Война, на которой мы живем. Байки смутного времени

Поэтому финские эмиссары и не ездили особо по Карелии агитировать за «Великую Финляндию».

Там все больше, осваивая бабло Сороса, эстонцы копошились, которых финны, кстати, считают анекдотически тупыми.

Потому что какую ты «либеральную демократию» вместе с твердой европейской валютой ни пообещай карелу, он лучше уйдет в леса, чем будет жить в «Великой Финляндии». А стреляют карелы, природные охотники и лесовики, ничуть не хуже самих финнов: один же, по сути, народ.

Только веры разные.

Это — очень важно.

И это, кстати, очень хорошо понимал бывший украинский президент, когда пытался всеми силами расколоть православную церковь на Украине.

Потому что тогда у его «бандерлогов», может, и сбылась бы мечта сделать невозможным наше совместное с малороссами и другими украинцами сосуществование по сербско-хорватскому или карело-финскому варианту.

И то, что нам пришлось бы для этого, как бы это помягче выразиться, совсем немного друг друга порезать, их, понимаете ли, ни капельки не волновало.

Даже наоборот: это было бы весьма полезно для «необратимости национальных процессов», как с предельным цинизмом дорвавшегося до кормушки шакала выражался один из украинского президента сподвижников, отвечавший в теории за Голодомор, а на практике обладавший поддельным дипломом о высшем образовании, зато богатым опытом сутенерства на одной из украинских автомобильных трасс.

Весьма, вестимо, нравственный человек.

К счастью, у этих выродков — теоретиков и практиков братоубийственной резни — ничего не получилось и на уровне церкви.

И надеюсь, теперь уже — точно не получится.

Никогда.

Наш город — ваша столица

Мне уже как-то приходилось писать о том, с чем не раз сталкивался и в различных регионах моей бескрайней России, и в тех местах, которые, начиная с девяностых, с какого-то перепуга принято именовать ближним зарубежьем.

Хотя какое оно, на фиг, зарубежье? Наши же люди живут — со всеми достоинствами и недостатками.

И никакие новодельные (и, мне почему-то так кажется, временные) государственные границы, проходящие, иной раз, через одну деревню, не могут изменить то главное, откуда и происходит само понятие рубежа: многовековой уклад жизни, который ясно говорит, что за рубежом — чужие.

Не обязательно враждебные, иногда — вполне даже и дружественные. Но — чужие.

Помню, как поражались «политики» в Киеве и в Москве, когда в самый разгар «газовой драки», на фоне жесточайшего информационного противостояния, «дорогие расеяне» вместе со «щирыми украинцами» дружно голосовали на «Евровидении» то за, Господи прости, Диму Билана, то за норвежско-белорусского Рыбака. Да какая разница?! Все — свои…

Этого, извините, ни одной границей не перешибешь: люди, по сути, говорят на одном языке, верят в одного Бога, у всех везде родственники проживают. Один язык, одна территория, один Бог. Это единый народ, вообще-то. Короче, одна страна. Никуда от этого не денешься…

А если есть одна страна, значит, у этой страны обязательно должна быть столица, по-другому не бывает.

И вполне естественно, что за жизнью этой столицы регионы довольно пристально наблюдают. И удивляются: москвичи, мол, стали какие-то другие. Злые. Жесткие. И безо всяких раньше присущих этому великому городу старомосковских интеллигентских соплей. Научившиеся — небывалое для советской Москвы дело, кто в армии служил, тот поймет, — действовать солидарно. Поддерживая друг друга иногда даже в ущерб собственным интересам (нет, без особой благотворительности, конечно, но — все же, все же).

Давно уже заметил, часто бывая в командировках и на рыбалках и в старые, и в нынешние времена, резкий рост взаимных земляческих чувств: помочь при заселении в гостинице, порекомендовать, даже если не просят, хороший ресторан — «самый лучший в этой жопе мира». Где бы, извините, эта «жопа мира» ни располагалась — хоть в Париже, хоть в Лондоне или Вашингтоне. Пригласить в компанию, если видишь, что земляк один и откровенно скучает. Просто поддержать…

Это, на самом деле, не я придумал. Это народное творчество фанатов моего любимого столичного «Спартака», быстро подхваченное сторонниками других московских клубов: «Наш город — ваша столица!»

Да, наверное, это очень высокомерно, соглашусь. Но означает это только одно: столица с точки зрения «психологии масс» — это всего-навсего «вектор общенационального тренда».

И не только для «русского мира». Этот закон — общий, общечеловеческий.

А значит, вы через какое-то время станете в чем-то похожими на нас. В конце концов — один народ, никуда от этого не денешься.

Судьба.

Глава 6. Война, на которой мы живем

Наивысшая ценность

Удивительно, но об этом нам напомнила экономика.

Точнее — ее демографическая составляющая. Которая, зараза такая, весьма убедительно показала, что наивысшей ценностью государства Российская Федерация является ее собственный народ. Без которого, оказывается, не имеет никакой цены и вся гигантская территория со всеми полезными ископаемыми: без государства, а, значит, без народа, как опытным путем начал догадываться отечественный бизнес, — толку от этого богатства никакого. Просто отберут, отдарившись, в лучшем случае, бусами для аборигенов и виллой в Майами для одного-двух вождей.

Обидно, знаете ли, но наши бизнесмены — хищники на этой земле отнюдь, извините, не единственные. Есть и покруче динозавры. Сожрут — и не постесняются. Опыт показал.

А для того, чтобы не отобрали, народ должен быть сильный и многочисленный. И переживать за отечественный бизнес должен, как за свой собственный.

А со всем этим, как известно, траблы.

И народа у нас, как выясняется, маловато, и — чего уж там греха таить — качество его херовато.

В том числе и качество его, народной, жизни.

Ну, а то, как этот народ относится к своему же бизнесу, убедительно доказала радостная для миллионов российских болельщиков победа скромного французского «Осера» над нафаршированным газпромовскими деньгами «Зенитом»: вот и поди, сделай для этих людей что-то хорошее.

Однако — приходится. Потому как бизнесу нужна и сильная твердая власть, способная отстаивать, в том числе, и его интересы перед обществом. А такая власть невозможна без сильного, плодовитого и, простите, сытого народа.