Война Цветов

Следом вошел гоблин Колышек, тихий и темный, как дождевая тучка. Кивнув Тео и Кумберу, он уселся на своем спальнике.

– Классное представление ты устроил в «Элизиуме», – сказал ему Тео. – Можно было подумать, ты и впрямь загибаешься.

– Он и загибался, – весело заверила Колика. – Слишком много кругом народу с диагностическими чарами, вот и приходится отраву глотать. Главное, вовремя принять противоядие – так ведь, Кол?

Колышек, принявший мину игрока в покер, даже глазом на это не моргнул.

– Постойте, я что-то не ухватил, – сказал Тео. – Колышек взаправду принял яд, чтобы симулировать припадок?

– А куда денешься, – сказала пэкона. – Охрана в таких местах проходит элементарную лекарскую подготовку. У них есть чары, показывающие, можно своими силами обойтись или надо вызывать «скорую». Поэтому Колышек носит в одном кармане мешочек с железными опилками, а в другом – чары, чтобы поправить дело. Принимаешь первое, ждешь, когда тебя проймет, и пускаешь в ход второе. Здорово, правда?

– Да уж. Значит, вопли и судороги – это все натурально?

Колышек посмотрел на него непроницаемыми желтыми глазами.

– Да. – Он раскатал спальник и лег. – Я посплю, – сказал он, закрыл глаза и тут же выполнил свое намерение.

После минутного молчания Колика встала и выудила сигару из кармана красного комбинезона.

– Я вижу, вы, любовнички, вдвоем хотите побыть. Пойду пройдусь – может, перехвачу Стриди, как от Пуговицы пойдет, и поучу его пить. Вот и развлечемся. Того же и вам желаю, ребята. – Она сделала ручкой и вышла.

– Значит, Стриди сейчас у Пуговицы? – спросил Тео. – Я только оттуда, но его не видал.

– Раз мы договорились, что идем к Устранителю вместе, можно и о Стриди поговорить, – пожал плечами Кумбер. – Ты по-прежнему планируешь это на завтра?

– Наверное. Пуговица темнит, но я чувствую, что события скоро начнутся, так что надо быть наготове, если мы хотим попасть к Чемерице вовремя. – Тео потер лицо. При виде спящего Колышка ему тоже захотелось спать, да и время было довольно позднее. – Что он, по-твоему, замышляет Пуговица? Есть хоть какая-то надежда, что он одолеет Цветов?

– Не знаю, Тео. Он головастый, этот гоблин, да и Примула не дурак, хотя эти двое не во всем заодно. Раз они правда думают, что шанс есть, они должны знать что-то, чего мы не знаем. Ведь если даже они вооружат каждого взрослого в этом лагере, против парламентских войск им все равно не выстоять, а против драконов и подавно. Мне это дело представляется безнадежным, но знаешь, ведь гоблины в старину охотились на драконов. Может статься, что у него хватит твердости повторить этот фокус. – Особой убежденности в голосе Кумбера не замечалось.

– Эти драконы, похоже, всех застали врасплох. Нарцисс, помню, успел крикнуть, что это нечестно, что Чемерица нарушил правила...

– Драконы в Эльфландии были всегда, но самых больших перебили еще во времена древесных лордов, при жизни первого поколения эльфов. Все сошлись на том, что их надо истребить – слишком они были велики, слишком опасны и слишком умны. Выжили только мелкие, которые укрылись в пещерах, высоко в горах. Порой они таскали овец, но в основном питались падалью, и об их существовании не знал никто, кроме диких гоблинов. Однако во время последней Великанской войны всем стало ясно, что мы, если хотим победить, должны изобрести что-то новое. Тогда-то парламент и принял программу по разведению драконов. По этому поводу велись ожесточенные споры – ведь драконы в былые времена нас чуть со свету не сжили, и многим совсем не хотелось возвращать их назад. Все цветочные дома подписали соглашение о том, чтобы держать драконов под замком, выпускать только по единогласному распоряжению парламента и никогда, никогда не использовать их против эльфов.

