Война и Страсть

— Соскучился?

— Я всегда скучаю по тебе, Катерина.

— А мне плохо, Элайджа. Сердце. В нем рана.

— Значит… В твоём сердце боль, не так ли?

— Так… Маленькая, но глубокая рана. А знаешь почему? Ее имя Хейли. Можешь уходить, и позвать свою драгоценную Хейли. А меня для тебя больше не существует!

— Почему?

— Потому что, ты - моё сердце. Как я буду жить без тебя? А знаешь, я жила… Жила, потому что мы всегда встречались в тайне. Я жила в тайне, но я больше не хочу так жить… Я и так потеряла слишком много. Хватит! Хватит скрываться! Я устала так жить! Я не хочу больше так жить! Если я важна для тебя, то ты скажешь Клаусу о нас, а если я была для тебя женщиной на ночь, то я справлюсь с этим.

Элайджа не успевает опомнится, как Кетрин выставляет его за порог комнаты и закрывает дверь. Элайджа может управлять всем, но не Кетрин оказывается, он не мог управлять. Он не мог управлять любимой, которая поднимает восстание в знак своей любви.

— Катерина…

Элайджа шепчет слишком тихо, но она слышит. Слышит, как он уходит.

Прошел месяц, который они провели словно во сне. Сне разлуки. Сне ожидания. Сон - это половина смерти. Смерть - постоянный адрес скорби. Иногда спать - это значит держать траур. Сон, смерть и скорбь - это печальные братья одиночества. Тогда они были одиноки.

Каждое утро - это ложь. У любви больше не будет рассвета. Ни дневной свет, ни ночная тьма уже не помогут ей… Кетрин думала, что он не вернется, и уже собирала свои вещь, но он вернулся. Вернулся,чтобы отвезти ее в Новый Орлеан и познакомить с семьей. Кетрин прекрасно знала, как отреагируют Майклсоны на ее появление, но она будет терпеть, потому что любит Элайджу,и идя по каменной дорожки, ведущей к особняку, Кетрин убеждала себя в этом.

— Столько шума из-за новой девушки Элайджи, - хмыкает Хейли.

— О, ему же нужна очередная игрушка, для развлечения и снятие стресса, - Клаус садится в кресло, забрасывая нога за ногу. — Не переживай волчонок, ее ждет такая же участь, как ту скрипачку, Джиа. Я с радостью поджарю и эту на солнце.

— Ты жесток, Ник, - Ребекка держит в руках поднос с кофе.

— А вот и они, - Фрея спешит открыть дверь. — Постарайтесь не напугать ее. Элайджа сказал, что она очень важна для него.

— Этого я не обещаю, Фрея, - смеется Клаус, но когда гибрид видит на пороге особняка Кетрин, то улыбка исчезнет с лица Клауса.

— Добро пожаловать, - Фрея обнимает Кетрин, и улыбается ей.

— Здравствуйте, я вас не знаю, кажется, мы раньше не были знакомы, - вежливо начала Пирс.

— Фрея Майклсон, - представляется ведьма. — Элайджа много рассказывал о его Катерине, вас ведь так зовут? Кофе? Кексы? Я лично готовила кексы.

— Это так мило, - Кетрин обнимает Фрею. — Я обязательно попробую.

— Привет, сучка, я скучала, - смеется Ребекка ставя поднос на стол, но Клаус оборачивает его.

— Мы обязательно выпьем Ребекка, - одобрительно кивает Кетрин.

— И как это понимать, Элайджа?!
– Клаус оказывается рядом с Кетрин и отталкивает Фрею. — Отойди от этой шлюхи Фрея!

— Не смей ее трогать!
– Элайджа отталкивает Клауса, когда тот сжимает руку на шее Кетрин. — Я выбрал ее. Я выбрал любовь. На этот раз тебе придется принять Кетрин в семью. Нравится тебе это или нет. Катерина со мной.

— Тогда, добро пожаловать в Ад, Кетрин, - шипит Клаус покидая гостиную.

Он будит мстить, и Кетрин знала, что так и будет. Клаус устроит для нее Ад, и она готова жить в Аду, потому что Кетрин любила.

Но ее любовь к Элайджи уже давно обратилась в яд. В яд, которым она может отравить любого.

* Франция. *

— Ник, и зачем мы пришли сюда, - Кол всматривался в посетителей бара. — Слушай, я не понимаю, зачем ты отдал Элайджи фальшивое письмо? Я ведь знаю, что ведьмы из Чехии используют эту бумагу для заклинание скрытые правды. В моей коллеции темных артефактов есть такая бумага. Так, мне интересно, как долго ты сможешь обманывать Элайджу? Та женщина действительно очень любит его, если ты боишься, что она однажды войдет в семью.

— Я никого не боюсь, Кол, а вот тебе стоит меня бояться!
– Клаус прижимает брата к стене.

— Спокойнее, Ник, я ничего не скажу, - серьезно отвечает Кол. — Разбирайтесь сами.

— Но в конце мы остаемся в бесконечном одиночестве, ведь так, Кол?
– в руках Клауса клинок, и в следующую секунду Клаус пронзает грудь брата.

Страх взял над ним верх. Страх, пусть Клаус Майклсон отвергал чувства, но сейчас его паранойя усугубятся.

Клаус поднимает крышку гроба и всматривается в серое лицо Ребекки. Он принял решение вернуть ее, чтобы она смогла быть рядом с ним и Элайджей. Сейчас безопасно, и он позволит ей жить. Ребекка лежала без сознания и уже ее лицо уже было словно у живой.

— Не драматизируй, Ребекка, - вздыхает первородный крутя в руках клинок.

— Можешь гореть в Аду, Ник!
– еще мгновение она, с вампирской скоростью, оказывается рядом с братом, пронзая его грудь клинком.

— Это на меня не действует, сестра, - Клаус ухмыляется доставая из своей груди клинок.

— Я надеялась, что будет больно, - Ребекка надувает свои губы, словно обиженный ребенок.

— Больно сейчас Элайджи, идем, я все расскажу тебе, - Клаус обнимает сестру выводя ее из онгара.

– - -

— Все хорошо…У нее вышло разбить мне сердце, - шепчет самому себе Элайджа сквозь темноту,и едва замечает приближающие фигуры.

— Элайджа!
– и Ребекка вмиг оказалась в его объятиях.

— С возвращением, сестра, - и Элайджа сильнее прижимает к себе сестру.

— Ник рассказал мне, что эта сучка сделала с тобой, и я поговорю с ней, - шепчет Ребекка прикрывая свои глаза.

Для Элайджи Майклсона наступили темные времена, после того, как он прочитал письмо его возлюбленной.

* Англия. *

Кетрин Пирс не могла спать обдумывала идеальный план. Обдумывала и прокручивала в голове любой вариант развитие событий. Она должна избавиться от Аи, как можно скорее.

Она спрыгнула с кровати и стала рассматривать свои вещи, которые любезно перенесли в комнату, которую выбрала сама Пирс. Старые письма, старые артефакты. Все, что могло понадобиться Пирс для выживание. И вот она наконец добрался до дна содержимого. Особое перо, которым Кетрин выцарапывает на своем запястье послание : Лондон. Ломбард-стрит. Мне нужно, чтобы некая Ая не выжила в этой войне, Люсьен.