Война Доминантов. Раунд 1

Господи, да куда там. При помощи одного лишь взгляда. Я увидел это, когда наши глаза впервые встретились, когда мы собирали мелочь, что рассыпалась на земле. Это было прямо там, это... был чертов рай. И это чувство вонзило свои восхитительные ноготки в мое сердце еще до того момента, как я проникся всем таинством. Чем-то замечательным. Чем-то, в чем я хотел полностью раствориться. Хотел обрести это чувство.

– Тара.

– Эээ, да?

– Мы можем поговорить?

– Конечно.

Ее непринужденный ответ подсказал мне, что она была как раз в нужном настроении. Черт возьми, она всегда пребывала в нем. Проблема была в том, что мне было необходимо обойти его. Она села напротив, давая мне понять, что мы вновь стали просто друзьями. Грудь сдавило, и я сделал глубокий вдох, невзирая на это.

– Ты сказала, что расскажешь мне все.

– Оу. Да, – подняв на меня глаза, Тара с хлопком опустила ладони на колени и поднялась на ноги.
– Хорошо...
– ее голос был легким, всеведущим, как будто она собиралась прогуляться по переулку памяти непринужденной походкой.
– Когда мне было девятнадцать, я подверглась групповому изнасилованию в колледже.

Едва заметно улыбаясь, она кивнула и уставилась на меня, в тот момент я подумал, что меня вывернет. Я уставился на нее, но опустил глаза, не выдержав ее взгляда. Я слегка покачал головой, желая понять, почему я не могу вынести этого.

– Как ты делаешь это?

– Делаю что?

– Притворяешься.

Она немного прищурилась.

– Притворяюсь?

– Что ты не пребываешь в заточении.

Она негромко рассмеялась и уставилась на меня, почти настороженно.

– Я не притворяюсь, - она покачала головой, выглядя при этом обиженной.
– Почему ты так говоришь? Я знаю, кто я такая. Я знаю, что я чувствую. У меня есть проблемы, и я стараюсь справляться с ними, как только могу, - она демонстративно что-то смахнула со своих колен.
– У меня обсессивно-компульсивнoе расстройство из-за травмы, посттравматическое стрессовое состояние, так же, благодаря этому происшествию, я стала обладателем бесконечного списка фобий.

– Прости меня.

– За что?

– Мне следовало быть нежнее с тобой.

– Пфф. Как ты мог об этом знать?

– Есть множество знаков.

– Ооо, они определенно есть. Но чтобы понять, что они обозначают, нужно, как минимум, обладать телепатическими способностями.

Я уставился на нее, и то давление, что обосновалось в моей груди, практически ранило.

– Ты чертовски красивая, тебе это известно? Нет, не стоит. Не отворачивайся. Посмотри на меня. Пожалуйста.

Она держала глаза опущенными, а брови нахмуренными.

– Со мной ты не можешь притворяться. И это хорошо, потому что я терпеть не могу притворщиков. Но я не могу тебе даже выразить, насколько меня убивают мысли о том, что твой разум воспринимает меня как угрозу.

Она кивнула, все еще не встречаясь со мной взглядом, затем указала на меня.

– Ах да. Ты терпеть не можешь причинять женщинам боль. И это мне нужно задаться вопросом, что произошло с тобой, что настолько яростно настроило тебя против этого.

– Ты думаешь, что отсутствие желания причинять женщинам боль - это что-то из области фантастики?

Наконец, она посмотрела на меня с видом профессионала. Внезапно мной овладело желание разбить эту маску на миллион кусочков, чтобы она больше не могла прятаться от меня.

– Это естественно и нормально. Но, как мне кажется, ты выказываешь невероятное количество душевной боли по поводу этого. Ты не замечал?

Теперь пришла моя очередь отводить взгляд. Да, я знал, я замечал. Если кто-то и замечал кроме меня, они ничего мне не говорили.

– Я думаю, это все из-за того, что меня заставили выпороть мою младшую сестру.

Она не произнесла ни слова, и я сделал глубокий вдох. Если я откроюсь ей, обнажит ли она передо мной свою душу? Это стоило того, чтобы попытаться.

– Мне было двенадцать... моей младшей сестренке было велено не играть около ручья рядом с домом. Мне сказали присматривать за ней. Ей было всего четыре года. Будучи двенадцатилетним подростком, я отвлекся, и Рейчел сделала именно то, что ей сказали не делать, и...
– я пожал плечами, сжимая в пальцах выступающий шов на своих штанах.
– Отец вернулся домой и обнаружил это, и ее наказали. А меня заставили выпороть ее, - я неспешно царапнул зубами по нижней губе.
– Мне никогда не было так чертовски больно. Это была только моя вина. Только я один должен был быть наказан, и я умолял его наказать меня, а не ее, говорил ему, что он может нанести мне столько ударов, сколько ему захочется. Но он ответил мне «нет». Что это лучшее наказание. Благодаря такому наказанию я никогда не забуду об этом. И он был прав. Я так и не забыл, - я не мог смотреть на нее, тяжесть стыда прожигала мое тело насквозь.

– Какие... были ее мысли по этому поводу?

Боль обволокла мою грудь, и я задохнулся от нахлынувших чувств.

– Она плакала и умоляла меня остановиться. Но я слишком боялся моего отца, чтобы прекратить делать это, поэтому я продолжил. Он заставил меня нанести ей десять ударов розгой. Ей было всего четыре года, - я стиснул зубы, слезы обожгли мои глаза.
– Она... даже после этого ей захотелось утешить меня, - прошептал я.
– Она была такой... милой. Я плакал даже больше чем она, и она хотела помочь мне чувствовать себя лучше, - я покачал головой, обуреваемый безмерным гребаным чувством печали.
– И этот долбанный ублюдок не позволил ей.

– Мне так жаль.

Я кивнул.

– Мне тоже. Я никогда никому не говорил об этом. Это слишком постыдно.

– Я понимаю.

Я вытер лицо и посмотрел на нее.

– Ты понимаешь это чувство стыда? То, которое завладевает тобой, хотя ты не сделал ничего, чтобы заслужить его?

Она кивнула.

– Да, я понимаю. Я ощущаю его от того, что произошло со мной, но я ничего не могу с этим поделать.

Тара слегка пожала плечами и улыбнулась.

– Это, - произнес я.

– Что это?

– Притворство, что тебе это не причиняет боли.

– Боли? Не так много. А вот злости, да.

Она пребывала в состоянии отрицания. Пусть так. И пока она не разберется с болью, Тара никогда не сможет ее преодолеть. Так же было и со мной, но у меня никогда не было причины разбираться с ней. А ее боль нуждалась в том, чтобы с ней покончили, потому что она отгораживала ее от жизни. Боль отгораживала ее от способности чувствовать. И она отгораживала Тару от меня.

– Сегодня вечером я Дом.

В одно мгновение ее защитные барьеры взлетели до небес, и боль ударила меня наотмашь. Но было неважно, насколько это ранило. Неважно, что это ощущалось точь-в-точь, как когда моя сестренка была разочарована мной. У меня были обещания, которые я должен сдержать. У меня были оковы, которые я должен был разорвать. И у меня была женщина, которую я должен был освободить.

А удовольствие было моими «ежовыми рукавицами».

– Ты помнишь, милая, что я обещал сделать с тобой?

Она хлопнула руками и прочистила горло.