– А Чемерица этот эдикт нарушил.

– Само собой, хотя он спешно собрал все нужные подписи, как только рассеялся дым. Законы диктуют победители, Тео. – В голосе Кумбера звучала горечь, которой Тео не слышал с самой ночи в клубе «Рождество». – Так всегда бывает. И они же пишут историю. Если все выйдет, как хотят они, Чемерица, Дурман и прочие гады станут героями, а Пуговица, Примула и мы с тобой – негодяями. В том случае, если про нас вообще вспомнят. Лет через пятьсот годовщина нашей казни, глядишь, будет отмечаться, как всенародный праздник.

– Спасибо, порадовал. Пятьсот лет, да? Чемерица будет еще как огурчик, при вашем-то долгожительстве. И попразднует.

– Он тогда будет очень стар – никто не живет вечно, мы просто держимся дольше, чем смертные, – но если его никто не прикончит, он, возможно, будет сидеть на Васильковой площади и смотреть, как сжигают наши чучела в пятисотый раз.

Колышек, по-видимому, крепко спал, но не издавал никаких звуков и ни разу не шевельнулся. Тео это нервировало.

– Ответь мне еще на один вопрос. Он, конечно, чисто гипотетический, ведь завтра меня вполне могут убить. Ты говоришь, что я тоже эльф. Значит, если я не сделаю какой-нибудь глупости и буду вести себя тихо, то могу прожить тысячу лет?

– Трудно сказать, – нахмурился Кумбер, – ведь никто не знает по-настоящему, как влияет на эльфа пребывание в мире смертных. Ты не совсем такой, как другие – я видел кое-какие физические различия, когда мы обследовали тебя в доме Нарцисса. Твои лицо и фигура огрубели, как у смертного. Извини, что я так выражаюсь – ты же понимаешь, что я имею в виду.

– На мужскую модель типа этих Цветочков я не похож, это факт.

– Но ты не так уж сильно отличаешься от них, поэтому судить трудно. Детей, насколько я помню, у тебя нет? Это очень важный фактор.

В памяти Тео ожила та ужасная ночь – Кэт в пропитанном кровью халате и вымотанный стажер «скорой помощи», устало произносящий привычный текст: «Выкидыш, разумеется. Это не должно повлиять на ее способность к зачатию, если вас это может утешить в такой момент».

– Нет, только при чем они тут, дети?

– Точно никто не знает. Когда мы доросли до настоящих исследовательских методов, то столкнулись с недостатком материала – смертные почти перестали переходить к нам, а мы к ним. Однако общепринятое мнение таково: подменыш – эльф, воспитанный смертными, – сохраняет большую часть своей эльфийской наследственности, знает он о ней или нет, пока сам не становится отцом или матерью в мире смертных. Когда это случается, наследственность, в чем бы она ни выражалась – в физических свойствах, в талантах или в тайном знании, – частично переходит к ребенку и уменьшается с каждым поколением. Так все по крайней мере думают – исследовать это, как я уже говорил, случая не представилось.

– Значит, у меня все-таки есть шанс дожить до тысячи лет, – вздохнул Тео. – Маленький такой шансик.

– В общем, да.

– Будет о чем пожалеть, когда меня начнут пытать, а потом убьют. Хоть отвлекусь.

– Интересно, воспитанники смертных все такие странные?

– Есть у вас выражение «смех сквозь слезы»? Хотя тут больше подходит другое: «смех сквозь спазмы кишечника». Чтобы не обделаться от ужаса.

* * *

В ту ночь он спал плохо по нескольким причинам. Ему почти сразу приснился один из худших его кошмаров, где он беспомощно барахтался в собственном украденном «я», одолеваемый страшной холодной чернотой. Это сменилось чередой менее пугающих эпизодов, но ощущение, что его мысли делит с ним кто-то чужой, осталось. Под конец он принес матери в больницу цветы и пытался сказать ей, что это он, ее Тео, что он все равно ее любит, родная она ему или нет, но она лежала в забытьи и не понимала его – только смотрела на цветы у своей кровати, как загипнотизированная.