Война нервов

Сейчас он словно перенесся в древность. Ощутил себя поначалу бедным римлянином в грязной и душной инсуле, а затем богачом – в этакой роскоши.

Здесь банщики, включая массажистов, носили скромную одежду рабов. Лобингер уже минут пять делился впечатлениями с Габриелем. Последний улыбался и едва сдерживался от словоблудия собеседника, говорившего исключительно о том, что его окружало – о роскоши и рабах, об отвлекающей системе «хлеба и зрелищ».

– Даже рабы бывали разными. Городской раб вел праздный образ жизни. Он вставал с рассветом, мыл лицо, полоскал рот. Съедал кусок мяса и запивал его вином. После второго завтрака, также весьма скромного, у раба наступал полуденный отдых. Он шел в баню – позаниматься в гимнастическом зале, пообщаться и потрахаться с другими рабами. Если, конечно, нравы раба были не слишком строгими.

Лобингер округлил глаза, спрашивая: «Ну как тебе?»

«С ума сойти!» – взорвались глаза Габриеля. На очереди терпение.

Лобингер родился в Швейцарии. Не беря в расчет швейцарцев из ватиканской гвардии, Габриель мог назвать клише об этой стране и людях: горы, гномы, часы, сыр, плитки шоколада, похожие на слитки золота, и слитки золота, похожие на плитки шоколада, а еще Пьер Лобингер. Ему на роду было написано со скучной миной на лице проявлять сумасшедшую работоспособность, свойственную всем швейцарцам. Даже юмор вскрывал его патологическое занудство.

Лобингер возглавлял небольшое – четыре сотрудника, включая секретаршу, – частное бюро расследований, походившее на аукционный дом Сотбис в Нью-Йорке. Вместо произведений искусств Лобингер продавал информацию любого рода. Имея связи с разведками иностранных государств и коммерческими структурами, существующими под крышами разведсообществ, он брался за самые трудные дела. Он в течение недели работал на Габриеля, и теперь его работа подошла к концу.

– Другая категория рабов…

– Бросай трепаться о рабах! – все-таки терпение Габриеля лопнуло.

Лобингер рассмеялся.

– Где мы можем поговорить тет-а-тет?

Они уединились в отдельном калидариуме. Лобингер сел на мраморный бортик бассейна, опустив ноги в теплую воду. Габриель последовал его примеру.

– Начало твоего дела лежит в 1939 году, – начал Пьер. – Советской разведке удалось внедрить в МИД Германии своего человека. Его имя… – Пауза. – К сожалению, его имя мне установить не удалось.

«Врешь, сука», – приветливо улыбнулся Габриель. Он знал этот прием и сам частенько скрывал от заказчика то, что ему было известно. Затягивая дело, порой можно вытянуть больше денег.

– Я буду называть его тем именем, под которым он и был внедрен в ведомство Риббентропа, – продолжил швейцарец.

«Карл фон Фрикке», – улыбнулся Габриель. Он мысленно повторил это имя еще раз, смакуя, ощущая прилив сил, словно советский разведчик был его родственником и он долгие годы ничего не знал о его судьбе. Габриель подумал о следующем: если он все же услышит его русское имя, то оно рядом с немецкими именами будет звучать контрастом. Он не хотел слышать диссонанс.

Лобингер приступил к делу.

– Итак, его имя Карл фон Фрикке. Родился Карл в 1918 году. На момент главных событий, о которых пойдет речь, ему было двадцать семь.

– Всего двадцать семь… – Габриель недоверчиво покачал головой. Он изучил паспортные данные Карла и все же не верил в его возраст так, как не мог представить себе Рейтера в этом же возрасте.

– Пока я не стану утомлять тебя легендой Карла, ты найдешь ее в отчетах и подлинниках. Она, как сказали бы советские аналитики, чиста и безупречна.

– Иначе и быть не могло.

– Именно. Речь пойдет о последнем задании Карла. – Лобингер взял паузу. – Когда я расследовал это дело, мне пришли на ум определения: «он дорвался», «были варианты»… Главными действующими лицами в этой истории были три человека: вице-консул германского посольства в Мадриде Карл фон Фрикке, шифровальщик посольства Томас Хассель и секретарь Вильгельм Рейтер. Все трое работали в Мадриде с 1940 года. Сдружились. Образовали некий тройственный союз. Menage a trois, – на безупречном французском сказал Пьер, уроженец французского кантона. – Штаб-квартирой выбрали дом испанки Марсии Гонсалес, любовницы, а впоследствии жены Вильгельма Рейтера. Избегали политических тем. Гиля, обилие имен тебя не сбивает с толку?

