Война с саламандрами. Мать. Рассказы. Юморески

– Ищите себе другую, – Иоганна захлебывается рыданиями, – я у вас и до утра не останусь… Я человек, а не собака… Не стану все терпеть… Не стану! – восклицает она с отчаянием. – Хоть бы вы мне тысячи платили. Лучше на мостовой заночую…

– Да почему же, Иоганна! – беспомощно защищается он. – Чем я вас обидел? Я вам даже слова не сказал…

– Не обидели?! – кричит Иоганна с еще большим отчаянием. – А это не обида… обыскать шкаф… как у воровки? Это ничего? Это я должна стерпеть? Никто меня так не позорил… Я не какая-нибудь… потаскушка! – Она разражается конвульсивным плачем, переходящим в вой, и убегает, хлопнув дверью…

Хозяин поражен беспредельно. И это вместо повинной? Да что же это такое? Что и говорить, ворует, как сорока, и она же оскорблена, что он дознался до правды. Воровать она не стыдится, но жестоко страдает оттого, что ее воровство обнаружено… В своем ли она уме?

Ему становилось все больше жаль служанку. «Вот видишь, – говорил он себе, – у каждого человека есть свои слабости, и больше всего ты оскорбишь его тем, что узнаешь о них. Ах, как безгранична моральная уязвимость человека, совершающего проступки! Как он мнителен и душевно слаб в грехах своих! Коснись сокрытого зла – и услышишь вопль обиды и муки. Не видишь ты разве, что хочешь осудить виноватого, а осуждаешь оскорбленного?»

Из кухни доносился плач, приглушенный одеялом. Хозяин хотел войти, но кухня была заперта изнутри. Стоя за дверью, он уговаривал Иоганну, корил ее, успокаивал, но в ответ слышались только рыдания, все более громкие и безутешные. Подавленный, полный бессильного сострадания, он вернулся в свою комнату. На столе все еще лежали украденные вещи – отличные новые рубашки, много всякого белья, разные сувениры и бог весть что еще. Он потрогал их пальцем, но от этого прикосновения только росли чувство одиночества и печаль.

Случай с доктором Мейзликом

– Послушайте, господин Дастих, – озабоченно сказал полицейский чиновник доктор Мейзлик старому магу и волшебнику, – я к вам, собственно, за советом. Я вот ломаю голову над одним случаем.

– Ну, выкладывайте! – сказал Дастих. – С кем там и что стряслось?

– Со мной, – вздохнул доктор Мейзлик. – И чем больше я об этом случае думаю, тем меньше понимаю, как он произошел. Просто можно с ума сойти.

– Так кто же все это натворил? – спросил Дастих успокаивающе.

– Никто! – крикнул Мейзлик. – И это самое скверное. Я сам совершил что-то такое, чего понять не в состоянии.

– Надеюсь, все это не так страшно, – успокаивал доктора Мейзлика старый Дастих. – А что же вы все-таки натворили, дружище?

– Поймал медвежатника, – мрачно ответил Мейзлик.

– И это всё?

– Всё.

– А медвежатник оказался ни при чем, – подсказал Дастих.

– Да нет, он же сам признался, что ограбил кассу в Еврейском благотворительном обществе. Это какой-то Розановский или Розенбаум из Львова, – ворчал Мейзлик. – У него нашли и воровской инструмент, и все прочее.

– Так чего же вы еще хотите? – торопил его старый Дастих.

– Я бы хотел понять, – сказал полицейский чиновник задумчиво, – каким образом я его поймал. Подождите, сейчас я вам все расскажу по порядку. Месяц тому назад, третьего марта, я дежурил до полуночи. Не знаю, помните ли вы, что в первых числах марта три дня подряд лил дождь. Я заскочил на минутку в кафе и собрался было уже идти домой, на Винограды. Но вместо этого почему-то пошел в противоположную сторону, по направлению к Длажденой улице. Скажите, пожалуйста, почему я пошел именно в ту сторону?

– Возможно, просто так, случайно, – предположил Дастих.

– Послушайте, в этакую погоду человек не болтается по улицам просто так, от нечего делать. Я бы хотел знать, какого черта меня понесло туда? Не думаете ли вы, что это было предчувствие? Знаете, нечто вроде телепатии.

– Да, – утвердительно кивнул головой Дастих. – Вполне возможно!

– Вот видите, – заметил Мейзлик как-то озабоченно. – То-то и оно! Но это также могло быть и просто подсознательное желание взглянуть, что делается «У трех девиц».

– А-а, вы имеете в виду ночлежку на Длажденой улице, – вспомнил Дастих.

– Вот именно. Там обычно ночуют карманники и медвежатники из Будапешта или из Галиции, когда приезжают в Прагу по своим «делам». Мы за этим кабаком следим. Как по-вашему, может быть, я просто по привычке решил заглянуть туда?

– Вполне может быть, – рассудил Дастих, – такие вещи иногда делаются совершенно механически, в особенности если они входят в круг служебных обязанностей. Тут нет ничего удивительного.

– Так вот, пошел я по Длажденой улице, – продолжает Мейзлик, – заглянул мимоходом в список ночлежников «У трех девиц» и отправился дальше. Дойдя до конца улицы, остановился и повернул обратно. Скажите, пожалуйста, ну почему я повернул обратно?

– Привычка, – предположил Дастих, – привычка патрулировать.

– Возможно, – согласился полицейский чиновник. – Но ведь я уже кончил дежурство и хотел идти домой. Может быть, это было предвидение?

– Такие случаи тоже известны, – признал Дастих, – но в них нет ничего загадочного. Просто это значит, что человек обладает сверхъестественным чутьем.

– Черт возьми, – закричал Мейзлик, – так это была привычка или сверхъестественное чутье? Вот это-то мне и хотелось бы знать. Да, погодите. Когда я повернул обратно, то повстречал какого-то человека. Вы спросите – ну и что же, разве кому-либо возбраняется ходить в час ночи по Длажденой улице? В этом нет ничего подозрительного. Я и сам ничего в том не заподозрил; однако остановился под самым фонарем и стал закуривать сигарету. Знаете, мы всегда так поступаем, когда впотьмах хотим кого-нибудь внимательно разглядеть. Как вы думаете, это была случайность, привычка или… некая неосознанная тревога?

– Не знаю, – сказал Дастих.

– Я тоже, черт побери! – злобно воскликнул Мейзлик. – Зажигаю я сигарету под самым фонарем, а человек проходит мимо меня. Господи, я даже не взглянул ему в лицо, стоял, уставившись в землю. Этот парень уже прошел, и тут что-то мне в нем не понравилось. «Проклятие! – сказал я сам себе. – Тут что-то не в порядке, но что именно? Ведь я этого типа даже не разглядел». Стою я у фонаря, под проливным дождем, и раздумываю. И вдруг меня осенило… Ботинки! У этого человека что-то странное было на ботинках. «Опилки!» – неожиданно громко проговорил я.