Война или мир
Шрифт:
– И не выехать?
– охнула Катя - бандиты убьют, ограбят, и не узнает никто?
– Года четыре назад, так и было бы - серьезно ответил майор - но мы там кулачье и бывших помещиков, которые больше всех мутили, кого в расход, кому "четвертной" по лагерям. Так что год уже как бандитизм в Латгалии, не чаще, чем прости господи, в Москве. Если что и случается, то это ЧП на весь район, тут и прокуратура слетается, и ОМОН, и мы. И всегда виновных находили, и наказывали сурово! Но вот по-мелочи, запросто могут, что вы к ним по-русски, а они "не понимают", и так во всей деревне! Дорогу укажут неправильно, тайно шины проколят, еще чем навредят - а когда вы покупать что-то будете, так вас обсчитают, что Рокфеллер от зависти удавится. Особенно те, кого с отделяемых территорий депортировали - они злобу на нас затаили большую. Но я бы все же вам на Рижское взморье советовал: западное побережье, где Лиепая, и острова, это погранзона, там до сих пор иногда засланных шпионов и диверсантов ловят. А под
– Тогда уж "победа" нужна - заметил Петр Иванович - в "москвиче" неудобно впятером.
– Санек наш маленький - сказала Марья Степановна - он с нами на заднем сиденье поместится. Что сейчас спорить - ближе к тому лету решим!
Санька, шести лет от роду, сын Марьи Степановны и майора, вертелся тут же на кухне. Ему давно полагалось спать - но ведь здесь так интересно! К тому же, когда еще недавно папа с какими-то "лесными" воевал, а мама у тети Ани и тети Люси работала, за их детьми присматривая, и за Саньком тоже, куда ж его оставить - там ложились очень поздно. Особенно когда дядя Юра приходил, и занимался "тренировкой подрастающего поколения", как говорил сам. Или же иногда по вечерам смотрели живое радио, на телевизоре КВН-49 (прим.авт - первых телезрителей даже называли "радиозрителями"). Точно такой телевизор стоит в кабинете у самого Сталина, на известной фотографии в газете! И Сеня с Людой мечтали КВН купить, а Санька к телевизору относился без восторга - уж больно плохо было видно на черно-белом экране, размером с книгу, то ли дело кино, цветное, а иногда даже широкоформатное!
Отзвучал по радио гимн - и все жильцы, собравшиеся на кухне у "тарелки" репродуктора, чтобы прослушать новости, стали расходиться. И тут снова зазвучала музыка. Да какая!
Вставай страна огромная. Которой - и все это помнили - в недавнее военное время предваряли самые важные новости, или речи самого Вождя!
Но голос был не товарища Сталина, а Левитана. Последние сведения из Китая - американские империалисты совершили новое преступление, сбросив еще одну, после Сианя, атомную бомбу. На этот раз - на Синьчжун.
Это название было во всех советских газетах, не далее как вчера. Рассказ о подвиге китайских партизан (конечно же, в такой войне и у них должны быть такие, как наш Ковпак!), захвативших американскую авиабазу, с которой Макартур хотел бомбить Особый Коммунистический район, а возможно, и советскую территорию! Большое фото командира Ли Юншена, с биографией - все как у нас, из бедняков, подвергался угнетению, с юности участвовал в борьбе, имел твердые коммунистические убеждения, организовал партизанский отряд. Отчего китайские товарищи, захватив аэродром, не ушли, как следовало бы партизанам, а сидели в осаде? Так чтобы американцы оттуда взлететь не могли, с атомными бомбами уже на Владивосток или Иркутск! Теперь этого товарища Ли Юншена наверное, уже нет в живых - выходит, он и те, кто были с ним, погибли за нас, за то, чтобы бомбы на наши города не упали? Значит, это истинно "свои" товарищи - и прощать их смерть было никак нельзя!
С минуту в кухне было молчание.
– Завтра с самого утра соли и спичек куплю - произнесла наконец Вера Матвеевна, старейшая из жильцов, помнившая еще революцию пятого года - и еще крупы. Кому сколько, говорите - возьму и на вас, если сумею дотащить.
– Только зажили хорошо!
– бросила Людочка - да что за время такое?
– Вот вам и снижение цен - сказал Сеня (который, уйдя с завода в институт на дневной, постоянно "стрелял" рубли до стипендии, стыдясь что Люда получает больше него).
– Да, теперь бензина для населения долго не будет - сказал Петр Иванович - хотя, может там, наверху еще договорятся?
