Война Роузов

Сняв с себя все, кроме шортов, он все равно обливался потом. Через открытое окно до него доносились звуки ночного города: автомобильный гудок, визг шины по асфальту, детский крик. Он вспоминал о разгроме, который устроил днем в ее комнате. Как там сейчас, должно быть, отвратительно. Его сотряс приступ истерического смеха.

Но ничего, впереди еще много развлечений подобного рода, сказал он себе, приканчивая бутылку и закатывая ее под кровать. Уже несколько раз он свистел Бенни, которого ему не хватало. Надо было поговорить. Бенни все понимал так, как нужно. Оливер высунул голову из окна и закричал: "Бенни, Бенни, где ты, старый рогоносец?" Надо было позвонить в приемник для животных еще утром. Как-то раз или два Бенни удирал слишком далеко от дома, и тогда его приводил служащий по отлову собак. "Я тебе надеру задницу, за то что ты бросил меня, — твердо пообещал Оливер. — В такой момент, когда ты мне особенно нужен". Он чувствовал, что уже пьян, но трезвая голова ни к чему. Ни теперь. Ни впредь.

Прихватив еще одну бутылку вина и фонарик, он прихрамывая вышел из комнаты и остановился у ее дверей. Из щели в косяке все еще тянуло вонью. Он был уверен, что выкурил ее из комнаты навсегда. Из их комнаты. Это только первый шаг. Он отпраздновал победу глотком из бутылки, зашел в комнату Евы, покрутил рукоятку настройки большого переносного радиоприемника, поймал орущую рок-станцию и включил звук на полную мощность. Оглушающие звуки заполнили молчащий дом. Затем он открыл дверь в комнату Джоша, заглянул внутрь, убедился, что там никого нет, и выволок радиоприемник в коридор, предварительно выломав регулятор громкости, чтобы звук невозможно было убавить. Барбара ненавидела громкую рок-музыку еще больше, чем он сам. "Слушай на здоровье, сука", — пробормотал он.

Оперевшись на медные поручни лестницы в коридоре, он обнаружил, что ему трудно нести одновременно и фонарь и бутылку. Прикончив последнюю длинным глотком и отшвырнув ее в сторону, он стал осторожно спускаться вниз. В библиотеке он посмотрел на шкаф, похожий на отдыхающее чудовище. Вся комната пропахла спиртным. Он пожал плечами и отвернулся. Что толку оплакивать погибших солдат? Впереди еще много трудных испытаний, много других потерь. Покинув библиотеку, он прохромал по коридору, миновал кухню и направился к двери, которая вела в мастерскую.

Хотя порой он смутно представлял себе, что творится у него в голове, все же, уверял он себя, это никак не влияло на мотивы его действий, на одну-единственную цель всех его поступков — выдворить ее из дома. Из егодома. Подняв фонарик повыше, чтобы осветить лестницу, он сделал первый шаг. Здоровая нога ступила на что-то неустойчивое. Стопа подогнулась, причинив ему боль. Он не успел ухватиться за перила, потеряв равновесие, выронил фонарь и покатился вниз по деревянным ступеням, пытаясь ухватиться за гладкую стену. Болезненные уколы от многочисленных металлических предметов, рассыпанных по лестнице, обжигали кожу.

Фонарь от удара погас, и все вокруг погрузилось в темноту. Падение и боль мгновенно протрезвили его. Он понял, что лежит у входа в свою мастерскую. Ощупав себя, он стряхнул какие-то металлические предметы, часть которых вонзилась ему в тело. Наверное, он весь в крови. Глаза постепенно привыкли к темноте, он начал различать знакомые предметы в мастерской, пытаясь определить масштабы разрушений. Опираясь на руки и колени, он осторожно двинулся по направлению к сауне, поднялся, опираясь на деревянную ручку, и ощупью прошел внутрь.

У него появилось ощущение, словно он забрался в мешок с углем. Теперь темнота стала кромешной, и он растянулся на пристроенной к стене полке из красного дерева, зная, что не сможет выйти отсюда до тех пор, пока дневной свет не просочится в мастерскую через окна первого этажа. Кончиками пальцев он принялся ощупывать раны на своем теле, извлекая все новые металлические предметы.

