Вой лишенного или Разорвать кольцо судьбы

Упрямый — был ее следующий вывод, при взгляде на подбородок. Он выдавался вперед, демонстрируя твердость характера и целеустремленность.

В этот момент мужчина чуть шевельнулся, и Лита вспомнила, что ему должно быть больно. Все ротулы говорили об этом, когда сознание возвращалось к ним после перехода. Сама девушка этого не испытала, так как родилась здесь — в Саришэ, и другого мира не видела.

Спохватившись, Лита перенесла чашу с водой к изголовью кровати и, окунув лоскут в успокаивающую душистую смесь, положила влажную ткань на лоб молодого человека. Даже через прохладу компресса он показался ей нестерпимо горячим, и Лита, набравшись смелости, прикоснулась к мужской щеке.

Его кожа была гладкой и раскаленной, словно решетка у давно пылающего камина. Девушка испугалась и пожалела, что отослала Антралу. Она бы знала, что делать, а сама Лита — нет. Ей еще ни разу не приходилось ухаживать за кем-то самой.

Нахмурившись, девушка повторно смочила ткань и, отерев лицо молодого человека, вернула обратно на лоб.

— Прости, — прошептала она, боясь, что из-за ее глупости, мужчине будет только хуже. Лита не хотела, чтобы он испытывал боль по ее вине.

Лутарг пришел в сознание от прикосновения чего-то прохладного ко лбу. Все тело ныло, словно он только что выбрался из-под очередного обвала, а голова раскалывалась от стучащей в висках боли. Мужчине пришлось стиснуть зубы, чтобы не застонать в голос.

Он напрягся, почувствовав прикосновение чьих-то пальцев к щеке, а потом услышал протяжный выдох — прости. Голос принадлежал женщине, так же, как и рука, гладящая его лицо.

Лутарг шумно сглотнул, ища в себе силы посмотреть, кто рядом с ним. Казалось, что стоит ему пошевелиться или открыть глаза, как голова разлетится на части, и подобно сброшенной в шахту глыбе, превратится в мелкую каменистую пыль.

— Я не знаю, как должно быть. Полежи один немного, я сейчас вернусь, — прошептала Лита, заметив, что мужчина нахмурился. Она решила, что от боли. — Быстро вернусь, — постаралась успокоить она.

Лутарг услышал торопливую поступь и легкий шум отворяющейся двери.

— Подожди, — прохрипел мужчина сквозь застывший в горле ком. — Воды дай.

Литаурэль подпрыгнула от неожиданности. Он не должен был так скоро очнуться, а тем более заговорить. У всех ротулов на это уходило не менее нескольких часов, и то благодаря снимающему жар настою, которым отирались их тела, а в случае необходимости и отвару, что принимающие вновь пришедших заставляли глотать. Лишь только после этого лихорадка спадала.

— Я… сейчас.

От звука льющейся воды горло мужчины сжалось. Невыносимо хотелось пить, — тут же понял он, и эта жажда своей непреодолимостью даже отодвинула на второй план ломоту в теле и головную боль.

— Пить, — повторил Лутарг, и голос его походил на сиплый лай задыхающегося волчонка.

— Держи.

Лита подскочила к мужчине и, приподняв его голову, поднесла к губам чашу с водой. Он сделал несколько осторожных глотков, чтобы смочить пересохшее горло, а затем с жадностью опустошил тару.

— Еще, — попросил Лутарг, чувствуя, что его желание не удовлетворено полностью.

Литаурэль без возражений пошла выполнять просьбу. "У него глубокий голос", — думала девушка, наблюдая, как родниковая вода с горных вершин наполняет неглубокую чашу. Ей понравилось слушать его, особенно потом, когда сипы уменьшились, и Лита смогла различить легкую хрипотцу и низкий грудной тембр. Его голос можно назвать красивым, — решила девушка, вновь поднося чашу к губам.

Напившись, Лутарг откинулся на подушку и с благодарностью улыбнулся своей спасительнице. Затем рискнул приоткрыть глаза, чтобы осмотреться, и первым, что увидел мужчина, было склоненное к нему встревоженное лицо.

Это была фея из сказаний Рагарта, что с его слов издревле населяли Трисшунские предгорья и Дивейские долы, такая же хрупкая и чистая, как ключевая вода, бьющая из скалы.

Округлое личико с чуть вздернутым носиком и пухлыми алыми губами. Ровная, мерцающая в неровном свете огня кожа, напоминающая бронзу отполированного авантюрина. Иссиня-черные волосы в живописном беспорядке обрамляющие лицо, и сверкающие, как самый чистый изумруд, глаза, казались нереальными.

Она смотрела на него, и Лутарг читал во взгляде тревогу. Улавливал переживание в легком дрожании губ и прерывистом дыхании. Она волновалась, но не испытывала страха, мужчина не чувствовал его специфического аромата. Девушка его не боялась.

— Кто ты? — выдавил молодой человек, совладав с собой.

— Лита, — она чуть отпрянула, а затем, почти не касаясь, убрала локон с его лба.

Мужчина вздрогнул.

— Лита, — повторил он прежде, чем заставил себя оторваться от созерцания девушки и осмотреться. — Где я, Лита?

Он лежал на широкой кровати в огромной комнате с высокими потолками и арочными окнами, за которыми клубилась темнота. С его последнего воспоминания об уходе из Шисгарского замка не изменилось только одно, на дворе все еще была ночь.

— В Саришэ, — отозвалась девушка, все также пристально наблюдая за ним, хоть и с чуть большего расстояния.

Лутарг зажмурился на мгновенье, чтобы справиться с новой волной обжигающей боли, накатившей на его тело, а переждав приступ, спросил:

— Где каратели?

— Кто? — Лита нахмурилась, не понимая о чем он говорит. — Кто такие каратели?

Между бровей девушки появилась тонкая морщинка, отчего-то позабавившая Лутарга. Так она казалась озадаченной и совсем юной.

— Те, с кем я пришел, — объяснил он.

— Братья? — переспросила Литаурэль, недоумевая, почему он назвал их карателями, но молодой человек не ответил, только как-то странно взглянул на нее. — Они у Перворожденного, — пояснила девушка, надеясь, что правильно поняла его, и добавила: — У Антаргина.

Теперь, когда мужчина смотрел на нее, Лита видела сходство с Перворожденным. Из глаза были одинаковыми. Больше ни у одного тресаира не было таких глаз — с ярко синей радужкой, чуть вытянутым зрачком рьястора и голубыми прожилками по белку.

Только девушка не понимала, почему они сейчас такие, ведь мужчина в данный момент не призывал духа. Она не чувствовала этого, не ощущала вибрацию силы, собирающейся вокруг него. К тому же считалось, что ребенок, рожденный от смертной, не сможет стать истинным тресаиром и не будет иметь собственного духа

— Кто это Антаргин?

— Эм… — Лита не знала, что сказать. Девушка не подумала о том, что мужчина может не знать, кем ему приходится Перворожденный.

— Это ваш правитель?