Война крыш
Шрифт:
— Мать видела? — спросил Гия. — Как она там?
— Она тут, во дворе. Сестра тоже… Ленка, Боаз. Все наши…
— Потом поговорите. Вопрос Вике… Есть ли у Гии друг по имени Борис? Где он живет? Видела ли ты их вместе?
— Борька…
— Говори, как ты в протоколе допроса показывала…
— Есть…
— Ты что скажешь, Гия?
— Не знаю. Какой Борис?!
— Балабан! Пойми, Гия, это глупо — врать! Там во дворе твои друзья, мать. Все знают, что он твой друг…
Джерри за столом соединял и разъединял пальцы рук. Ему было скучно.
— Вопрос
Она вздохнула.
— Как ты показала в протоколе допроса?
Вика молчала.
— Может, я сам прочту? — Переводчик достал протокол. — Тут правильно записано? «Гия сказал: „Если Борьку посадят, мне конец“»…
Напарник Гии по камере Илья вел себя беспокойно.
Ему требовалась травка.
Ночью не мог уснуть. Орал. Не переставая просил, чтобы вызвали врача. У него и в самом деле поднялась температура.
— Суки!.. Врача! Умираю!
В соседних камерах тоже начали кричать:
— Помоги! Видишь, человек умирает! — Почти в каждой камере были «русские».
Напротив запели популярную песню: «Черти окрестили меня вором…»
Кто-то из полицейских не выдержал:
— Завтра придет врач в соседнюю камеру. Я скажу ему…
— Дай хотя бы шампунь! Грязь смыть…
Полицейские знали все его приколы. Все же отсыпали у соседей — у кого сколько было — стакан порошка. Илья развел его водой — влил внутрь. Ночью его рвало. До утра не вставал с параши…
Все знали, что его ломает.
Утром караулили врача. Он не должен был пройти мимо их камеры, но Илья все равно боялся его пропустить.
К обеду он совсем отчаялся. Снова кричал не переставая.
Дежурный пообещал надеть на него браслеты, ручные и ножные, если он не прекратит.
Худой, в кипе, заросший рыжеватой щетиной, в мятых шортах до самых худых икр, Илья качался, как маятник, — от двери к кровати.
Врач наконец пришел — смешливый, неудачливый, в белом халате, в кипе. С любопытством взглянул на Гию.
— Рэцах!..
«Убийца…»
Потом занялся напарником. Состояние наркомана он определил сразу. Дал каких-то таблеток.
— На ночь тебе принесут еще…
Уходя, оглянулся на Гию:
— Шалом…
Серьезность совершенного преступления поднимала Гию над другими сидевшими в Русском подворье.
Илья, приняв таблетки, успокоился. Поднял с лежака газету с портретом Иосифа Кобзона.
Они еще не успели поговорить о нем.
— Земляк. Я эту «Совершенно секретно» везде с собой ношу… — Илья ткнул в заголовок. — «Кобзон: „Я знаю имя своего убийцы“
Под коллажем с портретом предполагаемого убийцы, заранее пригорюнившись, и, как оказалось, совершенно напрасно, страдал сам певец.
— Твой нищий мог тоже сказать: «Я знаю имена моих убийц — Гия и Борис». Так?
— Получается.
— И его ты убить бы мог? — Илья показал на портрет.
— Почему нет?
Он, Гия, был рэцах
в глазах сидевших! Убийца, обвиненный в совершении одного из 72 убийств этого полугодия…— Обрадовать тебя не могу, парень…
Напарник, уже побывавший в нескольких тюрьмах, в том числе в тюрьме Дамон, где сидели особо опасные, повидал многое.
— Если твой адвокат ничего не придумает, вам светит пожизненное… Я тут ехал с суда в машине с одним…
Он назвал имя. Гия слышал об этом деле.
Окружной суд Иерусалима приговорил к пожизненному заключению троих содержателей бюро по сопровождению, убивших свою служащую. Чтобы замести следы, они увезли труп проститутки в район Эйн-Хемед и засыпали там камнями…
— Ну, ты даешь, Илья… Во-первых, мы несовершеннолетние!
— Кто у вас следователь?
— Роберт Дов.
— Они тут все одинаково работают. Прокуратура предложит сделку: «Мы не будем просить вам пожизненное — только по 15, а вы признаете обвинение…»
— Следователь тоже так говорит.
— Пятнадцать лет. По половинке выскочите! Что ваши годы!
— А если так, чтобы хоть один выскочил!..
— Кто?
— Бросили бы жребий!
— Это с самого начала надо думать. Борька признался. Значит, его адвокат заключит соглашение с прокуратурой. Тебе как-то надо войти с ним в контакт… Может, когда повезут на суд. Для продления… Отношения у вас нормальные?
— Да вроде. А что?
— Обычно ломаются. Подельники никогда не воруют по новой вместе…
Тем временем пацаны в камерах начали обычный концерт. Завели все вместе нестройно:
«На крутом косогоре стоит крест деревянный…»
Срок содержания под стражей продлевали в Восточном Иерусалиме на улице Салах-эт-Дина в Окружном суде. Автозака для арестованных, как в России, тут не было, роль «воронка» выполнял микроавтобус с отгороженным решеткой отсеком для конвоя в «задке».
Гии надели браслеты еще в камере. У порога добавили еще ножные кандалы.
— Давай! — напутствовал Илья. — В суде железо сымут — тогда решай! Может, чего сможешь!
К этому времени они стали своими. С Ильей можно было сидеть, пока поступали колеса от врача. Иногда только на него находило: «Знаешь, блин, кто я? Кликуху слыхал Хатуль Закен? Старый Кот? Это я! Меня вся израильская мафия боялась!»
— Не бзди! — крикнул он Гии напоследок. Микроавтобус подали к самым дверям изолятора временного содержания.
Двое полицейских устроились за решеткой по обе стороны от входа. Жалюзи на окнах позволяли видеть двор. Ничего необычного внутри Русского подворья не происходило.
У главного здания автобус остановился. Полицейские вышли. У них были какие-то дела. Заперли за собой обе дверцы — в перегородке и в кузове. Железо с Гии не сняли…
Вернулись они скоро и не одни. Кто-то шел в середине. Гия не мог рассмотреть. Один из полицейских поднялся в кузов, открыл замок, снова подался назад…
— Борька, блин!