Вой лишенного или Разорвать кольцо судьбы

Единственным законным наследником, если следовать правилам хроник, являлся родной сын Расы, и если Милуани захочет отомстить, то вполне может объявить об этом, тем более что прекрасно знает о том, что эргастенская стража выпустила его из страны, ведь благодаря ее милости он и узнал об этом.

Матерн пнул злополучную чернильницу, отправив ее под кресло, на котором недавно сидела Таирия. Мужчина ощущал себя загнанным зверем, которому охотники дышат в загривок — последний рывок и он в их руках, ожидающий очереди на вертел.

* * *

Понимание, скрутившееся в груди Лутарга в тугой комок, развернулось, когда Сальмир остановился перед дверью, охраняемой несколькими мужчинами. И все они ждали его, — осознал молодой человек, едва взглянув в лицо Тримса, который в ответ — одарил мужчину понимающей улыбкой, но не это было главным.

Лутарг знал, что ждет его за этой преградой. Понял, когда увидел ожидающих его карателей, почувствовал в неровном биении своего сердца, выверил, опираясь на мысленный план замка, и не ошибся. Едва Сальмир толкнул дверь, взгляд Лутарга уцепился на нечто нежно-розовое, впоследствии оказавшееся клочком покрывала.

Взгляд молодого человека последовательно обежал каждый предмет обстановки, пока он медленно ступал к центру покоев. Мужчина сравнил расположение мебели с виденным им ранее и вынужден был признать, что здесь особых изменений не наблюдается, в отличие от остального замка, разве что еще немного почище, чем там, где остался Сарин, и самое главное — неприятно удивившее Лутарга открытие — нет гобелена, прикрывающего потайную дверь. Его роль здесь выполняла полотняная ширма с изображенными на ней разноцветными гигантскими бабочками.

— Здесь его нет, но он в замке, если захочешь, сможешь увидеть позже, — вторгся в размышления молодого человека незнакомый голос, прозвучавший откуда-то сзади.

Лутарг резко повернулся на звук. Он был уверен, что говорящий не из шисгарской семерки. Внутри молодого человека моментально натянулась невидимая струна готовности ко всему, подстегиваемая подспудным знанием о том, кого он сейчас увидит — своего отца. И пусть никто открыто не сказал ему последнего (если забыть о полунамеках Сальмира) Лутарг все же чувствовал в глубине себя, что это знание верное, что он не ошибается.

Взор мужчины, не задерживаясь, миновал Сальмира, Тримса и Ураинта, чуть приостановился на лицах остальных карателей, а затем — безоговорочно вычленил из всех мужчин одного, который вроде бы ничем не отличался от остальных: та же одежда, цвет кожи, но не глаза — ярко синие, пронзительные, смотрящие на него с глубокой радостью и такой же глубокой печалью.

Глаза молодого человека, обнимающего его мать на гобелене из Шисгарской крепости. Лутарг судорожно сглотнул.

Сталкиваясь в последние дни с непонятными для него явлениями, молодой человек все же оказался не готов к тому, что увидел. Это было странно, смотреть на кого-то примерно твоего возраста (свой собственный Лутарг узнал недавно, благодаря старику) и думать о том, что это твой родитель.

— Не удивляйся, — мужчина отошел от стены, возле которой стоял, и сделал несколько шагов в направлении застывшего Лутарга. — Здесь все иначе, не так, как в привычном тебе мире. Потом ты все поймешь.

Прислушиваясь к возбужденному состоянию сына на уровне восприятия рьястора, Антаргин приблизился к нему еще на несколько коротких, плавных шагов, опасаясь спугнуть, так как ураган эмоций, бушующий в молодом человеке, настораживал. Но тот не пошевелился, ничего не сказал, все также в напряженном оцепенении наблюдая за его действиями.

— Тарген? Или лучше Лутарг? — поинтересовался Перворожденный, в надежде переключить мысли сына на него самого.

— Лутарг, — ответил мужчина, бросив короткий взгляд на Сальмира.

Он рассказал об этом? Шисгарец кивнул, подтверждая.

Во время молчаливого оценивания друг друга отцом и сыном каратели успели переместиться и сейчас расположились по обе стороны от своего господина, по трое с каждой стороны. Седьмого Лутарг ощущал у себя за спиной. Его пристальный взгляд прожигал затылок молодого человека, и это нервировало.

— Боишься? — не удержавшись, спросил он и напрягся еще больше, заметив какое впечатление произвели его слова на шисгарцев. Те, казалось, подобрались еще больше, словно ожидали он него какого-то подвоха, и только Перворожденный по-мальчишески открыто улыбнулся.

— Оставьте нас, — со сдерживаемым весельем в голосе приказал он, чем видимо сильно удивил своих подчиненных.

— Но, Антаргин…

Попытка Сальмира противиться была остановлена одним единственным предостерегающим взглядом, которым наградил его мужчина, и теперь уже Лутарг усмехнулся. Ситуация стала казаться ему потешной.

"Интересно, чего они ждут от меня?" — спросил себя Лутарг, наблюдая, как каратели явно нехотя направляются к двери.

Каждый из них счел себя обязанным послать молодому человеку обещающий скорую расправу взгляд, и теперь мужчина в открытую забавлялся, также как и его отец, судя по всему. Уголки его недовольно поджатых губ подрагивали, а в глазах то и дело вспыхивали синие искорки.

— Так лучше? — спросил мужчина, когда дверь за карателями закрылась. — Все еще думаешь, что я боюсь тебя?

— Нет, — отозвался Лутарг, пожимая плечами. — Хотя они, кажется, боятся за тебя.

— Это их прямая обязанность, — рассмеялся Антаргин, вдруг безоговорочно осознав, что обязательно достигнет понимания с эти взрослым, серьезным человеком, стоящим напротив него в обманчиво расслабленной позе. — И они не знают, что от тебя ждать.

— А ты знаешь? — несколько удивленно переспросил Лутарг.

— Нет, но думаю, что ты скоро сам мне все расскажешь, — отозвался Антаргин, проходя мимо сына к окну. — Отсюда красивый вид, — как нечто само собой разумеющееся добавил он.

— Знаю. На внутренний двор.

— Да, и на горы.

— И на горы, — подтвердил молодой человек.

Он не сдвинулся с места, лишь немного развернулся, чтобы не выпускать из поля зрения шисгарца. Думать о нем, как об отце, пока не получалось, и он вообще сомневался, что сможет назвать так этого мужчину. Да и уверенности в том, что он и есть его отец, у Лутарга пока не было.

— Спрашивай, я отвечу? — предложил мужчина, развернувшись так, чтобы иметь возможность видеть молодого человека.