Война Братьев
Шрифт:
И эта земля кричала от боли. Нет, не только земля Аргота – весь материк Терисиар содрогался в предсмертном крике. Они с братом долгие годы вгрызались в землю, надеясь взять себе ее богатства, и нанесли ей непоправимый ущерб. Оскверненная ими земля кричала, молила о передышке. Она просила дать ей успокоение.
Краем глаза Урза заметил, что к нему опять кто-то приближается. Он поднял Камень силы. Но на этот раз из дыма, спотыкаясь и кашляя, вышел Тавнос. За спиной у него висел какой-то мешок. Урзе показалось, что его бывший ученик выглядит старше его самого.
– Урза, – сказал Тавнос, – машины вышли из-под контроля.
Урза
– Появился демон из Фирексии, – продолжил Тавнос. – Он напал на меня и на Ашнод. Ашнод сказала, что я должен принести тебе вот это. – Бывший подмастерье вынул из мешка силекс. – Урза, ты слушаешь меня?
Урза взглянул на чашу и еще раз прислушался к мольбам земли.
– Я слушаю тебя, – сказал он. – Ты не поверишь, но никогда прежде я не слушал тебя так внимательно, как сейчас.
– Надо отступать, – сказал Тавнос, – убираться отсюда прочь. Если только твой брат найдет нас…
– Мой брат уже побывал здесь, – сказал Урза, – и он вернется снова. – Изобретатель принял силекс из рук Тавноса и едва прикоснулся к чаше, как стенания израненной земли зазвучали громче. Воздух вокруг Урзы содрогался от криков боли, но слышал их только он.
– Ашнод сказала, что эту штуку надо наполнить воспоминаниями о земле, – сказал Тавнос. Затем он помялся и добавил: – Я не знаю, как это понимать.
– А я знаю, – сказал Урза, и это была правда. Едва коснувшись чаши, он понял, для чего она нужна и как ею пользоваться. Это знание прошло сквозь него, как удар молнии.
– Бежим, – сказал Тавнос.
– Нет, – тихо сказал Урза.
– Урза, ты ранен… – начал Тавнос, но Урза жестом оборвал его.
– Нет, – твердо сказал изобретатель. – Все кончено, здесь и сейчас, для меня и для него. Для нас обоих. – На миг его взгляд задержался на лице Тавноса, и Урза сказал: – Тебе же в самом деле следует отыскать безопасное место. Место, где можно спрятаться.
– Урза, я не…
– Не спорь со мной! – громовым голосом произнес Урза, и его глаза налились гневом. – Найди самую глубокую пещеру, самое удаленное дерево, самую крепкую крепость. Найди место, где сможешь укрыться, немедленно!
Тавнос исчез, и Урза остался на холме один. Впрочем, лишь на миг, потому что справа от него раздалось громыхание и скрежет чего-то металлического. С каждым мигом звук становился все громче. Мишра возвращался, и на этот раз он привел с собой механического дракона.
Гигантская машина выплыла из дыма и двинулась вверх по холму к раненому ученому. Урза подумал: «Мишра привел дракона не с собой, а в себе. Вернее, себя в нем…»
У брата обгорела почти вся плоть, Мишра превратился в клубок проводов и пружин, с которых капала какая-то маслянистая жидкость. Кабели его тела соединялись с кабелями механического дракона – того самого, что был в Корлинде. Машина и человек стали единым целым.
Лицо Мишры пострадало не сильно, если не считать длинного обожженного шрама на левой щеке. Рваная, отслоившаяся кожа хлопала по обнажившемуся металлу, механическая челюсть открывалась и закрывалась, изрыгая проклятия. Подбородок щеки был залит чем-то красным, возможно кровью, но Урза уже не был в этом уверен.
Увидев чудовище, в которое превратился
его брат, изобретатель понял, что нужно делать. Он произнес магическое слово и призвал на помощь энергию, заключенную в земле.В тот же миг склон холма, по которому взбирался Мишра-дракон, обрушился вниз, увлекая за собой чудовище. Низвергающиеся потоки грунта опрокинули человека-машину, и она скатилась на дно долины.
Урза понимал, что оползень не сможет остановить его переполненного ненавистью брата, он сможет лишь задержать его. Но и этого времени достаточно.
Урза уселся на землю, скрестил ноги и поставил силекс на колени. Руны спиралью сбегались от краев к центру чаши, но Урзе не нужно было их читать. Та сила, которая текла отныне в его жилах, даровала ему понимание, он мог не только слышать мольбу земли, но и говорить с чашей. Кровь из зияющей на лбу изобретателя раны каплями стекала в медный сосуд, окрашивая вырезанные на его дне значки.
Урза воззвал к своей памяти, извлек из ее глубин все, даже самые незначительные моменты жизни и поисков и усилием воли поместил их в чашу. Он вспоминал Аргив и Корлис, он вспоминал свои мастерские, башни, «голубятню» в Крооге, земли, над которыми он пролетал и за которые сражался, он вспоминал о Керских горах и пещерах Койлоса.
И еще он вспомнил о маленьком лагере в пустыне, давно всеми забытом и занесенном песком, где когда-то под руководством пожилой женщины дворянские дети раскапывали машины, созданные вымершим древним народом, где два мальчика, два брата узнали о существовании транов и их наследии.
Мишра-дракон выбрался из-под оползня и на всех парах приближался к вершине холма, оглашая долину криками ярости. Урза поднял глаза, увидел лицо брата, едва держащееся на скрытом под ним металлическом черепе, и зарыдал. Слезы изобретателя смешались с наполнявшей чашу кровью и воспоминаниями, и Урза почувствовал, как вокруг него собирается облако, плотное облако энергии.
Он был переполнен силой, она стекалась к нему изо всех уголков земли. В его голове роились воспоминания, воспоминания обо всем, что он сделал и пережил, все его чувства – скорбь, жалость, гордость, ярость, одиночество. И все это он излил в чашу, наполнив ее до краев, так, что содержимое уже не помещалось в чаше, переливаясь через край. А Урза продолжал изливать в нее свою память.
Мишра-дракон дополз наконец до вершины холма, змеиная голова взвилась в небо над сидящей фигурой Урзы. Мишра улыбался, верхняя губа сверкала металлом, нижняя истекала кровью. Это была улыбка победителя, триумфатора.
Мишра что-то закричал, но Урза уже не слышал его – в его ушах звучал только один крик, крик земли, молившей об успокоении.
И тогда Урза перевернул медный сосуд, выпустив на свободу заключенную в нем силу.
Чаша вспыхнула ярким огнем, словно на землю рухнуло солнце. Пламя расходилось от нее кругами вширь и ввысь, воспламеняя все на своем пути. Урза ощутил это пламя, позволил ему на миг окатить, окутать его и улыбнулся. Последнее, что он видел, это лицо своего брата-машины в тот миг, когда в него ударило пламя. Системы механического тела отказывали одна за другой, улыбка на лице Мишры-дракона превратилась в уродливую гримасу, а затем он распался на мельчайшие обломки. Пламя, вызванное к жизни Урзой, подняло их в воздух, как пепел, и разнесло во все стороны, рассыпало по всей земле.