Война миров

Энрике кое-как справился с собой, представил меня старшему другу, а в политике – еще и учителю. Мы втроем не спеша подошли к конюшням, где я стала центром внимания. Энрике несколько оживился, но тут же набычился, перехватив пару адресованных мне мужских взглядов. Похоже, он не ожидал, что я буду пользоваться успехом.

Прогулка оказалась самым скучным великосветским мероприятием, на каком я побывала. Мужчины соревновались между собой в умении править конем, девушки старались держаться раскованно, но при этом будто лишнее слово боялись произнести. Конкурентку во мне не видели, это точно. Похоже, в этой компании Энрике давно списали как безнадежного.

В лесу я самую малость приотстала, а Энрике как раз втянулся в спор с двумя приятелями. Я обернулась, увидела, что позади меня один лишь Арриньо, и придержала мерина.

– Сеньор Диегос просил вам передать, что те синайские тюльпаны, о которых вы отозвались столь нелицеприятно, к четвергу все-таки непременно расцветут.

Арриньо не вздрогнул. Он на миг посмотрел мне в глаза – остро, колюче.

– Благодарю вас, сеньорита Кастро. Непременно навещу сеньора Диегоса в конце недели. Хочу сам убедиться, что эти капризные цветы прижились.

Некоторое время мы ехали рядом в молчании.

– Вы давно в столице, сеньорита Кастро?

– О нет! Приехала поступать в колледж.

– И сеньор Диегос…

– Он друг моего родственника и не отказывается помогать мне добрыми советами. Деревенской девушке вроде меня трудно в большом городе, поначалу можно наделать много ошибок.

Арриньо хохотнул и доверительным тоном сообщил:

– Вы, сеньорита Кастро, выглядите именно так, как себе представляют деревенскую простушку все эти хлыщи. Если б они видели настоящую деревенщину, то не смогли бы и пары минут провести в ее обществе. Но они знают о простом народе лишь по книжкам.

– Что поделать, – я ослепительно улыбнулась. – Я выросла без родителей, с бабушкой и дедушкой. А они уж постарались привить мне именно книжные манеры.

– Хорошо постарались. Беднягу Энрике вы сведете с ума. Это входит в ваши планы?

– Конечно же, нет.

Арриньо поглядел на меня с искренним удивлением – и одобрением.

– Глядя на вас, ничего другого в голову не приходит. Простите за откровенность. Вы же его идеал.

– Энрике всегда мечтал связать жизнь с простой девчонкой?

– Он большой романтик. Но вот его дражайшая матушка… Берегитесь ее.

– Почему же?

– Потому что она не станет задавать вопросы о ваших планах насчет ее сына. А проблемы решает лишь самую чуточку медленнее, чем создает.

– Благодарю вас, доктор Арриньо. Я стараюсь не провоцировать ненужные мысли… что у сеньоры, что у ее сына.

– С сыном получается откровенно плохо. – Он засмеялся. – Впрочем, это не ваша вина. Сказывается его происхождение…

Он подвесил фразу в воздухе. Я промолчала.

– Весь в матушку. Она в молодости тоже была особой увлекающейся, но это не беда. Беда, что она никогда не знала меры и порой бывала утомительно навязчивой. Я с большим уважением отношусь к ее мужу. Этот брак для него – истинный подвиг. Да, поговаривали, что он предпочитает сложных женщин. Сложной была его первая жена. Он любил ее страстно. Недоброжелатели, конечно, сплетничали, будто у нее скверный нрав, но поверьте очевидцу – это была одна из самых умных женщин нашего времени. Пилар, к сожалению, в подметки ей не годится. Даром что молода и здорова… А вы отлично держитесь верхом. Сами искали тренера или положились на советы Пилар?

– Сеньора Вальдес привезла меня к тренеру и была так добра, что убедила его исправлять ошибки деревенской девушки, которая умела держаться на лошади, но совершенно не умела ездить красиво.

– Ого! Значит, она привезла вас к своему тренеру?

Я оценила подтекст. Похоже, Арриньо лучше прочих был осведомлен о личной жизни сеньоры.

– Да у вас настоящий талант, сеньорита Кастро. Вы умеете входить в доверие даже к таким подозрительным самкам, как Пилар. Ценное качество… Да будет вам известно, она скрывает эту сторону своей жизни. И если она посвятила вас…

– И что же тайного может быть в увлечении верховой ездой?

– Хотя бы то, что Пилар сидела на лошади единственный раз в жизни. Это случилось при мне. Она всегда боялась лошадей. Ее убедили сесть в седло, лошадь мотнула головой, Пилар с перепугу завизжала, поджала ноги и рухнула наземь, сломав руку. Лошадь, не сделавшая даже шагу, смотрела на нее так удивленно, что я с трудом удержался от хохота. Впрочем, – он бросил быстрый взгляд вперед, где Энрике разворачивал коня в нашу сторону, – поговорим лучше о вашем образовании. Итак, вы хотите поступать в колледж. Какую же специальность вы выбрали?

– Я бы хотела стать архитектором.

Энрике уже приближался.

– М-м… – Арриньо поджал губы и покачал головой. – Позвольте сказать: не лучший выбор. Это мужская профессия. Инженерная. Не сомневаюсь, что у вас хватит сообразительности освоить ее, но чего вы добьетесь в жизни? Ваши коллеги-мужчины не будут считаться с вами. Вам придется проявить недюжинную силу воли, чтобы убедить всех: главное в вашем черепе – не хорошенькое личико, а качественные мозги. Это трудно. Не лучше ли потратить силы на что-нибудь близкое, но не столь мужественное?

Энрике поравнялся с нами и навострил уши. Пусть слушает, мне не жалко.

– Но, доктор Арриньо, у меня есть мечта… Мне так нравится красота зданий, мостов…

– Верю. Скажите, вы умеете рисовать?

– Немного.

– Никогда не думали, может быть, вам подойдет не архитектура, а дизайн? Это менее жесткая дисциплина, и там вы сможете проявить свои женские черты – утонченность и строгость, чувство меры и легкость стиля.

– Я никогда о том не думала, доктор Арриньо. Мне казалось, это часть профессии архитектора.

– Не совсем, не совсем. Я не спорю, колледж вам потребуется. Но, возможно, не инженерный, а колледж искусств. Да, поступить в него будет сложнее, но вы умная девушка, вы справитесь, к тому же есть время для подготовки.

Арриньо с каждой минутой нравился мне все больше. Спокойный, уверенный, мудрый. Хосе упомянул, что он завербован очень давно, и похоже на то, что согласился с нами сотрудничать по идейным соображениям. Разумеется, с ним надо соблюдать предельную осторожность, в первую очередь потому, что сам он не считал себя завербованным, а полагал, что в нашем лице отыскал партнеров для достижения общей цели. А во вторую – потому, что никакого серьезного компромата у нас на него нет и припугнуть в случае чего нечем. Хосе подозревал, что на Арриньо нет компромата ни у кого, зато у него есть на всех. Потому-то ему никто не доверял и никто не смел заступить ему дорогу.