Война и Мир

Чем ниже спускалась Особая бригада, тем теплее становилось. Мы вступили на земли древней римской провинции, которую они называли Фракия. Даже воздух здесь был другим, казалось, он пронизан благоуханием трав и аурой седой античности. Белокопытов еще под Берковицей успел просветить меня, что ранее София носила имя Сердика, и она являлась любимым городом императора Константина Великого.

Не доезжая пару верст до местечка под названием Бучин-Проход я приказал встать и укрепить лагерь, выслав разъезды во все стороны. Дальше, особенно без поддержки в виде пехоты, двигаться было опасно. Горы и перевал остались за нашей спиной, на юг и запад широко распахивалась равнина. Турки ждали нас где-то впереди и их требовалось найти. Мы твердо считали, что неприятель не станет постыдно отступать до Софии, он должен, просто обязан сделать хоть одну попытку остановить нас. А так как враги продолжали отходить, то подобное поведение вызывало определенную тревогу.

Я отправил письмо к генералам Белокопытову и Каталею, излагая свои соображения, что им лучше поторопиться, пока неприятель не успел перестроиться и подготовиться к нашему маршу. По поводу возможных заминок я особо не переживал. Каталей показал себя генералом решительным, совсем не таким, как Кропоткин или Кнорринг, так что он прекрасно понимал все резоны и тянуть не станет. Через день или два пехота нас догонит.

В Бучине-Проходе до нас дошли важные известия. Пока мы лазали по горам, Сербия малость осмелела и пересекла своими войсками границу с Турцией. Произошло это на следующий день после того, как мы взяли Берковицу. Совпадением здесь и не пахло. В Дунайской армии видели, что подобный шаг вполне логичен, сербы уже давно ждали подходящего момента. Берковица выкинула белый флаг, через сутки об этом уже знали в Софии, из которой по телеграфу новость добралась и до Белграда. Так что теперь с запада к нам должны подойти союзники. Понятное дело, армия Сербии существует лишь на бумаге, там в основном ополчение да необстрелянные полки. Но и они способны оттянуть на себя часть неприятеля.

В тот вечер наш лагерь охватило радостное возбуждение. Офицеры и простые солдаты получили доказательства, что раз и Сербия активно вступила в войну, то финал ее все ближе. Все нам требовалось лишь сделать последнее усилии и дожать неприятеля.

Миралай* — полковник.

Глава 18

Глава 18

Из Софии к нам массово стекались болгары, которые сообщали все необходимые сведения. Их было так много, что разведчики не успевали с ними беседовать. Зато теперь картина прояснилась, мы обладали настолько полной информацией, что никакие агенты и не нужны.

Софийским гарнизоном назначили командовать Шакир-пашу, о котором знали достаточно мало. Известно было лишь то, что он больше склонен к административной службе, чем к военной. Для нас это было плюсом, активно воевать он не умеет, да и не сможет. Но тут турки сами виноваты, допустив серьезный кадровый голод. У них не только с офицерами среднего звена имелись проблемы, но и с генералитетом. Что говорить, если тот же погибший в Берковицах Мехмет-Али-паша родился в немецком Бранденбурге, звали его Карл Детроа и лишь потом он сменил имя и религию, сделав карьеру в Порте.

Так что Софию бросили защищать мало кому известного Шакир-пашу. Под его рукой находилось восемь тысяч башибузук при двадцати восьми пушках. У турок все трещало по швам, ситуация выходила из-под контроля, болгары роптали все громче и громче, в городе начались погромы и кровопролития. Сотни православных бросили в тюрьмы, многих отправили на каторгу. У одних из городских ворот, которые назывались «Капана» соорудили двадцать виселиц, на которых вздернули самых активных горожан, среди них были владельцы книжных лавок, бакалейщики, мастеровые, кузнецы и студенты. Но подобные драконовские меры уже не могли ничего изменить — софийцы прекрасно видели, что свобода все ближе и лишь сильнее расходились.

— Черният генерал, умоляем вас, быстрее, идите на Софию, — твердили прибывающие в один голос. — Турки боятся и убегут, но перед этим грозятся сжечь город и всех нас перерезать. Спасите нас!

