Война Доминантов. Раунд 3
Шрифт:
Снова я облизал ее соки со своего пальца.
– Не делай этого, - выдохнула она.
– Прошу.
Ее страх меня поразил, вызвав тошноту.
– Твой голос испуганный, любовь моя.
– Я ухожу. Я не хочу этого делать. Не прикасайся ко мне. Пожалуйста.
Мое беспокойство усилилось, и я встал.
– Как тебе твой отец, Тара? Расскажи мне.
Она покачала головой.
– Я не хочу об этом говорить.
– Почему нет?
– Просто не хочу.
– Это слишком больно?
Она уставилась на меня, сжав челюсти.
– Нет, это не больно, это то, что ты хочешь? Ты хочешь,
Я встал и пошел за мусорным мешком с сокровищами, и бросил его на кровать между ее ног. Я поднял маленького лебедя из фарфора и показал ей его.
– Какой год это значит?
Она посмотрела на меня, потом пожала плечами и ухмыльнулась.
– Оу? Тебе все равно?
– Я бросил его в стену, и он разбился.
– Теперь у тебя есть несколько ничего незначащих кусочков.
Затем я поднял бумажный веер.
– А это?
Она отвернулась.
– Какой год это означает, любовь моя? Ты не знаешь? Тебе все равно?
Я разорвал его пополам, и она дернулась ко мне.
– Ты жестокий ублюдок.
– Жестокий? Что же в этом жестокого? Тебе плевать на все это!
– Ты не имеешь право это делать!
– Имею, черт возьми! Как насчет этого?
– Я взял шестидюймовую керамическую собачку.
– Пять лет? Шесть? Три? Два?
– Я бросил ее в стену, и она разбилась.
– Расскажи мне, что ты чувствуешь! О своем отце Тара!
– Я ничего не чувствую!
– закричала она на меня.
– Он бросил тебя на гребаном пороге, как мусор! Расскажи мне, что ты чувствуешь!
– Ничего! Ничего!
– А твоя мать? Ты ничего не чувствуешь к своей матери?
– Ничего!
– Слезы текли по ее лицу.
– Я не помню ее! Как я могу что-то чувствовать?
– Что насчет твоей бабушки? Ты ничего не чувствуешь к ней? Ты собираешься позволить ей сгнить в доме престарелых? К чертям собачьим и бабулю тоже?
Она всхлипнула.
– Я найду способ!
– Ты найдешь способ? А что насчет меня, Тара? Что будет со мной? Тебе на меня наплевать?
– Развяжи меня!
– закричала она.
– Что насчет меня? – закричал я в ответ. – Вот так просто возьмешь и вычеркнешь Люциана? Так? Просто, блять, покончишь с Люцианом?
– Я не покончу с тобой!
Я поднял кусочек разбитого лебедя и сильно провел по груди.
– Это то, что ты делаешь со мной, Тара.
– Я неоднократно проводил им по своей груди.
– Снова. И снова. И снова. Ты меня ранишь. Ты, блять, меня ранишь.
– Я вытер кровь и показал ей.
– Ты, блять, заставляешь меня истекать кровью!
– Я провел по своей груди еще несколько раз.
– Только хуже, это гораздо, мать твою, хуже, когда ты причиняешь мне боль! Расскажи мне, что ты чувствуешь к своему гребаному отцу, Тара. Что ты чувствуешь к своей матери! Она умерла, чтобы дать тебе жизнь!
Тара протяжно закричала. Затем вздохнула и испустила еще один крик. Я подлетел к ней и освободил с помощью импровизированного ножа, а затем поспешил поднять ее на руки. Только меня встретил удар ногой в грудь, который откинул меня на несколько футов назад и приземлил на задницу. Я закашлялся на полу, борясь за воздух. Прежде чем я понял, она на мне, моя рука была загнута так, что это заставило
меня взреветь от боли.– Забери свои слова обратно!
– закричала она.
Я стиснул зубы, в ярости. В ярости на нее. На себя, на нас.
– Забери свои слова обратно.
– Она потянула сильнее, и я ударился рукой об пол.
– Никогда! – взревел я.
– Блять, никогда не заберу их обратно.
Она завопила и потянула мою руку, пока та не хрустнула.
– Я, черт возьми, ее сломаю! Я клянусь!
– Сломай ее!
– в агонии взревел я в ответ.
– Блять, сломай ее! Сломай меня! Я твой, я, блять, твой! Сломай меня!
Из нее вырвался измученный вой, и она отпустила.
Я медленно подполз к ней, задыхаясь и держась за свое плечо. Она уставилась на меня, прижав руку к губам, а затем бросилась на меня. Я поймал ее в свои объятия и обнял.
– Тише, тише. О Боже, блять. Я держу тебя, детка.
Она снова и снова кричала мне в грудь.
– Люциан! Я убила ее! Я убила ее! Мой отец меня ненавидел! Я убила ее! Он ненавидел меня, он меня ненави-и-и-идел!
– Тише, Боже, я люблю тебя, детка. Я чертовски люблю тебя. Больше, чем они все вместе взятые. Я так считаю!
– Я выдохнул слова и прижался ртом к ее волосам, сжимая ее крепко. Она вырвалась из моих рук, поползла к стене и начала собирать осколки лебедя.
Я поспешил помочь, мое сердце болело.
– Блять, детка, я все исправлю, обещаю. Я клянусь тебе, он будет даже лучше, чем раньше. Я не хотел этого делать.
– Я убила ее, - завыла она.
– Я думала, что она меня не любит.
– Она села к стене, положив голову на колени и зарыдала.
– Почему бабушка не сказала мне, что она меня любит? Она умерла ради меня, Люциан.
– Да, она, блять, родила ребенка, конечно, она очень тебя любила. Больше, чем свою собственную жизнь.
– Я притянул ее в свои объятия, и она не сопротивлялась.
– Она в тебе, детка. Ты продолжение своей матери. Ее кровь. У тебя всегда была она, и так будет всегда.
– Я сожалею, что причинила тебе боль, - плакала она. – Мне так жаль, пожалуйста, прости.
– Она обхватила мое лицо и удерживала его.
– Пожалуйста. Я люблю тебя. Люблю. Я люблю тебя, Люциан, я так сильно тебя люблю, что мне страшно. Клянусь! Мне. Очень. Страшно.
Я целовал ее, как оголодавший человек, пожирая ее слова.
– Пожалуйста, ты должна знать, что я сделал это не ради игры, детка. Я сделал это ради тебя. Я уйду прямо сейчас, обещаю, дело не в игре, ты должна мне поверить, пожалуйста, скажи мне, что ты это знаешь. Я брошу все здесь и, блять, сейчас.
– Слова едва вырывались из моей груди.
Она поцеловала меня, отчаянно.
– Я знаю. Я знаю, малыш. Я знаю, что ты меня любишь. Я не сомневаюсь. Не сомневаюсь, перестань, не надо.
Слава, блять, Богу. Я укачивал и держал ее в объятиях. Спасибо тебе, Боже. Спасибо. Блять, спасибо тебе.
Глава 12
Я проснулся и огляделся. Гостиничный номер. Тара в моих объятиях.
Что меня разбудило?
Я прислушался, такое чувство, что какой-то звук. Телефон пиликнул на тумбочке, и я схватил его. Сообщение? Его прислали еще утром: «Это соревнование официально завершено».