Война с саламандрами. Мать. Рассказы. Юморески
Шрифт:
Филипек почесал затылок и ответил:
– Господин вахмистр, этого делать я не имею права, ведь как-никак существует тайна переписки; вы, правда, могли бы осмотреть все «именем закона»; но и тогда я обязан сообщить начальству, что была произведена проверка.
– Подождите, – прервал я его, – я бы не хотел этого делать. Вот если бы вы, Филипек, скуки ради или так… посмотрели по документам, кто в последнее время отправлял что-нибудь такое, из-за чего Геленка должна была повернуться спиной к столу.
– Господин вахмистр, – говорит Филипек, – это не составит труда – телеграммы есть, но,
Он, конечно, был прав, этот Филипек: принес мне что-то около тридцати фамилий – с сельской почты ведь много телеграмм не отправляют, да еще там были какие-то посылки паренькам, отбывающим военную службу, но все это мне действительно ровным счетом ничего не дало. Знаете, куда бы я ни шел, везде только об этом и думал: мучила меня мысль, что я свое обещание этой мертвой девочке не выполню.
И вот однажды, неделю примерно спустя, иду я опять на почту. Филипек мне улыбается и говорит:
– Господин вахмистр, играйте теперь в кегли один, я укладываюсь. Завтра сюда приезжает девушка с пардубицкой почты.
– Вот как, – спрашиваю, – в наказание, что ли, переводят ее из города на сельскую почту?
– Да нет, господин вахмистр, – отвечает Филипек и глядит на меня как-то странно, – эта девушка переводится сюда по собственному желанию.
– Удивительно, – говорю я. – Ох уж эти мне женщины.
– Да, – соглашается Филипек и все на меня смотрит, – а самое удивительное в том, что анонимный донос насчет экстренной ревизии тоже был послан из Пардубиц.
Я аж присвистнул и думаю, что посмотрел на Филипека так же странно, как и он на меня. А тут в разговор вмешался почтальон Угер, он как раз раскладывал корреспонденцию:
– А, Пардубице! Да этот управляющий из поместья туда чуть ли не каждый день пишет какой-то девице на почте. Наверно, это его любовь, а?
– Послушайте, папаша, – обращается к нему Филипек, – не знаете ли вы, как зовут эту девицу?
– Вроде Юлия Тоуф, Тоуфар…
– Тауферова, – говорит Филипек, – так это же она, та самая, что должна сюда приехать.
– Он, этот Гоудек, то есть управляющий, – продолжает почтарь, – тоже каждый день получает письма из Пардубиц. «Господин управляющий, – говорю я ему, – вам опять письмецо от невесты». Он, этот управляющий, всегда встречает меня где-нибудь на середине пути. А сегодня ему и посылочка, но уже из Праги… Посмотрите-ка – ее ведь вернули с отметкой «Адресат неизвестен». Видно, господин Гоудек перепутал адрес. Так я отнесу ее обратно.
– Покажите, – заинтересовался Филипек. – Адресовано какому-то Новаку. Прага, Спалена улица. Два кило масла. Штамп от четырнадцатого июля.
– Тогда здесь еще работала Геленка, – заметил почтальон.
– Покажи-ка, – говорю я Филипеку и нюхаю ящичек.
– Филипек, а не кажется ли вам странным, что масло пробыло в пути десять дней и не протухло? Папаша, – говорю я, – оставьте-ка посылку здесь и топайте, разносите почту.
Не успел почтальон уйти, как Филипек мне говорит:
– Господин вахмистр, этого делать, правда,
не полагается, но… долото вот здесь. – И ушел: он, мол, ничего не видит.Так вот, я этот ящичек вскрыл: в нем было два кило глины. Тут пошел я к Филипеку и говорю:
– Ты, парень, об этом никому ни слова, понял? Я все беру на себя.
Само собой разумеется, собрался я и пошел к этому управляющему Гоудеку в поместье. Он сидел там на бревнах, уставившись в землю.
– Господин управляющий, – говорю я ему, – тут на почте произошла какая-то путаница. Не вспомните ли вы, по какому адресу дней десять-двенадцать тому назад вы отправляли посылку?
Гоудек, как мне показалось, немного побледнел и говорит:
– Это не имеет значения, я уже и сам не помню кому.
– Господин управляющий, – спрашиваю я его снова, – а какое это было масло?
Тут Гоудек вскочил, теперь уже побелев как мел, и закричал:
– Что это значит? Почему вы ко мне пристаете?
– Господин управляющий, – говорю я. – Вот что: вы убили Геленку. Вы принесли на почту посылку с вымышленным адресом, и Геленка должна была взвесить ее на весах. Пока она взвешивала, вы наклонились через перегородку и украли из ящика стола двести крон. Из-за этих несчастных двух сотен Геленка утопилась. Вот оно как!
Сударь, этот Гоудек задрожал, как осиновый лист.
– Это ложь, – закричал он, – зачем мне было красть эти деньги?
– Затем, что вы хотели, чтобы вашу невесту Юлию Тауферову перевели на здешнюю почту. Это ваша барышня сообщила в анонимном письме, что у Геленки недостача в кассе. Вы двое загнали Геленку в озеро. Вы двое ее убили. У вас на совести преступление, Гоудек.
Гоудек упал на бревна и закрыл лицо руками; за всю свою жизнь я не видел, чтобы мужчина так плакал.
– Господи! – сетовал он. – И откуда я мог знать, что она утопится! Я только думал, что ее уволят… ведь она же могла не работать. Господин вахмистр, я хотел жениться на Юльче, но тогда один из нас должен был потерять работу… и нам не хватило бы на жизнь. Поэтому я так хотел, чтобы Юльча перешла на здешнюю почту. Пять лет мы ждали этого… Господин вахмистр, мы очень любим друг друга!
Дальше о нем я вам рассказывать не буду; была уже ночь, этот парень стоял передо мной на коленях, а я ревмя ревел, как старая шлюха, из-за Геленки и всего остального.
– Ну, довольно, – сказал я ему наконец. – Я сыт по горло. Давайте-ка сюда эти двести крон. Так. А теперь слушайте: если вы вздумаете предупредить Тауферову Юльчу раньше, чем я приведу все в порядок, я отправлю донесение о том, что деньги украли вы, поняли? А если вы вздумаете застрелиться или сотворить что-нибудь подобное, то я расскажу всем, почему вы это сделали. И кончено.
Всю ту ночь, сударь, я просидел под звездами и судил эту пару; я спрашивал Бога, как их следует наказать, и понял всю ту горечь и радость, которая есть в справедливости. Если бы я на них донес, Гоудек получил бы несколько недель условного заключения, и еще трудно было бы доказать его виновность. Гоудек убил эту девушку, но это был не закоренелый убийца. Любое наказание, которое ему могли бы дать, казалось мне и слишком большим, и слишком незначительным. Поэтому я судил их и наказывал сам.