Поддаваться всеобщей истерии я не стал. Болгары могли быть чрезвычайно красноречивыми и по-человечески их было жаль, но рисковать Особой бригадой совершенно не хотелось. Два или три дня погоды не делали, заодно и Шакир-паша «дозреет», окончательно поняв, что ему ничего не светит.Ситуация для него складывалась критическая. С запада на Софию робко двигались сербы — Моравский корпус под командованием Милойко Лешанина в количестве шестнадцати тысяч человек и сорока шести орудий. Мы стояли с севера, а с востока нас прикрывал отряд генерала Оттона Рауха, подчиняющегося Гурко. Умница Гурко времени не терял и получив поддержку в виде прибывших из России гвардейских дивизий, перешел всеми силами Балканы и сейчас готовился к решительному бою под Филипполем*. Штаб считал, что если победа будет наша, то она ознаменует начало вражеской агонии.

Вечером 12 сентября новая партия беженцев из Софии принесла очередную порцию известий. В городе находились консульства таких стран, как Франция, Австро-Венгрия и Италия. Отчаявшийся Шакир-паша вызвал консулов и предупредил их, что намерен сжечь город нынешней ночью. До чего они договорились, беженцы не знали, но то, что всеобщая паника охватила Софию, могли подтвердить гарантированно. Везде царили хаос и анархия. Из города бежали все, кто мог — турки, болгары, евреи, армяне, сербы, черкесы и все прочие.

Беженцы и находившиеся при Особой бригаде болгарские ополченцы слезно просили не тянуть времени и «идти спасать святую Софию». Они клятвенно заверяли, что башибузуки в ужасе и считают, что Черные гусары непременно вырежут их до последнего человека. Так что думают они лишь о том, как спастись. На сей раз я их послушался и отдал приказ выступать утром. Правда, причиной такого решения стала не всеобщая истерия и не репутация Кара Улюм, а подход бригады Белокопытова и Литовского гвардейского полка под командованием полковника барона Арпсгофена. Вот теперь можно было и продолжить наш победный марш.

Вперед я послал Седова с тремя эскадронами, двумя ротами драгун и сотней донцов, в то время как Громбчевский отправился на запад, искать сербский корпус, от которого было ни слуху ни духу.

Через два часа Седова прислал вестового, сообщившего, что в селе Костинброд они наткнулись на два турецких табора, обменялись сотней выстрелов, после чего неприятель сразу же начал отход на юг. Местность не благоприятствовала кавалерии, они не смогли окружить и добить врага, так что тот сумел спастись.

Ночёвку провели в Костинброде, от которого до Софии было десять верст. Ночью никто не спал. Во-первых, Громбчевский нашел Моравский корпус Лешанина и быстро ввел их в курс сложившейся обстановки. Сербы воспряли духом и сразу же выдвинулись по дороге, встретившись с нами в Костинброде. Авангард союзников составлял две тысячи человек, а их командир полковник Младенович поступил в мое распоряжение. Во-вторых, несколько тысяч болгар окружили наш лагерь и не могли найти себе места от радости, понимая, что завтра мы будем в их столице. Они жгли костры, пели песни, плясали и пили вино, отмечая будущую победу. А в-третьих, мы с Белокопытовым и полковниками засиделись до утра, прикидывая, как будем входить в Софию, что делать с неприятелем и вообще, продумывая десятки возникающих в таких случаев сложностей.

Утро 13 сентября выдалось солнечным. Испаряющаяся роса добавляла в воздух легкое марево. От полковых кухонь тянуло вкусным дымком, нижним чинам начали раздавать завтрак.

Разведка докладывала, что неприятель вряд ли отважится принять бой и отступит. Так оно и случилось, хотя новости принесли нам болгары.

На дороге недалеко от города нас ждала внушительная делегация ликующих софийцев с ружьями и различными музыкальными инструментами. Возглавляли их два человека — средних лет мужчина и женщина с красивым решительным лицом и шикарной густой косой до пояса.