-во! – сказал он и оглядел всех нас, подняв большой палец.
Каждый год к первому сентября в нашей школе советом дружины устраивался смотр юных умельцев. Ребята приносили на выставку самодельные приборы, модели, рисунки, вышивки. Специальное жюри оценивало эти работы, и лучшие из них оставались навеки в школьном музее. Аглая с Дудкиным все лето мечтали сделать что-нибудь такое удивительное, чтобы их творение обязательно попало в музей. Это было не так-то просто: на выставку ежегодно представлялось больше сотни вещей, а в музей попадали две-три.