Война и люди
Шрифт:
Молодым людям я должен сказать о главной ценности в человеческой жизни. Я всякое повидал, видел и много смертей. Больно было, когда человек умирал в двадцать лет. Но как умирали эти ребята! «За Родину!» — это было часто последнее слово в человеческой жизни… Очень хочу пожелать молодым людям: постигая мудрости бытия, помните: Родина — главное наше богатство. Цените и берегите это богатство. Думайте не о том, что может дать Родина вам. Думайте о том, что можете вы дать Родине. В этом главный ключ к хорошо осмысленной жизни.
1975 г.
Письма с войны
Сейчас вы прочтете письма-дневник солдата Адольфа Павленко.
Несколько слов из биографии. Он вырос на Украине, в семье сельских учителей. Родители, мечтавшие в двадцатые годы о мировой революции, дали сыну немецкое имя, но звали его в семье на украинский лад — Доля. После школы Адольф Павленко поступил в Киевский университет на физический факультет. Тут и застала его война. Дальнейшее видно из его дневника. Письма он посылал отцу, эвакуированному в Уфу. Мать и брат в это время находились на занятой врагом территории. До встречи с матерью сын не дожил, хотя часто думал об этом дне.
Возможно, только материнская память хранила бы образ этого парня. Сколько таких полегло от Бреста до Волги и на обратной дороге — от Волги к Берлину! О каждом в отдельности не напишешь. Но тут мы имеем случай, когда сам человек рассказал о войне, о своем времени и о себе. В солдатском окопе Адольф Павленко вел дневник. Да, пожалуй, так надо назвать его регулярные письма с войны. Солдатский мешок — ненадежное место для хранения записей. Адольф Павленко отсылал их отцу. И вот сегодня, двадцать семь лет спустя, эти письма в наших руках.
Пережившим войну нельзя без волнения видеть солдатские треугольники со штемпелями полевой почты и военной цензуры. За неимением бумаги Адольф Павленко писал на обертках концентрата гречневой каши и солдатского табака, на обрывках боевого листка. Полустертые буквы. Следы окопной земли и воды. Склеены письма хлебным мякишем или мылом. Перед нами человеческий документ, ценность которого особенно велика потому, что очень мало людей на войне находили силы и время вести дневники.
Писал Павленко урывками, но регулярно до последнего дня. Его дневник — это подсознательное стремление быть летописцем своего времени, результаты раздумий, способ сохранить связь с жизнью, от которой оторван войной. Писал он о том, что видел и чувствовал. Видимость временами была не более ста шагов от окопа. Но нам наряду с воспоминаниями о войне больших командиров очень важно знать, как воевал, чем жил, что думал в окопе простой солдат-пулеметчик.
С братом Адольфа, Владиславом Павленко, мы прочли письма и бережно выбрали все, что может сегодня представлять для нас интерес.
В дневнике вы увидите: Адольф Павленко и на войне оставался немного студентом. Этим он выделился, наверно, среди товарищей по окопу. Но это уже и солдат, со всеми поровну разделивший тяжесть войны. Он каждый день видит смерть, хоронит товарищей, с которыми ел из одного котелка. И воюет. Солдат не успел прославить себя чем-нибудь. Он просто добросовестно воевал. Не всегда он верил в возможность остаться живым, но даже в самое трудное время верил в победный исход войны. И был он совсем молодым.
Читая письма, я вспомнил песню: «Мальчишки, мальчишки, вы первыми ринулись в бой, мальчишки, мальчишки страну заслонили собой…» Перед нами один из этих мальчишек. В первое лето войны студентом-первокурсником он идет рыть окопы под Киевом, узнает муки военного отступления, идет в армию добровольцем и становится пулеметчиком зенитного взвода. Вчерашний мальчишка пьет полную чашу солдатских невзгод. В дневнике мы хорошо это чувствуем. И казалось бы, личность человека должна потеряться, раствориться в огне. Нет! И на войне человек сохранял свой внутренний мир, убеждения, даже привычки. Солдата Павленко радуют небо, колоски ржи, свисающие в окоп, он жадно ждет писем, близко к сердцу принимает газетные новости. Он непрестанно просит: пришлите
книги. (И удивительно: из далекой Уфы полевая почта приносила книги в солдатский окоп!) Человек на войне размышлял, верил, мечтал и рос, в окопе он познавал мудрость и назначение жизни. «Когда я смотрю на пашню, у меня появляется неудержимое желание во весь рост, открыто стоять среди поля и работать, отдавать ему все силы. Но, увы, голову выше бруствера не поднимешь…» — это строчки из дневника.Глазами Адольфа Павленко мы видим солдатский быт и будни войны. Нам, живущим в мирном тепле, трудно сейчас представить, как это можно много суток подряд сидеть в окопе, залитом водой, как уцелеть, когда каждый метр земли перепахан снарядами! Сдержанный, без лишних красок и восклицаний репортаж с линии боя убеждает нас: человек все может вынести и победит, если защищает правое дело.
Читая дневник, мы присутствуем на маленьком плацдарме войны, возле зенитного пулемета. Но мы все-таки чувствуем и большое время войны. По мыслям солдата, по приметам военного быта мы чувствуем: это тревожный 42-й. В 43-м мы видим: солдат повзрослел, возмужал, и вся жизнь со множеством мелких окопных примет говорит о больших переменах в войне.
Но до Берлина было еще далеко. Солдат Павленко в 43-м году увидел только ранний рассвет нашей Победы. Он был одним из многих, не узнавших конца войны. Но к нам дошел голос солдата. Удивительно чистый голос человека сражающегося и любящего, мыслящего и мечтающего. Напомним: он жил всего двадцать лет…
Погиб Павленко на Калининском фронте в боях за Невель.
1942 год
4 августа
Мой адрес: Полевая почта 1526, взвод ПВО.
На нашем участке сейчас затишье, и странно, что где-то на юге идут ожесточенные бои. Живем в блиндажах, вырытых в земле и укрепленных от мин. По тревоге бежим к пулемету. Я сейчас командир отделения (сержант), и в моем подчинении расчет зенитного пулемета.
Мы на Воронежском фронте. По ту сторону Дона — немцы. Погода у нас хорошая, стоят хлеба, солнечно. Кроме еды из полевой кухни, варим картошку. С пулеметом заняли позицию в подсолнухах.
16–17 августа
Затишье сменилось ожесточенными боями.
Пятый день наш взвод находится на передовой. Кое-кто уже погиб, некоторых ранило. Одного парня я всю ночь тащил к переправе.
Вернулся к нашим – их тоже осталось двое. Тяжелые предчувствия…
24 августа
Над письмом к вам вспомнил преподавателей, нашу группу, вспомнил почему-то танго «Твои письма» на старой пластинке, которую мы крутили в нашем милом уголке на 4-м этаже…
Сурово шумят вершины сосен, а внизу тихо. Трещат стрекозы. Когда не падают мины, как будто и нет войны. Иногда мина почему-то не разрывается, тогда становится как-то неприятно (шлепок, а взрыва нет) и ждешь, когда послышится новый свист и разрыв…
Видел во сне много яблок. Это потому, наверно, что каждый день – пшеничный суп и чечевичный отвар… Что известно об университете?
30 августа
Постепенно надвигается осень. Утрами над Доном стоит такой туман, что не видно противоположного берега. А днем сверкают на солнце меловые скаты — вдоль берега вьется насыпь железной дороги.
14 августа освобождали один населенный пункт (если внимательно читать сводку, то это пункт К* южнее Воронежа) и благодаря «умелому» командиру попали под перекрестный огонь наших и немецких автоматчиков… Все время против нас действовала немецкая дивизия, а сейчас прислали полк эсэсовцев. Самоуверенные. Наступали чеканным шагом, шинель нараспашку, с галстуками. Троих взяли в плен. Они все спрашивали у наших конвоиров, далеко ли до Волги. Говорят, что Гитлер обещал им конец войны, когда выйдут к Волге.