Война неудачников

И если после всего этого нам удастся проскользнуть мимо космического сражения и унести ноги из этой системы.

Шикарный план, да?

Каковы шансы на успех? Стали бы вы делать ставки на скачках с такими же шансами?

Так то скачки. Игры в жизнь куда более азартны. Не знаю, как насчет выигрыша, но проиграть можно куда больше.

Жизнь, например. Высшая ставка в самой азартной игре.

– Думаю, что сейчас они уже поднимают перехватчики, – сказала Кира. – Или отдают приказ орбитальным силам уничтожить глайдер. А может быть, для надежности они попробуют сразу оба варианта.

– Тут что, кроме меня, никому больше жить не хочется?

– А ты, случайно, не рассчитывал, что будешь жить вечно?

– Нет, но и похороны на завтра я тоже не планировал.

– Не беспокойся, не будет никаких похорон, – обнадежила Кира. – Разлетимся пеплом по атмосфере, и все дела. Экстремальная кремация – вот как мы это называем в ВКС.

– Я уже понял, что ВКС полны оптимистов.

– Жизнь безжалостна. Космос тоже.

– Я не отвлекаю тебя разговорами?

– Нет. – Кира заложила вираж, и тройная перегрузка вдавила нас в кресла. – А эта штука еще неповоротливее, чем я думала. Но и прочнее, так что неожиданный плюс немного уравновешивает неожиданный минус.

– Знаешь, я предпочел бы не испытывать пределы этой прочности.

– Это уж как получится.

Новый маневр капитана Штирнер отразился в моем теле очередной перегрузкой, после которой слова показались мне слишком тяжелыми и не настолько важными, чтобы произносить их вслух, и я заткнулся.

Если верить армейской статистике Альянса, в общевойсковом бою десантник в среднем живет около трех секунд. В тяжелой боевой броне – пять.

Пилот истребителя в среднем живет десять секунд. Довольно существенная разница, если не уточнять, сколько времени и денег требуется на обучение того и другого.

Полгода десантника против шести с половиной лет пилота ВКС.

О чем нам говорит эта статистика?

Например, о том, что штатские люди, оказавшиеся в зоне конфликта, гибнут в первые же секунды столкновения, и нам бы сейчас держаться подальше от орбиты, вместо того чтобы намеренно лезть в самое пекло.

– Ты уже можешь начать вызывать свой корабль, – заметила Кира. – Мы будем в точке встречи минут через двадцать, если нам не помешают.

Сейчас самое время выяснить, что Азима на корабле уже нет или он не может покинуть станцию. Или что станция уже не существует.

Впрочем, мы с Азимом за последнее время неплохо узнали друг друга, и я надеялся, что придуманный мной фортель не окажется для него полной неожиданностью.

Если же дело не выгорит, нам придется сажать глайдер на поверхности, что трудно, но в принципе реализуемо, уходить в леса и ждать, чем закончится битва за планету. А потом уже как-то договариваться с ее новыми (или старыми) владельцами.

То, что это в любом случае будут не люди, большого оптимизма мне не прибавляло.

Я включил коммуникатор, и в кабину ворвался голос диспетчера, требующего, чтобы мы немедленно сбросили высоту и отправлялись на указанную им площадку, грозящего уже высланными за нами истребителями и предупреждающего о суровости законов военного времени. Я щелкнул переключателем, и голос диспетчера уступил место треску помех.

– «Ястреб», «Ястреб», это Стоун. Позывные три ноля двенадцать пятьдесят шесть.

А в ответ – тишина.

Наверное, каждый доживший хотя бы до тридцати лет человек может сказать, что он наделал в жизни много глупостей, однако глупости, граничащие с суицидом, у нормального человека можно пересчитать по пальцам. Как правило, по пальцам одной руки.

Наша выходка на Веннту скорее всего была самой феноменальной глупостью, которую только можно было придумать, и от нее до суицида оставалось не то что пара шагов, а буквально пара сантиметров.

Пожалуй, так близко к смерти, как сейчас, мне довелось побывать только на Новой Колумбии, во время нашего последнего боя со скаари, когда мы держали оборону в системе пещер, а их пехотинцы перли на нас из джунглей. Тогда нас спасло только вторжение на планету кленнонских войск.

Теперь же вторжение кленнонских войск нам только мешает. Собственно говоря, если бы этого вторжения не было, мы покинули бы планету в штатном порядке, и необходимость придумывать столь идиотские планы не возникла бы вообще.

– Перехватчики в зоне пуска ракет, – бесстрастным голосом сообщила Кира. – Пуск пока не зафиксирован.

Я продолжал вызывать Азима, не отвлекаясь на подобные мелочи.

– Возможно, на нас просто не хотят тратить ракету? – предположила девушка. – Попробуют подойти поближе и сбить при помощи менее интеллектуального и дорогостоящего оружия. И я их прекрасно понимаю. Я тоже не стала бы тратить ракету на какой-то жалкий глайдер, у которого и собственного вооружения-то на борту нет.

Если Азим не выйдет на связь в течение ближайших минут, аварийный план эвакуации надо сворачивать, подумал я. Лучше подчиниться требованиям местных властей, сесть, куда они укажут (а это скорее всего окажется какая-нибудь военная база) и надеяться, что эта база не окажется в списке первоочередных целей сил вторжения.

По сравнению с этим вопросы местных эсбэшников относительно наших планов и цели угона глайдера – сущие пустяки.

Я поймал себя на мысли, что в этом столкновении мои симпатии находятся на стороне веннтунианцев. Ведь если нет каких-то конкретных предпочтений, то болеют всегда за слабейшего, правда?

– И это очень хорошо, что они не хотят тратить на нас ракету, – добавила Кира. – Потому что уворачиваться от современной ракеты с интеллектуальным наведением куда сложнее, чем от очереди из импульсной пушки или плазменного заряда. Я не уверена, что на этом бегемоте вообще можно увернуться от ракеты. Хотя…

Интересно, все пилоты ВКС во время боя такие болтливые, или мне опять исключительно повезло?

Холден все же умнее меня.

Он решил остаться на земле. И я уже даже не уверен, что, пока я ходил за Кирой, он нашел именно два годных скафандра.

Может быть, это просто такой благовидный предлог, чтобы самому не лезть в пекло… Он все-таки сотрудник СБА, а не камикадзе.

Как только я подумал про камикадзе, Кира бросила машину в такую фигуру высшего пилотажа, что небо и земля дважды мелькнули у меня перед глазами, меняясь местами, а тело прочувствовало каждый квадратный сантиметр впившегося в него ремня безопасности.

– Маневр уклонения, – пояснила девушка, стабилизируя летательный аппарат и возвращаясь к прежнему курсу.

Я не успел рассмотреть, от чего именно мы уклонялись. Впрочем, существует теория, что заряд, который тебя убивает, тоже еще никому не удавалось рассмотреть.

Ладно, поскольку вспышек ослепительного света не было и ни по какому темному туннелю я не летел, буду продолжать думать, что мы еще на этом свете.

– «Ястреб», «Ястреб», я Стоун…

– Мы уже в верхних слоях атмосферы, – сообщила Кира. – Ах ты ж, падла…