Война по понедельникам (сборник)

Валентин шагнул на открытое место, выпрямился во весь рост.

— Резвый, — позвал он.

Паренек вскочил, оглянулся, застыл в неудобной позе, увидев наставленный автомат.

— Что скажешь? — спросил его Валентин весело.

— Ненавижу, — буркнул Резвый.

В глазах его блестели слезы, по лицу была размазана грязь, на левой скуле — ссадина.

— Это понятно, — Валентин усмехнулся. — Я удивился бы, ответь ты, что испытываешь ко мне нежную любовь. На «голубого» ты не похож, так что я тебе просто не поверил бы. Поэтому давай договоримся раз и навсегда: мы — враги, ты меня ненавидишь, я тебя… хм… аналогично. Но в данный момент у меня неоспоримое преимущество в лице нашего общего друга, автомата Калашникова, и по правилам я обязан тебя шлепнуть… Ого!

Отработанным движением паренек выхватил нож и метнул его в Валентина. Валентин едва успел уклониться.

— Круто, — признал он. — Не зря они тебя Резвым прозвали… Ладно! С тобой тут болтать у меня нет ни времени, ни желания, — Валентин отступил на четыре шага, не спуская с Резвого глаз, вытащил из ствола дерева застрявший нож. — Присядь-ка и сними ботинки. Понравились они мне: хорошие, крепкие, армейского образца — таким сносу не будет. Предлагаю по этой причине взаимовыгодный обмен: ты мне — ботинки, я тебе — жизнь. Подходит?

— Сучара е….., — сказал Резвый.

— Уймись, — посоветовал ему Валентин, демонстративно поигрывая ножом в свободной руке. — Целее будешь. Я ведь стрелять и ножи метать еще не разучился.

Резвый понуро сел на песок, начал стаскивать башмаки, швырнул их Валентину.

— Правильное решение, — одобрительно кивнул Валентин. — Жизнь дороже пошлых ботинок. И знаешь, чтобы я случайно не подумал, что ты решил сделку расторгнуть, оставайся пока на месте, так и сиди и, советую, не дергайся.

Валентин быстро обулся. Башмаки оказались на размер меньше, чем нужно, но зато были хорошо разношены.

— Ну пока, — сказал Валентин Резвому. — Передавай там привет своим друзьям.

Валентин повернулся и пошел вдоль берега. Резвый остался сидеть, глядя в песок. Валентин остановился, посмотрел на него, потом вздохнул и отправился дальше.

«Я его жалею, — подумал он. — Мне и в самом деле жалко их всех. Они меня в случае чего не пожалеют, а я их жалею. Выросших в новом мире, в этом хаосе, в страшном кровавом бардаке; не помнящих другого мира, знающих другой мир по неумелым рассказам выживших взрослых. А выжили-то разные, и в большинстве своем — типажи не слишком интеллигентные. Можно себе представить, о чем они способны порассказать молодым любознательным ребятам. И мне этих ребят жаль, потому что я помню другой, лучший, мир… Впрочем, еще вопрос, кто из нас счастливее. Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное…»

Кто-то нагонял Валентина, шел следом. Валентин обернулся. Метрах в тридцати нетвердой походкой вышагивал Резвый.

— Что тебе нужно?! — крикнул ему Валентин. — Мотай к своим. Жить надоело?

Парень молчал.

— Вот идиот, — произнес Валентин с чувством.

Он, оглядываясь, сделал несколько шагов. Резвый отставать не собирался.

«Вот прилип, — подумал Валентин, — что кусок лейкопластыря. Пугануть его, что ли?»

Валентин круто на ходу развернулся и направился к парню. Тот не отступил. Ждал, насупившись.

— Ну, — сказал Валентин, — как говаривали в Одессе, ты имеешь мне что сказать?.. Молчишь? Ну молчи, молчун. Слушай, а может ты чокнутый? Дубинушка, а?

Парень никак не отреагировал на оскорбление. Валентин плюнул зло и двинулся дальше.