– Я привык к массивам любого рода, – ответил Габриель. – На самом деле имен немного: ты назвал пять. Включая мое. – Он повысил голос: – Не называй меня Гилей!

Лобингер кивнул и продолжил:

– Томас Хассель. Его можно назвать зачинщиком. Он давал приятелям темы для обсуждений, что сейчас принято называть информацией к размышлению. В 1943 году через руки Хасселя прошла шифровка, содержание которой говорило об агенте швейцарского МИДа и о том, что он был не последним человеком в операции по переброске двух тонн золота из Швейцарии на адрес немецкого посольства в Мадриде.

– Эти данные ты получил от швейцарских источников?

– В основном из архивов «Штази». Много очень интересных документов ждут своих покупателей. Кстати, я потратил двенадцать тысяч долларов.

– Отлично, – равнодушно отозвался Габриель. Эта мизерная сумма вызвала на его губах презрительную усмешку. Всего двенадцать тысяч долларов не за тайну, а за подлинную историю и подлинные документы…

– К счастью, мне не пришлось иметь дело с американцами, – продолжил Лобингер, бултыхая ногами в бассейне. – Как ты знаешь, весной 1990 года документы службы безопасности «Штази», содержащие ценную информацию, в результате денежной сделки попали в руки заинтересованных сотрудников ЦРУ. Затем контрабандой были вывезены в Штаты. Значительную часть разведывательного архива восточным немцам удалось переправить в Советский Союз. Другая часть документов уцелела благодаря расторопности офицеров службы безопасности Восточной Германии, имевших доступ к хранилищам и успевших опередить разъяренные толпы восточных немцев: в январе 1990 года они штурмом взяли здание штаб-квартиры службы безопасности на Норманнен-штрассе в Берлине. Офицеры безопасности должны были сделать все возможное, чтобы архивы не попали в руки рядовых немцев, потому что папки с документами содержали имена секретных сотрудников «Штази». По горячим следам в те бурные времена их могли просто размазать по останкам Берлинской стены. Еще одна часть документов «Штази» пошла на продажу. Кто-то передал сведения в частные руки как залог спокойной жизни в новых условиях [17] .

17

По материалам «Независимого военного обозрения».

Лобингер выставил ладонь, как бы говоря, что он уже подходит к концу и рассказал все, что считает нужным.

– И, наконец, последняя категория. Есть агенты-наводчики. Маклеры. Они связаны с владельцами документов, которые уже давно обеспечили спокойное будущее своим детям. Это кадровые сотрудники Министерства госбезопасности ГДР. Незадолго до объединения двух Германий они разъехались в различные страны, прихватив значительную часть документов. Они занимаются исключительно продажей, – подчеркнул Лобингер. – Искать выгоду из самих документов – дело других людей. Они говорят себе: «Не распаляйся». И правильно делают. Продавцы же зарабатывают деньги на шантаже, включая, конечно же, шантаж политический. В ведомстве Гельмута Коля, к примеру, разведка «Штази» не прослушивала разве что туалетные комнаты. Стали всплывать такие подробности, после которых люди обычно сами подают в отставку, или их убирают с глаз подальше. Или пускают себе пулю в висок.

– Я понял, – быстро-быстро покивал Габриель. – Восточногерманская разведка не могла не проявить интерес к «мадридскому золоту», потому на протяжении ряда лет вела собственное расследование. И за дополнительной информацией ее сотрудники обращались в КГБ.

– Конечно, – улыбнулся Лобингер. – Но вернемся к нашему «тройственному союзу». К слову сказать, псевдоним швейцарского агента – Сокол. И это имя попало на глаза Хасселю лишь дважды. Последний раз – в 1945 году. «Согласовать место встречи с „Соколом“, – это первая телеграмма за подписью личного секретаря Риббентропа. Вторая, наоборот, ушла из мадридского посольства в Берлин через два дня: «Передача груза „Соколу“ тремя поверенными состоится у церкви Сан-Каэтано послезавтра в 22.30». Собственно генезис этих телеграмм лежит в основе операции по переброске золота в германское посольство в Мадриде. Советский разведчик сделал однозначный вывод: в последних шифровках, где снова упоминался агент Сокол, речь шла именно о золотых слитках.