Время от времени ему казалось, что до него доносятся приглушенные звуки рок-музыки. Мысль о том, что она, вероятно, тоже ворочается сейчас где-то без сна, немного успокаивала, хотя досада от собственного бессилия не проходила. От недавнего радостного возбуждения не осталось и следа. Он проклинал свою глупость, неспособность предвидеть ее следующий ход. Он все еще продолжал видеть в ней прежнюю Барбару, а не вероломную змею, в которую она теперь превратилась.

Шок, вызванный падением, заставил его мозг заработать особенно остро. Он перебрал в голове весь дом, все его закоулки, вплоть до последней трубы или самого тонкого проводка. Он был уверен, что ему дом знаком лучше, чем ей. И если дому суждено стать оружием, что ж, пусть так. В его силах подстроить ей не одну, а сотню таких же ужасных ловушек. Дом принадлежал ему, а значит, был его верным союзником. Они начнут сражаться вместе. По-настоящему в жизни значит лишь то, за что стоит сражаться, подумал он, возбуждая в себе мужество. И терпение.

Его тело исходило потом. Время от времени он открывал дверь в сауну, чтобы посмотреть, не начало ли светать. Ночь казалась бесконечной.

Когда наконец наступил рассвет, он выбрался из сауны и осторожно пробрался сквозь разгром, царивший в мастерской. Теперь его решимость обрела четкие очертания, и он точно знал, что ему необходимо найти. С удивлением он обнаружил, что баллоны с силиконовым распылителем и канистра со смазочным маслом остались нетронуты и стояли там же, где он обычно их хранил.

Прихватив их с собой вместе с небольшим ломиком, который он подобрал без всякой определенной цели, просто как оружие, он пробрался через разбросанные инструменты к двери и начал осторожно подниматься по лестнице, смахивая ладонью лежавшие на ступенях гайки, винты и шурупы. Ничто не могло отвратить его от выполнения намеченного плана. Хромая он прошел через коридор и случайно бросил взгляд в зеркало, висевшее в вестибюле. На него глянуло омерзительное лицо — измотанное, небритое, дикое.

У подножия лестницы, которая вела на второй этаж, лежал вдребезги разбитый радиоприемник. Видимо, она напала на него и безжалостно умертвила. Хватаясь руками за перила, он одолел несколько лестничных пролетов, заключив, что Барбара притаилась в комнате Энн.

С помощью ломика он оторвал упоры, которые держали ковер на ступенях лестницы, и скатал его вниз ступенька за ступенькой, обнажив голое дерево. Затем хладнокровно обрызгал каждую ступеньку силиконом. Когда распылитель в баллонах закончился, он нанес на оставшиеся ступени тонкий слой смазочного масла.

В шортах работать было неудобно, но он действовал методично и целеустремленно, словно набрасывал план предстоящего выступления в суде или диктовал какую-нибудь бумагу мисс Харлоу. Он предпринимал необходимые меры, призванные смирить ее слепое и разрушительное упрямство. Можно, конечно, избежать этой войны, но Барбара такая упертая и ужасно безрассудная. У него просто нет иного выхода.

Покончив с этой трудоемкой задачей, он поднялся наверх по задней лестнице. Добравшись до верхней площадки, он забил в дверь деревянный клин, так, чтобы застопорить ее в закрытом положении, и, словно человек, покончивший на сегодня со всеми трудами, удалился к себе в комнату. Он чувствовал, что заслужил хороший глоток спиртного, и откупорил бутылку Лафит Ротсчилд урожая 59-го. В конце концов у него появился повод. Быстро покончив с бутылкой, он в изнеможении растянулся на кровати, и тут ему показалось, что он слышит знакомый лай Бенни где-то в отдалении. Это напомнило ему, что надо позвонить в приемник для животных. Но в телефонной трубке стояла гробовая тишина. В раздражении он сорвал аппарат со стены и швырнул его через всю комнату в угол, где тот грохнулся об пол и раскололся. Тогда Оливер открыл еще одну бутылку вина и выпил ее.