«Ведь совсем недавно никакой проблемы не было, — думал он с ожесточением. — А теперь стал жалеть всех и вся в ущерб собственной безопасности. Удивительно, как ты еще протянул столько времени. Одно и остается — подтрунивать над собой…»

Через час они вошли в небольшую деревеньку, пустую и заброшенную. Все здесь было разворовано и разгромлено. И давно. Но сохранилось несколько яблонь; на ветках среди листвы и на земле в траве прятались созревшие яблоки. Валентин забрался в поросший крапивой садик, подобрал несколько штук. Пару жадно схрумкал на месте, не меньше десятка взял с собой, набил карманы. Резвый наблюдал за ним из-за полусгнившего забора голодными глазами. Валентин кинул ему несколько яблок. Паренек отвернулся и стал смотреть в сторону.

— Гордый, — отметил Валентин. — Морду бы сначала умыл, гордый!

Выбираясь из садика, Валентин заметил что-то желтое в траве под крапивой. Присмотрелся. Там лежал хорошо сохранившийся человеческий скелет в истлевшей одежде, обутый в тяжелые кирзовые сапоги. Валентин вытащил нож, срезал крапиву и попытался снять с мертвеца сапоги. Правая нога скелета при этом с хрустом переломилась в коленном суставе. Валентин все-таки освободил обувь, вытряхнул из сапог мусор, потом швырнул их Резвому, сказав:

— Натягивай. Помни мою доброту.

Резвый смотрел в сторону.

— Как хочешь.

Когда минут через пять Валентин обернулся, он увидел, что Резвый, прихрамывая, ковыляет позади в кирзовых сапогах. «Новые сапоги всегда жмут», — подумал Валентин и улыбнулся. В руках Резвый держал по яблоку, откусывал от них прямо на ходу, но, заметив внимание Валентина, отбросил огрызки в сторону. Карманы штанов у Резвого оттопыривались.

Ближе к вечеру Валентин подстрелил кролика. Получилось случайно. Они с Резвым вошли в лес, и там прямо из-под ног выскочил вдруг ушастый серый клубок. Валентин выстрелил одиночным навскидку, и пуля перехватила кролика в прыжке, бросила его на траву. Валентин поднял дергающееся истекающее кровью тельце за заднюю лапу:

— Вот и ужин.

Еще через полчаса Валентин решил сделать привал. Он выбрал овражек посуше, осмотрел его, очистил на дне площадку, развел костер из веток валежника. Сделал вертел, выпотрошил и прокоптил кролика. Резвый все это время сидел наверху, на краю овражка, грыз яблоки.

— Слезай сюда, — предложил ему Валентин, — или убирайся. Ты меня демаскируешь.

Паренек спустился вниз. В это время Валентин снял кролика с вертела и ножом разделил тушку на две половины.

— Жрать будешь? — спросил он, протягивая Резвому на листе лопуха прокопченную и горячую кроличью половину. — Без соли, к сожалению. И без специй.

Резвый гулко сглотнул (яблоки — не еда для гуляющих на свежем воздухе молодых людей) и принял дар.

— Правильно, — одобрил Валентин. — Дают — бери, бьют беги.

Они поели.

Валентин почувствовал, что слипаются глаза. Прогулка измотала его.

«Но не спать, — приказал он себе. — Потом будет можно, а сейчас — нельзя».

— Спать сегодня собираешься? — обратился он к Резвому.

Тот сидел, положив руки на колени. Молчал.

Валентин прилег на землю, под боком — автомат; так не слишком удобно, но менее всего он думал сейчас об удобствах. Валентин сделал вид, будто засыпает, а сам внимательно наблюдал за странным своим спутником. Парень сидел неподвижно, потом начал клевать носом, лег, заворочался, устраиваясь. Валентин выждал некоторое время, потом бесшумно встал, подобрал автомат и сделал несколько осторожных шагов к выходу из овражка. Под ногами хрустнула ветка. Валентин мысленно чертыхнулся. Резвый, видно, спал чутко, сразу вскочил и уставился, сонно таращась, на Валентина.

— Ты чего? — спросил его Валентин. — По делу я. Сейчас вернусь.

«С какой это радости я перед ним еще и оправдываться должен? — думал он сердито, заходя за кусты и расстегивая ширинку. — Совсем уже… »

* * *

Толком они так и не выспались. И когда Валентин встал утром, он почувствовал себя еще более уставшим, чем ночью, когда ложился спать. Но к полудню они вышли все-таки к песчаному карьеру.

Валентин поймал себя на том, что перестал думать о возможной опасности сзади; наоборот, присутствие за спиной Резвого создавало ощущение уверенности за свой тыл.