Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Представьте себе отряд из пятнадцати конных повозок, идущий следом за фронтом. На повозках поклажа донельзя прозаическая: корыта, стиральные доски, утюги, мыло, иголки и нитки. На передней «штабной повозке» главная ценность — маленький сейф с печатью и документами части, два автомата и вот эта машинка «Singer».

Заботой отряда была одежда солдат. Ее стирали, чинили, гладили. «Располагались в какой-нибудь деревеньке у речки. Кипятили и промывали одежду в проточной воде (а зимой-то она ледяная!), сушили летом на солнце, зимою жарко топили крестьянские печи. Моя забота была чинить. Целыми днями не разгибалась. Так и жили. Часть продвигалась — и мы сейчас же свой скарб на подводу. Вот так на лошадке дошли изпод

Курска до Дрездена».

Память у Зои Александровны сохранилась прекрасно. Помнит имена своих сослуживцев. «Как не помнить — почти все из Осташкова!». Помнит деревни и речки, где делали остановки на Украине, в Молдавии, Румынии, Чехословакии, Австрии.

В Дрездене война для банно-прачечного отряда не кончилась. «Погрузили нас в эшелон, и двинулись мы на восток. И опять шли за фронтом. В пустыне Гоби хлебнули горя от недостатка воды. Но, слава богу, там все кончилось скоро. И опять эшелон. Теперь уж домой. Развинтила машину, аккуратно все переложила ветошью. Сказала спасибо мысленно людям, сделавшим этот станок для шитья надежным и некапризным. Как подумаю, сколько я с этой машиной проехала, — голова кружится. А ведь ни разу нe поломалась, меняла только иголки».

И еще тридцать лет после войны работали вместе швея и машина. «Я первая подносилась — глаза изменять стали. В последний раз сшила сотню этих вот тапочек для музея, чтобы полы обувкой не портили, и сказала: все, хватит. Попросили машину сюда — отдала. А теперь и сама вот смотрителем при музее».

Сделать снимок — машину мы вынесли в главную светлую залу музея. А потом поставили снова на место, к площадке, где лежат пулемет, каски, патронные ленты и бомба. Зоя Александровна заправила под каретку машины солдатскую гимнастерку, прошила одну строчку, с улыбкою поднялась: «В полном порядке. Садись и работай. Нам бы, людям, такую надежность».

1978 г.

История Петра и Карла

Встреча в Швейцарии

Швейцарский городок Андерматт стоит в Альпах на перекрестке путей, ведущих в Италию, Австрию, Францию, причем на ключевом перекрестке — у Сен-Готардского перевала. За горстку домов, прилепившихся к скалам, было в истории много жестоких боев и стычек. Однако трудно представить себе сейчас что-либо более мирное и спокойное. На узких мощеных улицах у домов стоят горшки с геранью, у кофейни синеет аквариум с резвыми рыбками, дрозды обедают на рябинах. Туристский сезон окончен, и городок погрузился в альпийский сон. Ищем, у кого бы спросить нужный нам дом № 253, но на улице — ни единого человека. Наконец-то старушка с собакой.

— А, дом Суворова… Да вот он, напротив…

Заурядная, обшитая чешуйчатым тесом постройка с островерхой крышей и карманами висячих пристроек сразу же в наших глазах обретает значительность. Ради этого дома мы и ехали в Андерматт.

24 сентября 1799 года после штурма Сен-Готардского перевала войско Суворова заночевало в маленьком городке. Можно себе представить, что было тут на площади перед домом — дым полевых кухонь, говор солдат, вестовые на лошадях…

Фельдмаршал, по описаниям, занимал комнаты третьего этажа. Сейчас дом жилой. Двойное окно с голубыми ставнями настежь открыто. В окне на вешалке, как видно, для упреждения порчи от моли висят синего цвета штаны с красным кантом — комнату занимает семья железнодорожного машиниста.