– Не договорятся - решительно заявил майор Колосков - помните же, что от нас Макартур требовал, грозил: чтоб мы из Китая, а они туда? И будут американские танки на нашей границе стоять. Погано конечно - но уступать нельзя. Тут как в драке: если началось, то или ты, или тебя! Эх, Маруся, опять не удастся нам вместе в отпуск!
И майор тяжело вздохнул.
– Я тоже в военкомат - сказала Марья Степановна - медработники ведь на фронте тоже нужны?
– А Саньку куда? В детдом не позволю!
– Как можно? Я еще давно с Анной Петровной и с Люсей договорилась. Чтобы если что, наших детей вместе растить, чтоб не пропали. И Санек с ними рос, привык уже. Так что, в люди его выведут, если мы не вернемся.
Сашка помнил - большую светлую квартиру у метро "Сокол", где жила "тетя Аня Лазарева, которая в самом ЦК работает и со Сталиным встречается"! Квартира была почти такого же размера, как эта - на одну всего семью!
– но казалась тесной. Там были, кроме самой тети Ани, красивой и доброй, совсем не строгой - еще дядя Миша, военный в очень большом чине, и тетя Люся и дядей Юрой, они вообще-то жили этажом выше,
– Так не объявили же пока - сказала Катя - нет еще войны.
– И не объявят - ответил майор - американцы это такие сволочи, если нападут, то как Гитлер, без всякого объявления. Сначала атомную бомбу бросят - а после, сдавайся кто живой! Но не дождутся - фрицев одолели, и этих тоже. А ведь в союзниках ходили - ну до чего подлый народ!
Санька еще не мог найти Америку на карте. Но в детском саду уже разучивал, вместе со всеми - "покоя нет земле Китая, под иностранным сапогом". Если взрослые говорят, что в Америке живут плохие люди - значит, так и есть?
– А Степка из двадцать третьей квартиры сегодня во дворе говорил, что его папа его маме сказал вчера, "американцы наконец хуйлу усатому мозги вправят".
И в кухне все замолчали. Слышно был лишь как хрипит невыключенный репродуктор, и муха бьется о стекло.
– И кто у нас такой в двадцать третьей?
– сурово спросил майор - хотя, в жилконторе узнаем.
– Саня!
– сказала Мария Степановна - никогда больше не говори такие слова. Те, кому надо, разберутся - а ты молчи!
И все разошлись по своим комнатам. Готовиться к уже наступившему трудовому, пока еще мирному дню. 14 сентября 1950 года, четверг.
Что было на следующий вечер.
Мой приятель из МУРа как-то сказал - как на пенсию выйдет, будет детективы писать. И мне присоветовал тем же заняться. А я ответил, а зачем нашим советским людям знать, что рядом с ними такие экземпляры обитали когда-то?
МУРовцу еще можно, с чисто историческими целями, ведь наверное, уже дети наши не будут знать, что такое уголовная преступность? Как новый УК ввели, резко ужесточающий наказание как раз самым злостным, закоренелым рецидивистам. Чтоб никаких "воров в законе", "авторитетов", в принципе на воле существовать не могло - да и в лагере они были не авторитетами, а самими последними париями. А вот по нашему ведомству, куда сложнее - пока всемирный коммунизм не победит, так и будут капиталисты и своих шпионов к нам засылать, и всяких там, морально разложившихся соблазнять. Как этого вот... спать уже охота, рабочий день-то у нас ненормированный! Ничего - я зато после домой пойду, а этот в камеру, хехе!
И отчего эти так любят дневники писать? Ладно еще, переписка - но в личный дневник заносить такое, что готовая доказательная база для 58й статьи? Приятель мой, который с высшим образованием, говорил про какой-то синдром, медицинские термины - я, человек простой, понял лишь, что психика наша так устроена, что в себе удержать никак нельзя, ни с кем не поделившись. Ну, нам же легче!
И что пишет, сволочь? И конечно, мнит себя единственным и неповторимым - хехе, сколько лишь передо мной таких прошло, вот позавчера похожего допрашивал! Я конечно, философии не изучал, но здравым умом завсегда скажу, ну не может быть абсолютной свободы, коль ты среди людей живешь, а не каким-то робинзоном как в детской книжке. Ну а если считаешь, что никому ты ничем не обязан, а сам значит, от общества потребляешь и пользуешься - так мы тебя счас ограничим!