Переговариваясь и делая снимки, мы обошли дом и приготовились уже распрощаться с этой помеченной медной доской постройкой, благополучно одолевшей двухсотлетнюю толщу лет, когда увидели перед домом еще одного человека. Реликвия суворовского похода его не занимала. Задержали внимание трое людей-иностранцев. Когда мы вопросительно-вежливо ему кивнули, человек, улыбаясь,

ответил по-русски: «Здравствуйте…»

Встречному было под семьдесят — непокрытая голова была сплошь белой. Однако слово «старик» к нему явно не подходило. Спортивная синяя куртка, гольфы, ботинки для хождения по горам, вокруг шеи повязан бордовый шарф. Предупреждая вопросы, он сам спросил:

— Знаете, где я учился русскому языку?.. Тут, в Швейцарии, у русского пленного, бежавшего из Германии. э

Понимая, что разбудил любопытство, человек указал на открытые двери кофейни…

— Зайдемте. Я очень взволнован и по-русски говорю плохо. Но это будет вам интересно. Я уверен, вас это тоже взволнует.

За столом, опуская в кипяток на нитке пакетики с чаем, мы познакомились ближе.

Встречного звали Карл, Карл Келлер. Рано утром он приехал в эти места электричкой из городка Аарау. Семь часов был в горах. В Андерматт спустился перекусить. Это обычное для него воскресенье. Он одинокий пенсионер. Хождение по горам — главная радость…

Мы тоже сказали, как и что привело нас в маленький городок.

— Меня охватило волнение, когда услышал ваш разговор. Я не мистик. И все-таки удивительно — именно сегодня там, в горах, я вспомнил Петра. Именно сегодня я много думал о нем…

В кофейне, кроме нас, никого не было. Девушка-официантка и повар в большом колпаке, прислонившись к стойке, вместе с нами слушали человека, взволнованного воспоминанием.

В 1942 году Карл Келлер преподавал в Аарау французский и итальянский языки. Брат его был шефом полиции. От брата он и узнал, что среди русских, бежавших из плена и живших в Швейцарии в лагере-интернате, есть парень, с которым ему интересно будет познакомиться.

«Мы познакомились и сразу почувствовали друг к другу симпатию…» Русского звали Петр. Фамилия его была Билан. Он был до крайности изможден. Ускользнув от фашистской охраны, пленный добрался до Рейна и ночью его переплыл. На швейцарском берегу его подобрали едва живого.

«Встречались мы часто. О многом беседовали. И через какое-то время я посчитал долгом вызволить Петра из барака и поселить на ферме…» Тут русский за хлеб насущный работал на огороде и убирал кукурузу. Но тут он был свободен, мог ходить по окрестным горам. Со своим другом Карлом он смог приехать даже сюда вот, на Сен-Готардский перевал. «Мы стояли так же, как с вами, у дома Суворова. А в этой кофейне, вот тут же в углу, пообедали…»

«Петр был художником. Он рассказывал, что учился в Одессе. Но я видел: художником он рожден…» Швейцарец купил русскому другу краски, а лагерный парикмахер снабжал его рамами и холстом. Картины Петр парикмахеру и отдавал, за что старик бесплатно художника стриг и давал немного денег.

«На картинах Петра были горы, луга, домики с тропами по холмам — наша страна, вы видели, живописна. Но часто у Петра повторялся один и тот же мотив: желтоватого цвета равнина, пирамидальные тополя и голубая полоска моря. Его родиной была Украина. Он говорил: «Карл, ты в наших равнинных местах умер бы от тоски. А я вот тоскую по этой равнине. Что там сейчас?..» Мы много говорили о жизни. Я поражался глубине его суждений, его пониманию ценностей жизни. Он подсмеивался надо мной: «Вы, жители гор, мыслите по вертикали, а я — равнинный человек — мыслю горизонтально».

С увлечением учили языки. Карл учился русскому, Петр предпочел французский, хотя в этих пограничных местах у Рейна в ходу был немецкий.

«И все свободное время «равнинный медведь» (так я шутя называл своего коренастого друга) отдавал живописи. Я чувствовал: это не баловство, и получавший картины старичок парикмахер не ведал цены тому, что шло ему в руки».

Карл уговорил парикмахера послать картины на выставку. Результат: в Берне картина Петра (пейзаж) получила вторую премию, а в Женеве портрет молодой девушки — первую.

Поделиться с друзьями: